- Не бойся, я не трону тебя, – затем краем глаза уловив, как красноволсая недоверчиво покачала головой, в знак того, что ни единое слово Учихи она не приняла всерьёз, подошёл ещё ближе. И с силой за руку подняв девушку обратно на ноги, заметив, как страх постепенно всё больше и больше появляется в её глазах, добавил, – мне нужно с тобой поговорить.
Оказавшись против своей воли вновь в вертикальном положении, Таюя резко и одновременно нервно вырвала руку из его цепких пальцев, а затем, отойдя, как можно дальше грубо огрызнулась, собираясь и вовсе уйти:
- Мне не о чем с тобой разговаривать, ублюдок.
- Таюя, я… – будто и вовсе не обратив внимание на ответ Звуковички, начал свою речь, которую вот уже месяц думал, как произнести Саске, в муках терзаясь, что подобно своему старшему брату превратил жизнь единственного более или менее дорогого для него человека в кошмар, тем самым задержав ее. Заставив, словно вкопанную, замереть на месте развернувшись к нему обратно лицом. – Я не хотел причинять тебе боль, – тяжело вздохнув, Учиха всё же смог выдавить из себя это слишком сложно давшееся ему признание, – я просто… – он вновь запнулся, стараясь более мягко подбирать слова, чтобы не напугать девушку ещё сильнее, чем уже это сделал. И почти не напоминать о той страшной ночи, – я просто обезумел. Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Ты была слишком хороша, слишком, что бы принадлежать кому-то другому. Все эти два долгих года прожитых вдали от тебя сводили меня с ума, я не мог спокойно жить, зная, что больше никогда тебя не увижу. Не мог свыкнуться с мыслью, что девушка, о которой я мечтал ещё с мальчишеских лет – мертва. Та ночь была ошибкой, глупым одномоментным порывом неизвестно как пришедшим в мою ненормальную пьяную голову. Я не хотел, что бы всё так получилось, честно не хотел, и ни за что бы не сделал, ведь я на самом деле люблю тебя, но…
- Но? – ехидно ухмыльнувшись, передразнила мстителя Хокумон. – Прости? – ещё раз язвительно переспросила она, от гнева и недоумения того, как смеет новый Каге Звука просить у неё прощение за такое. Как смеет находить какие-то оправдания этому, и даже несмотря на все свои эмоции, подошла вплотную, и грубо ткнув своего собеседника флейтой в полуголую грудь, сказала, уже почти крича – хватит, хватит врать! Ты не любишь никого кроме себя, Учиха. И всё что ты сделал со мной тогда, тебе безумно понравилось. Ты заставил меня чувствовать себя последней дрянью, дешевой и грязной шлюхой нового Каге Звука, разбил в дребезги и сломал всю мою жизнь. И после этого ты ещё смеешь просить прощения, находя какие-то оправдания своему мерзкому отвратному поступку? – красноволосая уже почти задыхалась от гнева, буквально по слогам чётко произнося каждое слово, – Да, Саске-сама? – Таюя с особым отвращением выговорила это обращение, явно выделив его из всей остальной фразы, будто подчеркнув, – ты играешь с жизнями своих подчинённых, словно это не живые люди, а марионетки, куклы которых можно ломать и унижать, ради собственного удовольствия. Идёшь по нашим головам к своим тёмным, таким же грязным, как и твоя ёбанная чёрная душа, целям, всегда получая то, что тебе хочется, и совершенно не задумываясь, что у всех окружающих тебя тоже есть чувства желания и мечты, даже не подозревая, что каждая твоя мелкая прихоть может стоить нам нашей грёбанной жизни, – она запнулась на секунду, тяжело дыша всматриваясь в чёрные как ночь глаза мстителя, будто хотела там увидеть что-то, разглядеть последнюю каплю добра, где-то глубоко, глубоко внутри человека причинившего ей столько боли, которую уже давно не надеялась там найти, и резко закончила предложение, снизив тон с крика на полушёпот, так, чтобы Саске, и только он мог её услышать. – Этому нет прощенья, ублюдок, – затем быстро убрав флейту от груди собеседника, и врезав ему кулаком по лицу, почти мгновенно скрылась из вида где-то в глубине леса, уходя прочь – подальше от Учихи. Потому что знала, что направиться к себе в палатку было теперь бессмысленно, так как после подобной беседы девушка бы просто не смогла уснуть.
Молча проводя Таюю глазами, Саске остался наедине со своими, как выразилась Хокумон, «тёмными» мыслями. Да, он ожидал от девушки какой-то подобной реакции, и знал, что теперь, когда она одновременно боится и ненавидит его даже больше смерти, Звукавичка ни за что не простит Учиху, но одно всё же удивило мстителя. Только сейчас он наконец-то понял, что зайдя настолько далеко ради своей мести, Саске как две капли воды стал похож на Итачи – такой же злой и безжалостный монстр, разрушающий всё вокруг себя и ломающий жизни каждого, кто хоть близко подходил к нему. От чего носителю Проклятой Печати вдруг стало противно. И недовольно поморщившись своим же поступкам, Учиха решил не идти вслед за Хокумон, оставив её навсегда в покое, а лишь всё так же безмолвно уселся возле костра, примерно там же, где совсем недавно была Звуковичка, и задумался обо всём этом, потирая рукой ушибленную щёку.
