Лули пожала руку внуку Мэй, слегка поклонившись и пробормотав:

– Сэр. – Ее сердце колотилось как сумасшедшее, а кожа покрылась холодной испариной.

Не считая женатого дворецкого и садовников, она редко виделась с мужчинами. Особенно с такими, как Габриель. Его черные блестящие волосы были аккуратно подстрижены и уложены. Он был гладко выбрит и обладал потрясающе красивыми скулами, а его решительно поджатые губы были не такими полными, как у нее.

– Как ваше полное имя?

– Лукреция. Лукреция Круз.

Он скользнул взглядом по ее светло-желтому хлопчатобумажному платью прямого покроя с плиссированной юбкой длиной чуть выше лодыжек и босым ногам в сандалиях. Горничные носили поверх платья фартук и выглядели опрятными и красивыми. Лули сожалела, что у нее нет дополнительной защиты в виде фартука, но даже он не скрыл бы ее красивой груди и округлых бедер.

Габриель оказался выше ростом, чем она ожидала. Он вглядывался в ее лицо, которое, как она не сомневалась, его удивит. Дело не только в том, что ее кожа бледнее, чем у остальных. Она обладает европейским разрезом глаз, светло-каштановыми волосами и прямым изящным носиком.

У Габриеля азиатский разрез глаз и серо-зеленые глаза. Она видела достаточно его фотографий и понимала, как он красив, но не ожидала, что от него будет исходить такая энергия власти. А следовало бы. Его бабушка была очень волевой натурой, но сила воли Габриеля едва не сбила Лули с ног, как только он вышел из машины.

Лули не сразу высвободила руку после рукопожатия, поэтому повела себя неуклюже и глупо. Горничные будут смеяться над ней позже, но она не могла отказаться от возможности поглазеть на Габриеля.

– Мы можем предложить вам напитки, сэр, – сказал дворецкий. – Ваша комната готова, вы можете отдохнуть.

– Я здесь, чтобы работать. – Он посмотрел на переднюю часть дома. – Принесите кофе.

– Конечно. – Дворецкий хлопнул в ладоши, отправляя персонал заниматься делами.

Лули вздохнула с облегчением.

– Лули, – произнес Габриель, поражая ее. – Покажите мне офис моей бабушки.

Он говорил по-английски с американским акцентом, а не с британским, который она привыкла слышать и копировать. И махнул ей рукой, чтобы она присоединилась к нему, пока он поднимался по ступенькам.

Лули заволновалась.

Мэй относилась к ней по-особенному, но Лули не нравилось это привилегированное положение. Она не хотела подняться над всеми остальными сотрудниками.

Кроме того, она не была готова признаться Габриелю в том, что она сделала.

Лули постаралась дышать ровно и держать спину прямо. Она знала, что ей удается сохранять выражение лица безмятежным, а движения грациозными и неторопливыми, несмотря на дрожь от недосыпа и бешено колотящееся сердце.

У нее было двадцать часов, чтобы смириться с внезапным изменением обстоятельств. После долгих лет скуки и затворничества она привыкла продумывать каждую возможную ситуацию. Таким образом, как только ей сообщили о проблемах, она знала, что должна делать.

Однако для выполнения всех этих действий ей потребовались железные нервы и несколько часов тщательных подсчетов. У нее не было права на ошибку. И, вероятно, она не дождется прощения от Габриеля, как бы все ни сложилось.

Он остановился в роскошном фойе, рассматривая мозаичную плитку под ногами, отделку деревом на перилах лестницы, бесценные произведения искусства и композиции из свежих цветов. Лули тоже остановилась, ожидая, когда он взглянет на нее.

– В офис миссис Чен ведет третья дверь, – пробормотала она, кивая в сторону офиса.

Он подождал, когда она пройдет вперед, а затем пошел следом.

– Я очень сожалею о вашей бабушке, – сказала она. – Мы будем очень по ней скучать.

– Похоже, все произошло очень быстро.

Они все знали, что быстрые действия медсестры Мэй были уже бесполезны.

Лули привела его в офис Мэй. Комната со свободной планировкой оформлена в пастельной цветовой гамме. В ней стоял английский чайник, из которого Мэй и Лули ежедневно пили чай.

