Я не знаю, как лучше и как правильнее, скорее всего, и так, и так правильнее. Но лично мне ближе и удобнее «один на один»: тигр – животное одинокое. Да и пациенту со мной легче: я не посылаю его делать кучу анализов, не отправляю его на рентген и на УЗИ. Если больной мне приносит результаты обследований – прекрасно, иногда это очень помогает. Если нет, тоже прекрасно – я сам себе и лаборатория, и рентген, и УЗИ.
Однажды ко мне на лечение попала очень колоритная мадам. По своей давней привычке я давал людям прозвища, которые очень часто приклеивались пожизненно. Эту красотку я прозвал Дамочкой или Фифой.
Когда Дамочка пришла ко мне, она была действительно больна. Болезнь у нее была не страшная, но причиняла ей некоторые неудобства. Западная медицина такие заболевания лечит с трудом, а восточная – вполне. Так что вылечил я ее за десять сеансов иглоукалывания. На самом деле я управился за 3–4 сеанса, но меня учили сурово: если положено при такой болезни ставить иглы десять раз, то будь любезен поставить их именно десять раз. Оно и правильно. Я мастер Ци-Гун, у меня через иглы идет энергия, так что у меня все происходит намного быстрее. А обычному иглотерапевту как раз десять сеансов и потребовалось бы. В общем, все было правильно. Да я и не возражал, ибо понимал, что лечить нужно качественно, так сказать «с запасом». Как сейчас помню наставления (он повторял их десятки раз в разной форме, но никогда не менял сути) учителя Вана: «Или ты лечишь, как тебя учили, лечишь, как положено, лечишь со всем старанием, или ты складываешь иглы в коробку, берешь метлу и тщательно подметаешь двор перед моей хижиной. От хорошего подметальщика больше пользы, чем от плохого врача. Или, по крайней мере, меньше вреда». Эти слова я запомнил твердо. Ван был чрезвычайно молчалив и никогда не говорил попусту. А если ученик не понимал его слов, то он действительно брал вместо игл в руки метлу. И горе ему, если у порога хижины Вана оказывался мусор. В этом случае Ван сам мог не полениться взять в руки метлу и так ею «поучить», как он сам выражался, «ленивца», что тот неделю охал. Причем, (вот что такое истинное мастерство) без всякого вреда для здоровья ученика. Он говорил так: «Болит – это хорошо. Очень болит – очень хорошо. Это на пользу. А вот болеет – это нехорошо, это очень плохо. Учительские побои должны приносить ученику только пользу».
В общем, за десять сеансов Дамочку я вылечил. Но не вылечил. Точнее, вылечил, но ей показалось, что ей нужно полечиться еще. Если проще, то у нее было еще одно заболевание. Точнее, не одно, а целых два: жуткая мнительность и вечное недовольство всем и всеми. Со стороны казалось, что у нее все прекрасно: собственный бизнес, красивый двухэтажный дом с садиком, машина с водителем и семья: две дочери и муж, надо сказать, весьма представительный (я видел семейную фотографию). В общем, полный джентльменский (или нужно сказать «джентльвуменский»?) набор. Но дело было не во всех этих внешних вещах, в побрякушках вроде машины и представительного мужа, дело было в дурном нраве, в привычке вечно быть недовольной и «безо всякой жалости жалеть себя».
В общем, ее социальная жизнь и бизнес были вполне урегулированы, все шло само собой и особого ее вмешательства не требовало. И потому всю свою неукротимую энергию бизнес-леди она направила на поддержание своего здоровья. А так как мне удалось достаточно быстро и успешно вылечить ее, она стала звонить мне почти каждый день и консультироваться со мной по поводу своего самочувствия.
И очень скоро мне стало понятно, что вылечить ее невозможно, потому что, как минимум, раз в месяц у нее возникала новая «болезнь», которая требовала моего неотложного внимания. Я ставил ей иглы и после первого же сеанса ей становилось легче. Еще бы, она была совершенно здорова, просто ей нравилось быть больной, лечиться, быть при деле.
