Литмир - Электронная Библиотека

В ресторане, помнится, несколько раз заказывал любимый шлягер Жанны «Не говорите мне прощай». И словно открылось второе дыхание, никак не мог натанцеваться. Аленевская пила «Божоле», Аркадий в основном налегал на водочку. Все вокруг казались родными, с каждым из присутствующих в зале доктор готов был пить на брудершафт.

Следующей серией мыльной оперы суждено было стать их неравному поединку в спальне двухуровневой квартиры банкирши. Где он, собственно, и проснулся минут десять назад. И – такое услышать!

– Ракеш, я всё привыкла делать сама за эти годы, – в прозрачном белом пеньюаре она сидела перед ним на полу по-турецки и дымила сигаретой. – Ты знаешь, плохо это или хорошо, но по-другому не хочу. Думаешь, я ту ночь не помню, когда у тебя… ничего не вышло. Она стала точкой отсчёта. Ты уж прости, но я привыкла к конкретике. Да, да, та самая ночь. Припоминаешь?

Лоб Изместьева покрылся испариной: он вспомнил конфуз и жуткую беспомощность, когда был разрушен ореол школьного Казановы, перед которым якобы ни одна старшеклассница не могла устоять. В ночь выпускного бала он потерпел фиаско, такое больше не повторялось ни до, ни после. Ну зачем же вспомнила про это?!

– Да, конечно, – кивнул он, отводя глаза. – По-свински вышло, прости, Жанк… Я все эти годы…

– Не просто по-свински, Ракеша, – перебила, выпустив струю дыма в потолок. Словно выжидая паузу, чтоб в его сонной голове отчётливо проступил кадр двадцатилетней давности. – Я потом мужиков возненавидела. На подкорковом уровне, это от меня не зависело. Впечатлительная слишком была. Ты поступил, как жлоб… самого низкого пошиба. И, кто знает, может, ты и сделал меня такой. Но сейчас уже ничего не исправить. Как сложилось, так сложилось. Меня устраивает моя жизнь. Возможно, она не идеальна, но ничего менять в ней не собираюсь.

– Но нам было… сегодня, я имею в виду, замечательно, – отбросил он простынь, забыв, что плавки вчера, будучи «в дрезину» пьян, закинул куда-то за трельяж. – К чему всё усложнять? Двадцать лет назад я был другим, столько воды утекло…

– Да, замечательно. В эту ночь – да. И не собираюсь отрицать очевидное. Давно так не летала, как с тобой, и очень тебе благодарна. – Она поднялась, подошла к столику с пепельницей, и резко раздавила сигарету: – Но признайся самому себе, Ракеш, ты любишь до сих пор выпускницу – ту наивную десятиклассницу из восемьдесят пятого года. Ты её любишь, ведь так? К чему скрывать?

Он не смог выдержать прямого взгляда, как бы извиняясь, развёл руками:

– Ну, так…

– Вот! – Жанна сжала кулачки, подошла, наклонилась так, что он задохнулся от открывшегося вида за капотом пеньюара, и потрясла ими перед его опухшей физиономией. – Что и требовалось. А я… совершенно другой человек. Стала такой, тут ничего не попишешь. И больше такого, как сегодня… не будет. Никогда, уж извини. Это было в последний раз. И – хватит об этом!

– Почему? – Изместьеву показалось, что захлопываются двери камеры-одиночки. Остались считанные секунды – и они закроются окончательно. Он залопотал, почти закудахтал: – Мне тоже понравилось, спасибо тебе, ты… чудо, здорово, фантастика…

– Ой, ой… К чему этот трёп, Изместьев? – резко плюхнулась на кровать рядом. И застыла, не поворачивая головы. А он залюбовался её профилем. – К чему эта банальщина? Прибереги красноречие для своих многочисленных девах. Я не сомневаюсь, их не один десяток, и они готовы тебе… ну, ты понимаешь. Как я сказала, так и будет. Раньше надо было думать! Двадцать лет назад, кажется? Сегодня у меня всё замечательно. Год назад выдала дочь, Женьку, замуж за москвича, квартиру им сделала в Марьино… Он тоже, кстати, доктор, хирург-косметолог, уже кандидат медицинских наук, заведует отделением.

Она потянулась к журнальному столику, на котором стояла цветная фотография в декоративной рамке. На Изместьева взглянула улыбающаяся Жанка из его школьной юности, в белом свадебном платье, рядом с «упакованным» в кремовый костюм серьёзным женихом. Доктор невольно залюбовался девушкой. Одного взгляда на фото было достаточно, чтобы констатировать: эту пару ждёт блестящее будущее. Фантастическое.

