«Вот ведь устроила цирк, – раздраженно подумал Ромка. – Спряталась куда-то и еще издевается». И, полный праведного гнева, он оглянулся, но к своему удивлению, Вельку так и не увидел.

«Может, мне это все почудилось?» – предположил он, присаживаясь на скамейку рядом со старушкой, которая весело ему улыбалась, озорно поблескивая удивительно молодыми глазами.

– Ну, что как я тебе? – внезапно произнесла пожилая дама, кокетливо поднимая брови. Нравлюсь?

– Э-э-э, простите? – смущенно пробормотал Ромка, поспешно отодвигаясь на край скамейки. – Вы что-то сказали?

– Что-то сказали? – передразнила его старушка и презрительно фыркнула, совсем как Велька. – Ты что, так ослеплен моей красотой, что последние мозги растерял? – ворчливо спросила она.

– Вельк, это ты, что ли? – охрипшим голосом уточнил Ромка, стараясь рассмотреть в морщинистой физиономии старушенции знакомые черты.

– Я, – самодовольно призналась старушка, важно подавая Ромке сухонькую ручку.

Но не успел Ромка пожать милостиво протянутую ему длань, как старушка, испуганно вытращив глаза, в ужасе уставилась на свою покрытую пигментными пятнами руку и истошно завизжала.

– Что? Что случилось? – тяжело дыша, спросил подбежавший к скамейке Краблик. – Что с вами произошло? – вежливо поинтересовался он у старушки. – Я обошел весь берег, ее нигде нет, – тихонько шепнул он Ромке, ободряюще поглаживая лапкой по бессильно повисшей руке рыдающей Вельки.

– Не переживайте так, мадам, все образуется, – успокаивающе бормотал Краблик. – Чем ты так расстроил ее? Сказал, что сестра потерялась? предположил он. – Эх ты, с пожилыми людьми надо общаться деликатно, вежливо, не нагонять на них ужасов и не волновать понапрасну, – поучал Краблик, обеспокоено глядя на никак не желавшую успокаиваться старушку. – Эк ее разбирает. Нервишки-то видать совсем слабенькие, а еще путешествовать собралась, – сокрушенно пробормотал Краблик. – Да не берите в голову, мадам, мы скоро найдем бедную девочку. Надеюсь только, что она не утопла в озере и не попала под машину.

– Она здесь, – грустно глядя на престарелую родственницу, сообщил ему Ромка.

– Где – здесь? – в недоумении оглядываясь, уточнил Краблик.

– Да вот же она, – кивая на старушку, сказал Ромка.

– Ой! – взвизгнул Краблик, отбрасывая морщинистую руку и отпрыгивая за спинку скамейки. – Зима, ты что с собой сделала? – жалобно пропищал он, с опаской выглядывая из своего убежища. – Неужто в озеро без разрешения смотрелась?

– Да-а-а, – покаянно протянула Велька. – Всего одним глазком. И ведь сказала то же самое, что и эта каракатица – Ширанто. Только красоты мне это не добавило, – горестно провыла она, в который раз оглядывая свои руки.

– Не Ширанто, а Жирандо, – робко поправил ее Краблик, наконец-таки осмелившийся приблизиться к Вельке. – Я же говорил, что нужно правильно выговаривать названия Миров. Эх, Зима, Зима, что же ты наделала! – сокрушался он.

– Ка-ак ты меня назвал? – всхлипывая, спросила Велька.

– Зима, – повторил Краблик и, почуяв неладное, бросил тревожный взгляд на Ромку.

– Сам ты зима, – огрызнулась Велька. – Летта! Меня зовут Летта, – сквозь слезы твердила она.

– Точно! – внезапно просиял Краблик. – Я так и запомнил, что это какое-то лаверийское время года. Ладно, Лето так Лето, – примирительно сказал он.

Но бедную Вельку его слова совершенно не утешили. Она вновь принялась так горько рыдать, что вокруг скамейки стала образовываться толпа из проходивших мимо людей, с состраданием глядевших на убитую горем старушку.

Вспомнив наказ грозного Сардониса о необходимости соблюдать конспирацию, Краблик и Ромка подхватили Вельку с двух сторон под руки и поспешили подальше от Зачарованного озера.

– И куда мы идем? – спросил Ромка, как только они отошли от него на некоторое расстояние.

