В итоге этого неконтролируемого и волнообразного процесса люди расселились по всей галактике. Но не все проходило гладко. Много людей погибало, так и не долетев до своей цели; многих убивала сама планета, которая оказывалась не такой уж и дружелюбной; кто-то сходил с ума и не мог приспособиться к новым условиям.
Прижились не все, но тем, кто смог, пришлось меняться, подстраиваясь под новую среду. И за столетия люди изменились, кто-то больше, кто-то меньше; у многих появилась своя культура, свои нормы морали и поведения. И, конечно, многие изменились физически: в некоторых из них уже с трудом можно было узнать людей, чьими далекими потомками они являлись. Не изменился почти нигде только язык – он как был общеземным, так и остался. Хотя в каких-то уголках галактики люди дошли до того, что изобрели новый или воскресили свой национальный язык.
Вот в таких новых и непривычных для них условиях людям опять пришлось учиться взаимодействовать, отстаивать свои интересы и ресурсы, но только уже на уровне своих планет. Сейчас, спустя столетия, этот процесс отладили, появился Галактический Союз, новые законы и правила. И вот уже почти сто лет не слышно о новых конфликтах или войнах – все заняты налаживанием своей жизни и построением новых миров для своих потомков.
Вынырнув из далеких мыслей, я поежилась и нехотя поднялась. Нужно возвращаться домой. У меня еще море дел до отлета. Нужно освободить свою комнатушку, разобрать вещи, избавившись почти от всех, и перегнать Гарика Марику – коллеге по работе, который согласился его купить за сущие копейки. Но это хоть что-то, отправлять его в переработку мне совсем не хотелось, а так, может, еще пару лет прослужит. Вскочив на сиденье, я не спеша поехала домой.
Два дня пролетели в непрерывной беготне. Я освобождала свою квартиру, нещадно избавляясь от ненужных вещей. Ведь с собой я могу взять только небольшую сумку: везти багаж было слишком дорого. Я экономила на всем, стараясь отложить как можно больше денег, ведь неизвестно, когда у меня получится найти работу, а жизнь на Келере дорогая.
Мне и так пришлось купить самый дешевый билет и добираться до Келера не прямым маршрутом, а окольными путями. Лететь придется долго. Корабль сначала полетит в галактику NGC 2419, куда повезет крупногабаритный товар, а затем сделает еще несколько остановок на станциях, на одной из которых я и планирую пересесть на другой корабль, который быстро и не очень дорого доставит меня на Келер.
Я столько раз уточняла и перепроверяла маршрут, что, наверное, уже выучила его наизусть. Было страшно сделать что-то не так и в итоге заблудиться. Хотя я прекрасно понимала, что вряд ли стоит этого бояться: сейчас транспортная доступность была на высоте. Но больше всего я боялась криокапсулы. Так как первый мой транспорт по своей сути будет грузовым и планирует лететь несколько недель, он принимает пассажиров только при условии перевозки их в криокапсулах.
А мне было жутко при мысли о том, что мое тело в замороженном состоянии будет заперто в какой-то капсуле. Тут же накатывал приступ клаустрофобии, и все доводы разума о том, что я этого не буду осознавать, не доходили до меня. Лишь огромным усилием воли я брала себя в руки и успокаивалась.
В назначенный день я проснулась рано утром и осмотрела свою пустую комнатушку. По ней я точно не буду скучать. Маленькая, безликая, она никогда мне не нравилась, как бы я ни старалась ее украсить. Ну вот и все. Мне пора. Меня здесь ничего не держит. Я так и не обзавелась друзьями – так только несколько знакомых, которым я даже не сказала, что улетаю, поэтому никакие проводы и напутственные речи меня не ждали.
Даже не позавтракав, я быстро оделась, проверила сумку, убедившись еще раз, что в ней лежит все самое необходимое, вышла из дома и, не оглядываясь, направилась к станции: до космопорта нужно еще добираться несколько часов.
Космопорт был огромным и занимал значительную территорию, но об этом я знала только из галанета, когда изучала маршрут и искала посадочную площадку своего корабля. Осмотреть его весь вживую у меня просто не было возможности. Я без проблем прошла контроль и, миновав посадочную площадку, вместе с остальными пассажирами на гравиботе направилась к кораблю.
