Я никогда не видел сквайра так близко. Это был высокий мужчина, более шести футов ростом, дородный, с толстым, добродушным и энергичным лицом, огрубевшим за время долгих странствий. У него были черные подвижные брови, выдававшие незлой, но надменный и вспыльчивый нрав.
– Войдите, мистер Данс, – сказал он важно и снисходительно.
– Добрый вечер, Данс, – сказал доктор и кивнул головой. – Добрый вечер, друг Джим. Какой попутный ветер занес вас сюда?
Таможенный надзиратель выпрямился, руки по швам, и рассказал все наши приключения, как заученный урок. Посмотрели бы вы, как многозначительно переглядывались оба джентльмена во время его рассказа! Они подались вперед всем телом и слушали с таким любопытством, что даже перестали курить. А когда они услыхали, как мать моя отправилась ночью обратно в наш дом, доктор Ливси хлопнул себя по колену, а сквайр крикнул «браво!» и разбил свою длинную трубку о решетку камина. Мистер Трелони (так, если вы помните, звали сквайра) давно уже оставил свое кресло и расхаживал по комнате, а доктор, словно для того, чтобы лучше слышать, стащил с головы свой напудренный парик. Странно было видеть его без парика, с коротко остриженными черными волосами.
Наконец мистер Данс окончил свой рассказ.
– Мистер Данс, – сказал сквайр, – вы благородный человек! А прикончив одного из самых кровожадных злодеев, вы совершили доблестный поступок. Таких и надо давить, как тараканов!.. Хокинс, я вижу, тоже малый не промах. Позвони в тот колокольчик, Хокинс. Мистер Данс должен выпить пива.
– Значит, Джим, – сказал доктор, – то, что они искали, находится здесь, у тебя?
– Вот оно, сэр, – сказал я и протянул ему завернутый в клеенку пакет.
Доктор осмотрел пакет со всех сторон. По-видимому, ему не терпелось вскрыть его. Но он пересилил себя и спокойно положил пакет в карман.
– Сквайр, – сказал он, – когда Данс выпьет пива, ему, разумеется, надлежит вернуться к своим служебным обязанностям. А Джим Хокинс будет ночевать у меня. Если позволите, я попрошу сейчас подать ему холодного паштета на ужин.
– Еще бы, сделайте милость, Ливси! – отозвался сквайр. Хокинс сегодня заслужил кое-что и побольше.
Передо мной на одном из маленьких столиков поставили большую порцию голубиного паштета. Я был голоден как волк и поужинал с большим удовольствием. А тем временем Данс, выслушав немало новых похвал, удалился.
– Ну, сквайр…
– Ну, Ливси…
В одно слово сказали доктор и сквайр.
– По порядку, не все сразу, – засмеялся доктор Ливси. Надеюсь, вы слышали об этом Флинте?
– Слыхал ли я о Флинте?! – воскликнул сквайр. – Вы спрашиваете, слыхал ли я о Флинте? Это был самый кровожадный пират из всех, какие когда-либо плавали по морю. Черная Борода[3] перед Флинтом младенец. Испанцы так боялись его, что, признаюсь вам, сэр, я порой гордился, что он англичанин. Однажды возле Тринидада я своими глазами видел вдали его паруса, но наш капитан струсил и тотчас же повернул обратно, сэр, в Порт-оф-Спейн.
– Я слышал о нем здесь, в Англии, – сказал доктор. Но вот вопрос: были ли у него деньги?
– Деньги! – вскричал сквайр. – Разве вы не слыхали, что рассказывал Данс? Что могли искать эти злодеи, если не деньги? Ради чего, кроме денег, они стали бы рисковать своей шкурой?
– Мы скоро узнаем, ради чего, – ответил доктор. – Вы так горячитесь, что не даете мне слова сказать. Вот что я хотел бы выяснить: предположим, здесь, у меня в кармане, находится ключ, с помощью которого можно узнать, где Флинт спрятал свои сокровища. Велики ли эти сокровища?
– Велики ли, сэр! – закричал сквайр. – Так слушайте! Если только действительно в наших руках находится ключ, о котором вы говорите, я немедленно в бристольских доках снаряжаю судно, беру с собой вас и Хокинса и отправляюсь добывать это сокровище, хотя бы нам пришлось искать его целый год!
