— Люди причинили им немало зла, — прошептал старик в дереве. — Люди вообще склонны сперва убивать, а потом думать. Они чтят вас, как моих гостей, но не жди от них любви.
Один из Детей, показавшихся на глаза Джону, отличался от прочих — его радужки были кроваво-красными, как у Призрака. Он долго глядел на Джона, а потом, прежде чем уйти, пропел что-то нежное и печальное.
— Он говорит, что ты сильный оборотень, — перевел Бринден. — Но я и так это знаю.
— Вы поэтому позвали меня? — не выдержал Джон. Он все пытался понять это. Ведь не только же для того, чтобы пообщаться со своим последним родственником, старик посылал ему сны. И как он их посылал, Джону тоже было интересно.
— Нет. Тому, что должен знать оборотень, ты обучился и без меня. Их не так и мало на свете, хотя лишь один из тысячи рождается с даром менять шкуры. Но лишь один из тысячи оборотней может стать древовидцем.
Джон вспомнил, как всегда у чардрев с вырезанными на них ликами его не оставляло ощущение, что они наблюдают за ним, и поежился.
— Они — древовидцы? — спросил он, кивнув в сторону, куда ушел красноглазый человечек.
— Некоторые из них.
— И вы?
— И я.
— А что это значит — быть древовидцем? Что вы — и они — можете?
Старик фыркнул, так, что тонкие белесые корешки, пробивавшиеся сквозь его лицо, едва колыхнулись.
— Тебе незачем это знать. Этого дара у тебя нет.
Джон слегка приуныл. Воображение уже успело нарисовать ему воодушевляющую картину, как он становится волшебником-древовидцем и сокрушает Иных при помощи магии. Но, тут же подумал он, если их дар мог бы уничтожить Иных, почему они этого не делают?..
— Не можем, — ответил старик, когда Джон спросил это вслух. — Этот дар и наши знания — опасное оружие, но им одним нельзя уничтожить белый холод. Но не бойся. Сюда они не войдут.
Он шептал так тихо, что Джон садился совсем рядом с ним, чтобы не упустить ни слова. К виду старика он быстро привык, и тот уже не вызывал оторопи. А вот Игритт он не понравился.
— Он хитрый, — заявила она в первый же день, когда они ужинали рагу из ячменя и рыбы — рыбу они поймали в подземной реке, а горстью ячменя из своих летних запасов поделились с ними Дети Леса. — Не знаю, бог ли он, но позвал он тебя сюда не просто так. Ему что-то от тебя надо.
«Мне тоже кое-что от него надо», — подумал Джон. Он не забывал о мече, явившемся ему в сновидении, но старик — его двоюродный прапрапрадед, подумать только! — о нем не заговаривал. У Джона даже мелькнула грустная мысль, что, может, та часть сна — про меч — была вовсе не вещей… Вслух же он только возразил:
— Тогда уж, от всех нас.
— Нет, — Игритт качнула головой, — мы — и я, и твой дядя-ворона, ему неинтересны.
И она ушла наверх. С тех пор она спускалась в пещеру только, чтобы поесть вместе с Джоном и Беном, а остальное время проводила у входа или снаружи, исследуя окрестные холмы.
Бенджен тоже отнесся к старику настороженно.
— Если это Бринден Риверс, как он сам говорит, то он был лордом-командующим Ночного Дозора. Считалось, что он погиб во время вылазки за Стену, но раз это не так, то, значит, он — дезертир.
Джон остро взглянул на дядю.
— А если его, как и меня, что-то позвало сюда? Что-то более важное? Как ты можешь судить его, не зная всех обстоятельств?
Бенджен пожал плечами, но остался. Даже иногда присоединялся к их с лордом Бринденом беседам, когда старик не выказывал недовольства этим.
О древовидении они больше не говорили. Но Джон не чувствовал себя разочарованным, ведь темой их бесед, в основном, была история Семи Королевств и, в особенности, королей Таргариенов. Лианна много рассказывала сыну о Севере и Старках, но о королях-драконах она знала намного меньше, и, в основном, это были сказания и легенды. Теперь же перед ним был живой свидетель и участник великих событий.
— Как вы попали в Ночной Дозор?
— Я выбирал между честью и благом государства. Перед королем был такой же выбор. И оба этих решения привели меня на Стену.
Он часто облекал свои мысли в такую форму, что трудно было понять, что именно он имеет в виду, но в этот раз в ответ на недоуменный взгляд Джона пояснил:
— Когда умер мой племянник, король Мейкар, разгорелся спор о наследстве. Двое его старших сыновей к тому времени тоже умерли. Правда, они и при жизни не отличались качествами, подходящими для наследников престола: один был пьяницей, второй — безумцем. Первый оставил после себя слабоумную дочь, второй — младенца, который мог унаследовать безумие отца. Третий сын Мейкара к тому времени принял обеты мейстера Цитадели и отказался снимать их с себя. Оставался четвертый сын, тот, что стал впоследствии королем Эйгоном, пятым этого имени. Но он не устраивал многих лордов — ведь в юности он служил оруженосцем у простого межевого рыцаря, странствовал среди простонародья и нахватался там многого из того, что не к лицу принцам. Великий совет, созванный мною, чтобы избрать нового короля, погряз в спорах. И тут пришло письмо от еще одного моего племянника. Эйниса, сына Деймона Черное Пламя.
— Я слышал о Восстании Черного Пламени, — сказал Джон, когда старик умолк, чтобы перевести дух. — От матери.
— Значит, ты знаешь, что мой сводный брат Деймон Уотерс возомнил, что имеет больше прав на престол, чем наш законнорожденный брат Дейрон. И все потому, что наш отец, король Эйгон, четвертый этого имени, настолько явно предпочитал его всем своим другим детям, что подарил ему Черное Пламя, фамильный меч династии Таргариенов, который принадлежал когда-то самому Эйгону Завоевателю. Хорошо. Тогда мне не придется рассказывать тебе, как восстание, которое поднял мой братец, раскололо страну надвое и чуть не обескровило ее. Я не мог допустить этого во второй раз. Поэтому я ответил Эйнису со всей любезностью, приглашая приехать и обещая, что Великий совет рассмотрит его претензии на трон. А когда он приехал, я велел обезглавить его. Чтобы никто больше не смел устраивать восстаний. А ты, что сделал бы ты на моем месте, Джон Таргариен?
— Не знаю, — Джон сглотнул. Он не понимал, зачем старик спрашивает его мнение. Не все ли ему равно, что о нем подумают через столько-то лет? Но сказать, что поступил бы так же, он в любом случае не мог.— Закон гостеприимства священен…
— Королем тогда избрали Эйгона. И первым его указом был смертный приговор мне. За то, что мой обман, хотя и послужил благу государства, запятнал самого короля, и за нарушение законов гостеприимства. Но в Семи Королевствах преступникам обычно предлагают заменить смертную казнь службой в Ночном Дозоре, и этот выбор был предложен и мне. А если бы тогда ты был избран королем вместо Эйгона, Джон Таргариен, сделал бы ты то же самое?
Взгляд единственного красного глаза старика жег огнем. Джон хотел было соврать или ответить уклончиво, но понял, что не сможет.
— Да. Он поступил верно.
Он ждал, что лорд Бринден разгневается на него, но тот только усмехнулся.
— В тебе есть сталь. Это хорошо. Продолжим. Однажды лорд Ясеневого Брода созвал турнир…
— Он что, испытывает меня? — спросил Джон Бенджена, когда старик уснул, а они на короткое время поднялись к входу в пещеру. — Он рассказывает мне про какое-нибудь важное событие из прошлого, послужившее поводом войны или восстания, или еще как-то повлиявшее на судьбу королевства, а потом начинает допрашивать: а как бы в таком случае поступил я сам? Зачем он это делает?
Бенджен помолчал, вглядываясь в дымку, прятавшую искривленные холодными ветрами деревья, и в хмурое небо над ними. Оно было пустым — уже давно они не видели ни одной птицы, кроме воронов. С охотой тоже было неважно. Джон заметил Игритт: она сидела на камне в полусотне ярдов ниже по склону и остругивала тонкую прямую ветку, чтобы пополнить свой запас стрел. Джон помахал ей, она махнула рукой в ответ, но не подошла.
— Думаю, он проверяет, какой бы из тебя вышел король.
— Что? — Джон поперхнулся от неожиданности. Он уже приучил себя к мысли, что никогда королем не будет. Или почти приучил. — Зачем ему это?