Тем временем злая Таюя недовольно и грубо ломая мешавшие ей перемещаться ветки деревьев и кустов, почти бежала прочь от лагеря в поисках места, где Звуковичка могла побыть одна, всё обдумать, спокойно предавшись игре на флейте, но так и не могла найти. Более того, с пережитыми сегодня эмоциями к Хокумон вернулись и ужасные воспоминания о той ночи. Они сжигали её душу изнутри, ломали девушку и одновременно ужасали, не столько всей болью и отвращением, которые она вытерпела благодаря мстителю, сколько сходством Саске в плане подобных вещей с Итачи, и тем, что несмотря ни на что Звуковичка всё же получила от случившегося, пусть и гораздо меньшее, чем Учиха, но удовольствие. Это не давало ей покоя уже около месяца, Таюя неустанно думала и вспоминала наиболее страшный кусок своей жизни, постоянно размышляя, где же она могла допустить ошибку, чтобы тело носительницы Проклятой Печати легко поддалось подобным «ласкам» от прикосновений и среагировало именно так. Да, Саске являлся младшим братом Итачи и, возможно, Учихи должны были быть в постели чем-то похожи но, даже несмотря на то, что их сходство казалось слишком сильным, и всё случилось без её желания и даже согласия, но Хокумон всё равно ощущала будто предала любимого Акацука. Изменила ему с его же маленьким братом, и это убивало девушку даже больше, чем то, что после ночи с Саске весь Звук считал её шлюхой нового Каге, и даже больше, чем то, что после такой страшной психологической травмы она уже вряд ли вновь смогла бы стать собой до конца.
-Ксо!!! Твою мать!!! – пройдя ещё пару метров, девушка зло пнула ногой последний попавшийся ей на пути куст. И неуклюже зацепившись за ветки несчастного растения, выбралась на поляну, ругаясь матом то ли на Саске, то ли на Итачи, то ли на саму себя, а то ли и вовсе на, ни в чём не повинный, куст.
Одним движением руки грубо и ловко отодрав от фирменного Звуковицкого наряда живую преграду с цепкой зелёной листвой, Хокумон тяжело вздохнула печальным взглядом окинув холодный серебристый свет луны, ровно ложившейся на всю, усыпанную разнообразными цветами, пустую поляну. В данный момент мысли девушки были так запутаны и тяжелы, что ей, как маленькому ребёнку, хотелось убежать, спрятаться от них, но это, к сожалению, было невозможно. Куда бы Таюя не пошла и что ни делала, на неё всё так же по-прежнему давило, то, что произошло, будто огромный серый камень на шее неизбежно тянущий носительницу Проклятой Печати за собой на дно, огромный увесистый кусок вины и раскаяния. Стыд, раздражение и ненависть к самой себе, за предательство и ложь, всю ту грязь и разврат, которые всего месяц назад доставили ей одновременно боль и удовольствие. Как бы Хокумон не старалась скрыть это под маской страха и ужаса, она никак не могла отрицать очевидного. Избавиться от страшного тайного чувства, ощущения того, что что-то неизвестное, непонятное даже самой Звуковичке несмотря ни на что всё же тянуло её к Саске, влекло в крепкие душащие кольца страшного и безжалостного ядовитого змея, коим являлся сам Учиха, будто специально для неё поставленная ловушка, и пути назад девушка уже не видела. Таюя трезво осознавала неправильность собственных эмоций, ведь даже мысленно сближаясь с Саске она чувствовала, как вновь и вновь предавала их светлую и тёплую, возникшую из неоткуда, словно пламя, страстную любовь с Итачи, но уже ничего не могла поделать. Видимо Учиха младший слишком уж напоминал ей старшего, что заставляло Хокумон невольно поддаваться его взглядам, жестам и словам. Наверное, поэтому, она так резко оттолкнула Саске подальше от себя, сегодня, когда знала, что он искренне признался ей в любви, и действительно раскаивался в своей ошибке, потому что именно в этот вечер ощутила то, чего боялась больше смерти – питавшую её не здоровое влечение сквозь прочную броню страха, которой красноволосая себя специально оградила, чтобы не совершить новой ошибки, слишком сильную и страстную взаимность. Желание быть вместе, в несколько десятков раз превышавшее даже её собственное. И ощущая всё это, Таюя понимала, что возможно её новая фобия – страх оставаться с Учихой наедине, была не из-за того, что девушка опасалась вновь испытать боль, а потому что возможно, боялась, что просто не сможет держать его на достаточном расстоянии от себя, чтобы ничего не произошло. Был ли Саске ей привлекателен, только потому что так сильно напоминал Итачи, или просто манил сам, Хокумон уже больше не знала. Она чувствовала лишь, что запуталась, зашла в тупик, куда так спонтанно подтолкнули её братья Учихи, и выхода оттуда уже не было, потому как с тем, что девушка чувствовала к ним обоим, она не могла больше справиться. Саске и Итачи навсегда изменили её, изменили душу, тело, характер, буквально сделали другим человеком, подобным себе и теперь Звуковичке приходилось носить маску своего прошлого, скрывая истинное лицо под сложившимся для всех окружающих образом хулигановатой совершенно не женственной грубиянки.