– Женьку, значитца… Ты Жанна, она Женька. Твоя копия, один в один… Не слишком ли много женского в именах? А как зовут твоего зятя? – вполголоса поинтересовался у бывшей одноклассницы. – Кажется, где-то мы уже пересекались.

– Костя… Константин Фаревский. Насчёт того, что пересекались – вряд ли. Он в нашем городе пока не бывал, только ещё планирует. Через месяц какая-то конференция здесь намечается. Как раз по его теме. Кажется, у него доклад. Приедет – могу познакомить.

– Если не секрет, – набрался доктор смелости, – кто отец девушки?

– Вообще-то это тебя не касается, но я отвечу. Не ты, сам понимаешь, хотя мог бы! – банкирша укоризненно сверкнула на него глазами. – Я не любила его, он погиб в Афгане… Перед самым выводом войск. Я поначалу, до его гибели, планировала сделать аборт, но потом… Решила оставить. И хватит об этом!

– Сочувствую, но… на твоём месте я бы не спешил с ответом, – вкрадчиво пробормотал Изместьев, возвращая фотографию.

Жанна поставила фото обратно на столик, затем медленно повернула голову и произнесла то, что он никак не ожидал услышать:

– Кстати, у меня есть подруга, у неё офис прямо над моим. Зовут Люси… Так вот, она не против тебя приютить на своей груди. Дело в том, что у неё несчастье случилось. Бойфренда подстрелили. Такое случается в нашей жизни, ты в курсах. Грудь у неё, кстати, не чета моей. Только свистни, я познакомлю…

– К чёрту подругу, – он сжал кулаки, вскочил, обмотавшись простынёй. – Зачем мне подруга? Ты что, издеваешься?

– Всё, разговор закончен, – отчеканила она. – Не нужно меня больше провожать!

Потом он слушал, как нервно она одевается в другой комнате. Визжали молнии, трещала материя. Хотелось ворваться, сграбастать в охапку и уже не отпускать. Это его женщина, его, и никому её не отдаст! Они подходят друг к другу, как ключ к замку. Такое сочетание – одно на тысячу. И дело тут даже не в её профессии, вернее, не только в ней…

Он не посмел ослушаться. В голосе банкирши прозвучала такая сталь, что настаивать на чём-то было глупо. И продолжал стоять посредине спальни. Чего ждал, спрашивается?

Подробности того выпускного вечера прорисовывались в памяти всё чётче. Мальчишка, юнец, молокосос. Всё испортил, салага! Проследил бы за базаром – и, глядишь, всё по-другому бы завертелось. Ах, трепач, ах, дешёвка!

Июнь в том году выдался тёплым, тополиный пух забивал глаза и ноздри. Не хотелось уже ни пить, ни танцевать. Выпускники пошли встречать рассвет, большинство парней и девчонок разбились по парам. Гусары, поручики, корнеты… Иерархия соблюдалась беспрекословно. Какое времечко струилось! Романтизм! Куда всё подевалось?

Они с Жанкой специально отстали, а когда все повернули в парк культуры, юркнули в один из проходных дворов, и – были таковы! Только их и видели. Школа позади, впереди – неизвестность.

Юность не взвешивает каждое слово, она предпочитает рубить с плеча. Лучше – чтобы наотмашь. Почему он просто не поцеловал её в щёку и – не отчалил… от греха подальше?! До лучших времён. Всё двигалось бы своим чередом, поэтапно: любовь-морковь, шуры-муры.

Нет, ему приспичило тогда! Ни до, ни после. Зачем поднялся вслед по оплёванным ступенькам! Она не настаивала, но и не запрещала… Как бы говорила: если чувствуешь уверенность в себе, если повзрослел окончательно, что ж – флаг тебе в руки… Выбор за тобой, вожак! Она хотела быть ведомой. Жанка Аленевская, самая непонятная девчонка из класса. Она умела отбривать ухажёров, могла сказать при всех обидное, но только не в его адрес.

Боже, она любила его в те дни! Неужели это было именно с ним?!

В темноте прихожей, как пишется в дамских романах, случайно коснулся её маленькой груди. Задышали, засопели, как взрослые. Но если сейчас это – укрепившийся инстинкт матёрого мужика, тогда, в далёком 85-м, – скорее наносное желание казаться таковым. Что-то было до этого… Вот именно, что-то! А кто проверял? Так, ширли-мырли, не более.

5
{"b":"673827","o":1}