– Отлично, – сказал доктор. – В таком случае, если Джим согласен, давайте вскроем пакет.
И он положил пакет перед собой на стол.
Пакет был крепко зашит нитками. Доктор достал свой чемоданчик с инструментами и разрезал нитки хирургическими ножницами. В пакете оказались две вещи: тетрадь и запечатанный конверт.
– Прежде всего посмотрим тетрадь, – предложил доктор. Он ласково подозвал меня к себе, и я встал из-за стола, за которым ужинал, чтобы принять участие в раскрытии тайны. Доктор начал перелистывать тетрадь. Сквайр и я с любопытством смотрели через его плечо.
На первой странице тетради были нацарапаны всевозможные каракули. Было похоже, что их выводили от нечего делать или для пробы пера. Между прочим, здесь была и та надпись, которую капитан вытатуировал у себя на руке: «Удачи Билли Бонсу», – и другие в том же роде, например: «Мистер У. Бонс, штурман», «Довольно рому», «У Палм-Ки[4] он получил, что ему причиталось». Были и другие надписи, совсем непонятные, состоявшие большей частью из одного слова. Меня невольно занимала мысль: кто был тот, который получил, «что ему причиталось», и что именно ему причиталось. Быть может, удар ножом в спину?
– Ну, из этой страницы не много выжмешь, – сказал доктор Ливси.
Десять или двенадцать следующих страниц были полны странных записей. На одном конце строки стояла дата, а на другом значилась сумма, как обычно в бухгалтерских книгах. Но вместо всяких объяснений в промежутке стояло только различное число крестиков. Двенадцатым июня 1745 года, например, была помечена сумма в семьдесят фунтов стерлингов, но все объяснения, кому и за что она причиталась, заменяли собой шесть крестиков. Изредка, впрочем, добавлялось название местности, например: «Против Каракаса», или просто помечались широта и долгота, например: «62°17′20'', 19°2′40''».
Записи велись в течение почти двадцати лет. Заприходованные суммы становились все крупнее. И в самом конце, после пяти или шести ошибочных, зачеркнутых подсчетов, был подведен итог, и внизу подписано: «Доля Бонса».
– Я ничего не могу понять, – сказал доктор Ливси.
– Все ясно, как день! – воскликнул сквайр. – Перед нами приходная книга этого гнусного пса. Крестиками заменяются названия потопленных кораблей и ограбленных городов. Цифры обозначают долю этого душегуба в общей добыче. Там, где он боялся неточности, он вставлял некоторые пояснения. «Против Каракаса», например. Это значит, что против Каракаса было ограблено какое-то несчастное судно. Бедные моряки, плывшие на нем, давно уже гниют среди кораллов, упокой, Господи, их души!
– Правильно! – сказал доктор. – Вот что значит быть путешественником! Правильно! И доля его росла, по мере того как он повышался в чине.
Ничего больше в этой тетради не было, кроме названий некоторых местностей, записанных на чистых листах в конце, и таблицы сравнительного достоинства английских, испанских и французских денег.
– Бережливый человек! – воскликнул доктор. – Такого не обсчитаешь.
– А теперь, – сказал сквайр, – посмотрим, что здесь.
Конверт был запечатан в нескольких местах. Печатью служил наперсток, – может быть, тот самый наперсток, который я нашел у капитана в кармане. Доктор осторожно сломал печати, и на стол выпала карта какого-то острова с указанием широты и долготы, с обозначениями промеров дна, с названиями холмов, заливов и бухт. Вообще здесь было все, что может понадобиться, чтобы без всякого риска подойти к неведомому острову и бросить якорь.
Остров имел девять миль в длину и пять в ширину. Он напоминал жирного дракона, ставшего на дыбы. Мы заметили две гавани, хорошо укрытые от бурь, и холм посередине, названный «Подзорная Труба».
На карте было много добавлений, сделанных позже. Резче всего бросались в глаза три крестика, нарисованные красными чернилами, – два в северной части острова и один в юго-западной. Возле этого последнего крестика теми же красными чернилами было написано мелким, четким почерком, совсем не похожим на каракули капитана:
