Комментарий к Часть 4. Манс

В тексте цитируются стихи трубадура Бернарта де Вентадорна

========== Часть 5. Оборотни ==========

1.

Верхушка холма была укрыта туманом. Мужчина в черной шкуре с красными подпалинами поднялся туда, где его ждали еще три человека и четыре лошади. Невидимые людскому глазу лютоволки следовали за ним осторожно и бесшумно. Они остановились с подветренной стороны, чтобы не испугать лошадей, и наблюдали, спрятавшись в плотных тенях. Белый и красноглазый унюхал в земле мышиное семейство и принялся было раскапывать норку, но лютоволчица-мать молча оскалила зубы, и белый вновь застыл, опустив хвост.

Один из мужчин, тоже одетый в черную шкуру и с длинным серым когтем на поясе, похлопал черно-красного по плечу:

— Живой?

Тот даже не вздрогнул, хотя лютоволчица учуяла отголосок боли. «Слишком рано, он еще нездоров», — прошептал голос той ее части, что ходила на двух ногах.

— Живой. — Черно-красный залез на лошадь, старательно скрывая от товарищей болезненную гримасу. — Ну, чего ждем, Эббен? Едем.

— Постой. Мы тут привезли немного серебра, — один из черношкурых вытащил мешочек и позвенел им в воздухе. — Заплатить твоей знахарке.

— Неужто сир Деннис на меня раскошелился? — черно-красный («Манс», — снова шепнул в голове голос ) хмыкнул. — Что ж, тогда дарю это серебро вам, ребята. Потратьте с пользой на шлюх и выпивку за мое здоровье. Девчонке я спел пару песенок, ей хватило.

Долго уговаривать их ему не пришлось. Всадники развернули лошадей на юг, и копыта застучали по смерзшейся земле. Лютоволчица-мать слушала, как звук их становится все тише, пока он полностью не растворился в музыке леса. Он их не выдал — впрочем, она и не очень боялась этого: пах он правильно. Но зачем надо было так быстро прогонять молодого здорового самца? Раненая лапа не в счет, да она и заживала быстро. Лютоволчица не встречала сородичей уже много лет. Выбрать себе партнера среди мелких двоюродных братьев было ниже ее достоинства, а приблизиться с той же целью к уже подросшему белому запрещала та ее часть, что ходила на двух ногах («Нет! Это мерзость. Не смей так даже думать!»). Она тоже была одинока, лютоволчица чувствовала это. Ей не было пары среди тех людей, что приходили к ней с дарами или просьбами. Но этот черно-красный был другим. Его лютоволчица готова была одобрить, если бы та ее часть, что ходила на двух ногах, не решила иначе.

Лютоволчица-мать встряхнулась. От людей остался лишь еле уловимый запах, а ее белый и красноглазый сын от нетерпения нарезал круги вокруг холма. Она наскочила на него и куснула в спину, а потом помчалась в сторону, противоположную той, куда уехали всадники, зная, что он последует за ней. Дело сделано, человек по кличке Манс передан людям, а их ждет охота.

На бегу лютоволчица иногда вскидывала голову к темнеющему небу, кое-где проблескивающему звездами в переплетении ветвей. Ее всегда интересовали эти серебристые огоньки, ведь та ее часть, что ходила на двух ногах, ее саму называла Звездой.

2.

Они почти загнали оленя, но, поняв, что перед ними беременная самка, Лианна заставила прекратить погоню. Вместо этого они отправились к озеру ловить щук и очень веселились, плещась в неглубокой воде. А потом Лианна услышала далекий, на самой границе слышимости вой. Зов. Она знала всех варгов Зачарованного леса, а также некоторых других, более редких и странных оборотней. Встречались они нечасто: каждый жил на своей территории и стремился к уединению, но общие сборы бывали. Дослушав сообщение, Лианна скользнула обратно в свое спящее в доме тело.

Откинув старую медвежью шкуру, под которой она спала в рубахе и штанах, она спустила на пол босые ноги и поежилась. За ночь маленькая комнатка остыла, вода для умывания в ведерке подернулась кристалликами льда. Лианна выгребла из-под золы еще тлеющие с вечера угли и подбросила к ним щепок. Пламя разгорелось.