Вообще-то, я умею ставить иглы практически безболезненно. Когда я ставлю их в ухо, пациенты часто думают, что я только массирую его и спрашивают, когда же я начну непосредственно сеанс иглотерапии. А на самом деле ухо уже давно утыкано иглами до такой степени, что напоминает крохотного ежа. С Дамочкой все было иначе. Про этот тип больных мне рассказывал учитель Ван: «Таким людям нужно ставить иглы так, чтобы они чувствовали, что их лечат. У них болезнь не в теле, а в голове. И боль от иголок временно отвлекает их ум от мыслей о болезни, ибо человек вместо того чтобы думать о том, какой он больной и несчастный, начинает думать о том, как его хорошо лечат. В общем, смысл в том, чтобы переключить пациента с мыслей о болезни на мысли об излечении. Так сказать, обмануть его ум».
Кроме болезней у Дамочки был еще один пунктик – питание. У нее даже был собственный повар. Самый настоящий французский шеф-повар. Она говорила про него так: «Поль был шеф-поваром в нескольких парижских ресторанах. Но нигде не ужился, – интриги. Он такой классный повар, что ему все завидуют».
Я столько наслушался про этого Поля и про его неописуемого качества еду, что мне стало интересно посмотреть на него и самому попробовать его стряпню. Поэтому я напросился к Дамочке на обед. А что, развлекусь, хорошо поем новой незнакомой еды и, может быть, даже чем-то смогу ей помочь. Перед тем, как идти в гости я отправился в фирменный магазин и купил себе самый дорогой костюм, самую дорогую рубашку и самые дорогие туфли. Вообще-то мне наплевать на барахло, мне практически все равно, что на мне надето, просто это самая дорогая мне привычка – покупать все самое дорогое. А что, если я покупаю коту Мише самый дорогой корм, то почему я не могу купить себе самый дорогой костюм? Чем я хуже кота? Он, конечно, благородных кровей зверюга, но и я знатная персона. Мой китайский дед происходит из такого рода, который по знатности уступает только императорскому. Хотя однажды дед как-то проворчал, что предок императора был в услужении у наших предков, так что весь императорский род – выскочки. Правда, это было всего один раз, дед пробормотал это себе под нос, так что, может, я что-то неправильно расслышал. Хотя вряд ли, слух у меня отменный. Но, в любом случае, я не менее породистый зверь, чем мой кот. Так что вполне могу себе позволить.
Тут же в магазине мне подогнали костюм по фигуре. Вообще-то, я не считаю зеркало необходимой вещью, честно говоря, я просто им не пользуюсь. У меня даже расчески нет, точнее, она где-то валяется, но где я не помню. У меня правило: зачем мне причесываться, если я и так красавец. Но тут деваться было некуда: портной, который подгонял костюм (хотя чего там подгонять-то, укоротил брюки и рукава пиджака – и готово), всячески подталкивал меня к огромному зеркалу в примерочной. Ну, посмотрел я на себя, оказалось и правда хорош. Я, как мастер рукопашного боя и, соответственно, специалист по телу, сказал бы, что у отражения в зеркале просто идеальная фигура. Было только одно «но»: взгляд был совершенно дикий. И мне, опять же, как мастеру рукопашного боя, было совершенно понятно, что означает такой взгляд. Хотя я узкоглазый, так что большинство здешних большеглазых белых людей этого, скорее всего, вообще не замечает. Разве что капитан О’Коннор. Так ведь капитан О’Коннор – это исключение. А остальные таких вещей просто не видят, а если вдруг кто-то случайно и обратит внимание, то все равно не поймет, что означает такой взгляд.
В общем, на обед к Дамочке я отправился в «образе» преуспевающего врача. Правда, на то, чтобы надеть галстук, у меня духу не хватило. Это же надо было придумать такую моду: самому себе надевать на шею удавку! Единственное правильное применение галстуку я видел еще в Союзе, когда возле общежития мединститута студенты лепили снеговика. Снеговик получился вполне обычный, разве что огромный и толстый. Но потом пара самых смешливых девиц на курсе поймали комсорга факультета, отобрали у него пижонский красный галстук (больше ни у кого из студентов галстука не нашлось) и нацепили его на снеговика. А я не снеговик, я вообще снега не люблю, так что галстука мне не надо.