– Даже и не знаю, – признался Краблик, с жалостью осматривая Вельку. – Куда ж ее теперь такую денешь? А может, ее в Абрадаре оставить? – внезапно оживился он. – Там такие боевые старушенции пользуются большим спросом. Ей надо будет только метлу покрепче прикупить, и она вполне сможет залетать по трубам в дома и пугать детей. Это любимая воскресная забава тамошних ведьм. А если повезет, так еще и приглянется какому-нибудь почтенному лешему. Глядишь, и замуж выскочит, судьбу свою устроит, – изо всех сил пытался подбодрить Вельку сердобольный Краблик.

– Не хочу я за лешего, – протестующе вскричала Велька, которую столь радужные перспективы почему-то совсем не обрадовали. – Сейчас как дам тебе по ушам, – вместо благодарности пообещала она, погрозив Краблику острым, сухоньким кулачком.

– Узнаю свою «кроткую» сестру, – несмотря на трагизм ситуации, не смог удержаться от смеха Ромка. – А может, ее надо к врачу отвести? – предложил он самый простой на его взгляд выход.

Во всяком случае, когда у них дома кто-нибудь заболевал, то мама всегда вызывала врача. А Велька с растрепанными седыми волосами, красным от злости морщинистым лицом, действительно, очень походила на человека, остро нуждающегося в медицинской помощи. В таком состоянии ей можно было смело ставить диагноз «преждевременное старческое бешенство».

– К врачу? – почесав затылок мохнатой лапкой, повторил Краблик. Эта идея ему в голову не приходила. – Ну да, к врачу, – повторил он уже утвердительно. – И как я сразу не догадался? – недоуменно вопросил мохнатый провожатый. – Идем быстрее к доктору Густавсу.

И Краблик бодро поскакал вперед, указывая дорогу Ромке и шмыгающей носом Вельке.

На этот раз брат с сестрой совершенно не обращали внимания на окружающие их диковинные дома и чудно одетых людей. Ромке, несмотря на то, что он редко ладил с Велькой, было ее искренне жаль. А вдруг доктор уже не сможет ей ничем помочь, и она останется такой навсегда? Что тогда скажет мама? А папа? Навряд ли их обрадует перспектива иметь дочь, годящуюся им в бабушки. Живо представив родительский ужас от встречи с престарелой Велькой, Ромка попробовал переключиться на более позитивные мысли. «А может, ей пенсию дадут по старости, размышлял он. – Ее это должно утешить. Велька всегда выпрашивает у мамы деньги на косметику. А тут, пожалуйста, закрашивай морщины с утра до вечера – никто и слова против не скажет».

Вельке, шумно сморкавшейся на ходу в бумажный платок, мысль о грядущей пенсии в голову не приходила. Ее переполняла злость, становившаяся все сильнее оттого, что девочка понимала обвинить в своих несчастиях никого не удастся в том, что с ней случилось, на все сто процентов виновата она сама. Так хотелось в одно мгновение стать красивой и утереть нос своим тщедушным, низкорослым одноклассникам, дразнившим ее телебашней, каланчей и бочонком сала. И от этого на душе у нее становилось еще горше, и непрошеные слезы вновь наворачивались на глаза.

Погруженные в тягостные раздумья, дети не заметили, как свернули в очередной переулок. Здесь по обе стороны узкой улочки тянулись низенькие одноэтажные дома из серого кирпича со стеклянными крышами-пирамидками. У дверей одного из них они и остановились. Ромка никогда бы не подумал, что в этом старом, обшарпанном доме может жить врач. Кроме ребят и Краблика на улице не было ни единой души, и это безлюдье наводило на мысль о том, что врачебная практика доктора Густавса не пользуется успехом.

Однако отсутствие пациентов ничуть не смутило Краблика. Он уверенно постучал в дверь, обитую тонким, кое-где проржавевшим железом.

– Будем надеяться, что господин Густавс дома, – шепотом произнес Краблик и, не дожидаясь ответа, открыл дверь, оказавшуюся незапертой.

Стоило им переступить порог, как чей-то мягкий голос доброжелательно произнес: «Да войдет сюда всяк страждущий». Но, оглядевшись по сторонам, ребята не увидели того, кто так гостеприимно их поприветствовал. Вернее, они вообще никого не увидели. Комната, где очутились Велька, Ромка и Краблик, была совершенно пуста.

Это помещение ничем не напоминало больницу. Здесь не было медсестер в белых халатах, диванчиков, куда могли присесть пациенты в ожидании своей очереди, впрочем, и самих пациентовв комнате также не наблюдалось. Яркий солнечный свет, потоком льющийся сквозь стеклянную крышу, освещал голые стены, оклеенные обоями в выцветшие от времени розовые цветочки.