Руки и ноги лежащего на соседней скамье Джона подрагивали — он все еще был в Призраке. Оборотень с раннего детства, он бегал в своем волчонке прежде, чем научился ходить в человеческом теле, не падая. Лианна до сих пор помнила свой ужас, когда в первый раз не смогла добудиться сына. Серая Звезда взирала на нее с недоумением, не понимая причины ее беспокойства, а мелкий еще белый волчонок (Призраком Джон назвал его позже, наслушавшись от нее пересказов страшных историй старой Нэн) скакал вокруг и норовил ухватить за ноги. Матушка Гутрун вошла как раз вовремя, чтобы не дать ей впасть в истерику при мысли, что ребенок стал жертвой какой-то неведомой ей болезни. С первого взгляда поняв, в чем дело, она рассмеялась так заразительно, что у Лианны отлегло от сердца. А потом легко шлепнула волчонка со словами: «Кончай озоровать! Видишь, мать извелась вся», и Джон тут же открыл глаза.

Ее старая волчица, Искорка, была гораздо мельче Серой Звезды, и даже Призрак быстро перегнал ее ростом. Но лютоволки признавали ее старшинство и авторитет и уживались поразительно мирно. Искорка ушла вслед за старухой, и Лианна горько оплакивала обеих. Матушка Гутрун, относившаяся к ней с почти материнской нежностью, была добрым другом и хорошим учителем.

Думая о годах, прожитых у старой знахарки, Лианна в который раз поражалась, насколько им с Джоном тогда повезло. Вольный народ жил бедно, но матушку Гутрун в деревне всегда встречали хлебом-солью, сидром и медовухой, а за лечение приносили щедрые дары. Ее дом был построен из камня, а дым от очага уходил в дымоход, из-за чего в комнате было немного холоднее, чем в землянках вольного народа, но зато гораздо чище. Она могла не бояться краж и нападений — слава оборотня охраняла ее жилище лучше королевской гвардии. И почтение, которым окружали ее деревенские жители, распространилось и на ее ученицу. Они с Джоном, можно сказать, и здесь жили как лорды.

Глубоко задумавшись, Лианна не заметила, как Джон проснулся.

— Мама, что-то случилось? — просыпался он, как и она, мгновенно, и умел прислушиваться к своим ощущениям. Она не стала скрывать:

— Хаггон звал на встречу. Этой ночью.

— Ты меня возьмешь? — жадно спросил сын, быстро одеваясь. Лианна кивнула.

Дар оборотня редко передавался по наследству, фактически она не знала ни одной пары, похожей на них с Джоном, но старые и опытные часто брали молодых себе в ученики. Хаггон, пользовавшийся всеобщим уважением как старейший варг Зачарованного леса, на последние встречи брал с собой маленького и тщедушного паренька, чей дар, однако, казался очень сильным. Лианна ходила на эти встречи с матушкой Гутрун, пришло время привести туда Джона. Она, правда, считала, что он еще мал, но Призрак уже был взрослым и мощным зверем. Лютоволки были только у них двоих, и, хотя она не претендовала на старшинство среди охотников, но и никого не боялась.

— Сначала мы позанимаемся.

— На мечах? — Его серые глаза, так похожие на ее собственные, горели энтузиазмом. Она его прекрасно понимала, но сказала нарочито строго:

— На мечах позже.

Сын вздохнул, но возражать не стал. После завтрака, состоявшего из вчерашней каши и ломтя ячменного хлеба, Лианна достала дощечку и уголек.

Много раз она жалела, что, собираясь бежать из Винтерфелла, не подумала взять с собой листы бумаги и хоть одну книгу из библиотеки. Тогда это не казалось предметом первой необходимости. А за Стеной легче было бы раздобыть золотую диадему. Золото вольный народ добывал в налетах, но никому никогда не приходило в голову позариться на книги и свитки. Даже матушка Гутрун не умела читать и писать. Занятия грамотой Джон любил куда меньше фехтования, но старался, так что Лианне потом приходилось оттирать от черных пятен не только его руки, но даже лицо и уши.

— Нарисуй мне Красный Замок? — попросил Джон, когда она стерла последнюю написанную им фразу, заканчивая урок.

Лианна прикусила губу.

— Я там никогда не была, — пришлось признаться ей. Джон опустил взгляд, чтобы скрыть огорчение, и она быстро прибавила: — Хочешь, я нарисую тебе Винтерфелл? Он даже больше Красного замка.