Сейчас здесь ужасно пусто. С кем она теперь будет пить чай?

Ее будущее больше не в надежных руках Мэй Чен. Лули могла обмануть себя тем, что возьмет собственную судьбу в свои руки, но это было не так. Все будет определяться тем, как Габриель отреагирует на ее поступок.

Лули встала у вращающегося стула рядом с изящным письменным столом, за которым работала, ожидая, когда Габриель сядет. Он оглядел комнату и сад за окнами, а также картины и вазы.

Она затаила дыхание, ожидая, когда его оценивающий взгляд вернется к ней, и надеясь, что он смягчится.

– Я думал, что со мной разговаривает робот, но, оказывается, вы живой человек. – Он посмотрел на нее, и выражение его лица смягчилось. Однако Лули по-прежнему была настороже.

У нее сложилось странное ощущение, что ее преследуют; она прерывисто дышала, хотя не двигалась. У нее засосало под ложечкой, но не от страха, а от волнения перед неизвестностью.

Она поняла, что испытывает сексуальное переживание. Ей хотелось одновременно смеяться и плакать. Она воспринимала сексуальное влечение очень абстрактно и знала все женские уловки в отношении противоположного пола, но сейчас не использовала ни одну из них. Она нервничала только потому, что старалась казаться самоуверенной и компетентной.

Ее оценивали по внешности с раннего возраста, но она ни разу не чувствовала себя так, как сейчас. Во всяком случае, ей было противно, когда взрослые мужчины разглядывали ее и давали свою оценку. Время от времени какой-нибудь посетитель миссис Чен замечал ее и высказывал свое мнение, пока Лули не исчезала из его поля зрения. Она не подозревала, что может потерять самообладание от одного взгляда мужчины, как сейчас.

Дворецкий вошел с подносом, и они перестали смотреть друг на друга.

– Как подать ваш кофе, мистер Дин? – спросил дворецкий, наливая кофе из кофейника в нефритово-зеленую чашку с золотой ручкой, которую поставил на соответствующее блюдце.

– Черный. – Посмотрев на чашку, он повернулся к Лули: – Вы будете кофе?

Дворецкий промолчал, но Лули заметила, что он обиделся. Мужчина напряг плечи и скрыл гнев под бесстрастным выражением лица. Они были в состоянии войны многие годы, потому что Мэй доверяла ей, а дворецкому – нет. Он взбесился, когда именно Лули сообщила ему, кем является внук миссис Чен.

Что могла сказать ему Лули? Миссис Чен не доверяла мужчинам в принципе. Мэй научила Лули не доверять никому, кроме нее, и Лули отвечала ей искренней преданностью.

Если дворецкому сейчас придется принести Лули чашку кофе, он не переживет этого дня.

– Вы очень добры, – тихо сказала она. – Но это не обязательно.

– Позовите меня, если вам что-то понадобится, мистер Дин, – произнес дворецкий, мрачно поглядывая на Лули, а потом вышел и закрыл за собой дверь.

Габриель махнул рукой на диваны и стулья, обтянутые шелковой парчой, и подождал, пока Лули сядет. Потом он расположился напротив нее.

Ей стало совестно, и она сложила руки на коленях. Габриель будет рвать и метать, когда поймет, что она недостойна его уважения.

Несмотря на то что ей в конечном счете придется взять под контроль их разговор, она ждала, пока он его начнет. Неизвестно, чем закончится их общение. Вероятно, ей будет угрожать опасность. Она знала, что Габриель обладает черным поясом в кунг-фу. Ее навыки от утренних занятий тайчи во дворе с Мэй и некоторыми слугами не могли сравниться с молниеносными и смертоносными движениями, которыми, без сомнения, обладал Габриель.

– Я подписал документы в больнице и встретился с адвокатом своей бабушки, – сообщил он ей. – На меня оформлена доверенность, чтобы я мог взять на себя управление ее делами до вступления в силу завещания. Выпущен пресс-релиз о нашей с ней связи. Юридически и публично признается, что я – владелец «Чен энтерпрайзиз». Тем не менее, когда я приехал в головной офис, очень немногие из моих инструкций были полностью выполнены. Мне сказали, что каждая инструкция и транзакция контролируется Лули.