От предстоящего полета все внутри тряслось от страха, но самая настоящая истерика чуть не случилась тогда, когда нас после всех обработок укладывали в капсулы. Мне пришлось до крови закусить губу, чтобы не выскочить оттуда и, плюнув на все, не вернуться к прежней, опостылевшей мне жизни. Но я сдержалась и, уже погружаясь в темноту, искренне гордилась собой.
Сознание медленно выплывало из темноты, но никак не хотело окончательно будить мое тело. Меня как будто дернули наружу, но я, как привязанная, не могла вырваться из темноты. Лишь кусочек сознания проник наружу; до меня доносились обрывки фраз, и сквозь ресницы я видела какие-то смутные образы. Что-то происходило, но я ничего не чувствовала и не могла ничего сделать. Мысли были ватными и казались чужими. Я как будто видела себя со стороны, не осознавая, что это я. Но всеми силами пыталась запомнить, что происходит.
Меня подняли и куда-то понесли. Послышались голоса: «Ты уверен, что она подходит? Ее состояние нестабильно, и у нас нет на это разрешения, это ведь…». Голос звучал неуверенно, но его перебил другой. Жесткий и приказной тон говорил о том, что он здесь главный. Я услышала: «Успокойся! Нам подвернулась возможность забрать парочку, показатели у этой на грани, но подходят. Или ты хочешь все рассказать? То-то же! Давай, начинай!»
И я почувствовала какое-то давящее чувство, как будто из меня что-то вытаскивали силой. Я сопротивлялась, пыталась проснуться, но ничего не получалось. Я держалась из последних сил и снова услышала эти голоса: «Что-то идет не так! Нужно прекращать!» и «Не смей! Продолжай!». Не в силах больше сопротивляться, я отпустила сознание и медленно погрузилась в темноту.
Мне казалось, что меня заперли в пузыре, и я бьюсь о его стенки в попытках вырваться. Но они лишь пружинят, и меня отбрасывает назад. Я пытаюсь снова и снова, чувствуя, как теряю силы. И вдруг у меня получилось: стена рвется, и я резко открываю глаза. Но не могу сделать вдох – кажется, что легкие горят, а я сама тону в какой-то мерзкой жиже.
В состоянии жуткой паники я рванулась вверх и села, сделав первый вздох. В груди горело, меня всю трясло. Дрожащими руками я протерла лицо, освобождая его от комков слизи, и сразу же почувствовала неладное. Я не узнавала свое лицо. На ощупь оно было совершенно чужим, оно точно было не моим. К моему телу были прикреплены какие-то провода и трубки, которые опутывали мое совершенно голое тело. Но как только я рассмотрела его, мне стало так жутко, как никогда ранее.
Тонкая, почти прозрачная кожа не скрывала ничего, и я четко видела свои кости, жалкие волокна мышц и все сосуды, по которым, пульсируя, бежала кровь. В панике я попыталась встать и осмотрелась по сторонам. Я находилась в небольшом ярко освещенном помещении. Кругом стояли капсулы такие же, что и та, в которой я очнулась. Одна стояла совсем близко к моей, и, присмотревшись, я смогла разглядеть, что внутри лежит человек.
Под слоем прозрачной слизи он был так же, как и я, опутан какими-то проводами и казался восковой куклой. Попытавшись разглядеть его лицо, я в ужасе отшатнулась. У него не было лица! Лишь впадины там, где должны быть глаза, нос и рот. Я в панике начала ощупывать свое лицо и вертеть головой в попытках найти хоть одну отражающую поверхность, чтобы рассмотреть себя.
Мне повезло: рядом с моей капсулой стоял небольшой столик на колесах, а на нем – поднос с инструментами. Не заботясь о тишине, я сбросила их на пол и уставилась в блестящую поверхность подноса. В кривом и нечетком отражении на меня смотрело чудовище! Белесые, глубоко запавшие глаза; носа почти нет – вместо него короткий обрубок, а вместо рта просто дыра. Я закричала так громко, как только смогла, и кричала до тех пор, пока в помещение не ворвались двое мужчин в форме. Увидев меня, они переглянулись и со всех ног помчались ко мне, на ходу хватая что-то с полок.