— Конечно, нет, — вскрикнула она, безуспешно пытаясь сделать глубокий вдох.

— Хорошо.

Что…

— Вы… возбудились? — Он подошел на шаг ближе.

Он мог видеть. Несмотря на паутину из веревок, переплетенных по всему телу, её промежность была относительно свободна, на самом деле это была главная витрина, и Гермиона не сомневалась, что её раскрывшиеся лепестки блестели доказательствами. Ощущение того, что ты полностью ограничена, но невероятно открыта, привлекало все внимание к пульсирующей щели между ног — это было несомненно эротично… конечно, она была возбуждена.

— Ваша цель достигнута, — хрипло пробормотала она, вгрызаясь зубами в впивающуюся в челюсть верёвку.

Уголок губ профессора слегка приподнялся. Если бы он мог присудить себе баллы, разумеется, он бы это сделал.

Но потом выражение директора стало более серьезным.

— Вы рисковали жизнью… пытаясь кое-что спрятать.

Она в замешательстве заморгала, пытаясь понять, что он имеет в виду.

Что она могла спрятать?

— Вы восприняли как свою миссию… защиту других.

Он начал кружить вокруг неё, голос понизился до того же гипнотического ритма, что и во время предыдущих встреч. У неё не было возможности проследить за его действиями, веревки не позволяли. Все, что она могла — слушать.

— Это сработало… вам должно было стать легче… но не стало.

Наверно, он имел в виду Гарри… и конец войны.

Но почему? И откуда он знал, что она не могла праздновать, даже сейчас?

— Вы прятали их… разными способами… способами, которые в итоге ранили вас ещё больше.

Гермиона закрыла глаза. Он знал.

— Временами мы вынуждены жить этой двойственностью — делать невероятно сложный выбор… принимать бессовестные решения. И временами душевный надлом становится слишком велик… слишком обширен, чтобы смириться…

Снейп остановился напротив, но она зажмурилась — не хотелось смотреть ему в глаза.

— В результате человек рискует потерять… себя. — Гермиона почувствовала кончики пальцев, слегка коснувшиеся её лобка.

Себя?

Снейп имел в виду себя… вне всяких сомнений. Он говорил о своем пути… и параллели с её собственным. Это касалось их обоих… они оба были потеряны.

Гермиона шумно выдохнула через ноздри, пытаясь сохранить самообладание, несмотря на то, что оно трещало по швам, как и верёвки, связывающие её… изнутри.

— Найти себя сложнее, — продолжал он. — Особенно, когда отказываешься принять прошлое. — Она ощутила, как подушечки его пальцев направились вниз, скользнув к половым губам. — Временами требуется чужое вмешательство, чтобы произошло освобождение. Чистосердечный отказ от необходимости защищать… скрывать… прятать… — Пальцы директора осторожно проникли в неё. — Временами этого достаточно, чтобы понять главное… открыть глаза на истинную цель.

Гермиона снова тяжело вздохнула и попыталась пошевелиться, но не смогла. Вдруг она почувствовала, как пальцы Снейпа выскользнули, а их заменило ощущение твердого, пульсирующего стержня, коснувшегося её входа и на сантиметр толкнувшегося внутрь. Спровоцированная этим неистовая вибрация привела в трепет всю её промежность.

— Посмотрите на меня, — потребовал он.

Она приоткрыла глаза; и верхние, и нижние губы дрожали в унисон.

— Вы спрячете её внутри. — Гермиона ощутила, как древко погрузилось ещё глубже, когда директор надавил сильнее на пульсирующую палочку. — Не подадите вида относительно её присутствия в вас. Ни единого слова… ни единого звука не слетит с ваших губ… пока я не разрешу. Если вы сорвётесь, тогда ваша палочка останется у меня. Вам все понятно?

Ей было нечем дышать, Гермиона чувствовала, как внутри всё рыдает, но не позволила ни единому звуку вырваться наружу. Лишь робко кивнула.

Снейп наклонился вперед, пристально наблюдая за реакцией девушки, пока направлял пульсирующий жезл между её согнутых ног, заставляя бугристые изгибы увеличенного древка требовательно тереться о её стенки.

— Сложнее всего скрыть то, что отчаянно желает заявить о себе, — вздохнул он, проталкивая вибрирующий фаллос глубже. — Или то, что так безнадежно хочешь найти, что способен почти… на всё. — Чувство древка, уверенно вонзающегося в её глубины и постепенно выскальзывающего из них, заставляло думать, что он трахает её щель с какой-то мучительной точностью. — Вы можете пытаться скрыть это… отвлекать, отговаривать, даже жертвовать… но иногда решение остается за судьбой… вне ваших желаний, вашей воли… ваших возможностей. — Он погрузил древко ещё глубже. — Иногда вы бессильны. И вам остается лишь тяжёлая борьба… за выживание.

Горло ныло от потребности закричать. Пульсирующий фаллос, который, наконец, был полностью похоронен внутри, посылал сейсмические толчки сквозь весь её таз. Но слова затронули сильнее. Он говорил о Гарри… о Лили и Дамблдоре, о родителях и обо всех остальных… речь шла о разрешении принять потери, разрешении жить дальше, когда другим не посчастливилось. Снейп хотел, чтобы она приняла это.

Но разве он сам когда-нибудь принимал это?

Гермиона снова зажмурилась, закусив нижнюю губу и пытаясь удержать всё, что отчаянно пыталось вырваться наружу.

— Хорошо, — прошептал он, нежно погладив большим пальцем линию её рта, будто успокаивая нестерпимую внутреннюю боль. — Недостаточно просто сдаться. Нужно продолжить бороться. Но надо быть готовым к тому, что придётся сражаться и, возможно, проиграть… и вернуться за следующей попыткой.

Она не могла отдышаться. Поверхностное дыхание душило, Гермиона втягивала воздух приоткрытым ртом, из последних сил сражаясь с невменяемыми стонами, которые, как она знала, вырвутся на свободу, если всё-таки задействовать гортань… и всё это заставляло чувствовать себя чрезвычайно слабой и потерянной.

Но директор продолжал упорствовать.

— Тогда возникает путаница… даже в простых словах… от которых неспокойно… неважно написанных… или произнесенных… они соединяются и захватывают в свои тиски, заманивают и пленяют вас. К тому же они являются источником манипуляций… провокаций и лести. Воистину, они могут оказаться теми, кто начнет разъедать вас изнутри… а могут оказаться теми, кто вынудит вас проболтаться, раскрыть свои секреты против вашего желания… открыться раньше времени. — Она почувствовала, как его осторожный палец скользит вниз по коже и дотрагивается до ануса. — Поэтому надо быть осторожней… остерегайтесь человека, который соблазняет вас своим медовым… языком.

Она знала лишь одного человека с медовым языком, который в данный момент лил в её уши невыносимые речи о грёбаных медовых языках.

— Смогли бы вы сопротивляться ему? — хрипло пробормотал Снейп, продолжая беспокоить её тугое отверстие неглубокими, но настойчивыми вторжениями.

Она нахмурила брови. Конечно, могла бы, если бы он дал ей хоть небольшую передышку… не только на словах… но и физически. В конце концов, он же не был неотразим… не был же… он не мог быть…

Черт побери!

У неё перехватило дыхание.

Ощущение в заднем проходе резко изменилось. Больше не было пальца. Его заменило что-то скользкое и твердое, волнообразно углубляющееся прямо внутрь.

Будьте осторожны с медовым языком.

И когда Гермиона открыла глаза, открывшийся вид мгновенно сбил дыхание, вынуждая хриплые, словно всхлипы, прерывистые, судорожные вздохи вырваться из легких. Она не могла сопротивляться… просто не могла…

Снейп стоял на коленях, сжав в кулаках верёвки, обтянутые вокруг каждой из ягодиц, ритмично вдавливая в её тело свой горячий, ни на секунду не останавливающийся мускул. Тёмный, проницательный взгляд буравил лицо, язык внутри дразнил, облизывая, вкушая, понимая её так, как никто другой. Она не могла представить себе ничего настолько напряженного, но и невероятно интимного.

И веревки, и гравитация заставляли всю кровь, все напряжение устремляться в ту часть тела, где в данную минуту господствовал его язык, погружающийся так настойчиво, будто отчаянно жаждал сбросить какой-то предохранитель. Жёсткая вибрация внутри её сводов не давала передохнуть, на самом деле всё ощущалось более настойчиво, чем когда-либо, возможно, из-за того, что она была так плотно стянута — сжата, словно тугая пружина. И когда он отпустил одну веревку, направляя пальцы к клитору, она поняла, что всё кончено.