Момент истины.

Она узнает, прямо сейчас, была ли эта черная маска такой же сексуальной и соблазнительной, как она думала, когда покупала ее.

Взгляд Юджина пробежал по ее телу.

Ухмылка затронула его губы.

Бинго.

Веда знала, что поймала его, но на всякий случай повернулась к нему спиной и посмотрела через плечо, давая ему возможность рассмотреть ее задницу в облегающем черном платье.

Единственный зеленый глаз, видимый сквозь маску, уставился на округлость ее задницы.

Не теряя ни секунды, Юджин повернулся всем телом к своим друзьям-идиотам, не сводя глаз с ее задницы и протягивая стакан. Как всегда, самоотверженный ведомый один из его друзей без промедления взял напиток из рук Юджина, помогая ему, чтобы тот последовал за темной, женственной маской, которая только что прикасалась к нему.

Когда Юджин двинулся к Веде, на него посыпались поздравления от команды, и его ухмылка расцвела в широкую улыбку.

Веда увидела эту улыбку как раз перед тем, как исчезнуть в толпе. Она пробиралась через сотни масок и костюмов в комнате, стреляя взглядами через плечо и крутясь на каблуках, оставаясь достаточно далеко от Юджина, чтобы он продолжал преследовать ее. Достаточно далеко от него, чтобы заставить его вытягивать шею над посетителями вечеринки, натыкаясь на людей, в своем отчаянии, преследуя ее.

Веда чуть не рассмеялась над тем, как легко сдаются мужчины. Одно прикосновение к его отвратительным гениталиям, которые достаточно скоро исчезнут навсегда, и этот идиот стал маслом в ее руках.

Она засмеялась, когда он последовал за ней до самой лестницы в дальнем углу комнаты. Она поспешила к верхней ступеньке лестницы и, обернувшись, обнаружила, что Юджин задержался внизу, держась за перила рукой.

Веда позаботилась, чтобы злобное хихиканье, зарождавшееся в ее горле, прозвучало как приглашающее хихиканье — что на самом деле было чрезвычайно трудно из-за абсолютной ненависти к этому человеку.

Но это было хихиканье, и она убедилась, что оно достаточно громкое, чтобы его было слышно, прежде чем скрыться за углом в коридоре второго этажа. Этот этаж был перекрыт бархатной веревкой. Они даже не включили свет, так что в коридоре было темно, как ночью.

Когда Юджин добрался до верха лестницы, глядя в обе стороны, он, казалось, колебался лишь мгновение перед лицом этого жуткого темного коридора.

Он выдохнул, когда увидел ее в конце коридора, и даже когда он колебался, выражение его лица было наполнено ликованием.

— Это ты, Хизер?

Веда не знала, кто такая эта чертова Хизер, но когда она поманила его пальцем и пригласила его подойти поближе, она была уверена, что Хизер — та женщина, которую она собиралась спасти от жизни, полной жестокости и страданий.

С этим единственным приглашающим взмахом пальца, последняя крупица страха, которая могла остаться, казалось, полностью покинула Юджина, и он снова направился к ней.

Не сводя с него глаз, Веда открыла соседнюю дверь. Дверь вела в еще более темную комнату в конце коридора. Она исчезла в пустой комнате, зная, что страха будет недостаточно, чтобы помешать ему последовать за ней туда же.

Сегодня вечером Юджин Мастерсон узнает, что такое настоящий страх.

Внутри мрачной комнаты, освещенной только лунным светом, льющимся в куполообразное витражное окно в углу, ее грудь тяжело вздымалась. Нежные улыбки с картин Микеланджело, нарисованных на стенах, едва различимые в тени, мелькают со всех сторон, заставляя ее сердце биться чаще. Жар от ее дыхания сделал маску еще более влажной внутри.

Веда, с трудом удерживаясь на ногах, достала из нагрудного кармана платья шприц с тиопенталом натрия. Она положила большой палец на поршень, когда шаги Юджина приблизились, терпеливо ожидая у черного, как смоль, дверного проема.

Его шаги становились тяжелее с каждой секундой, и Веда воспользовалась моментом, чтобы осмотреть аптечку, ожидавшей ее в углу комнаты. Ее серебряный скальпель поблескивал, готовый к использованию — и не только сегодня.

А еще восемь ночей после этого.

В тот момент, когда тень Юджина показалась из дверного проема, тьма внутри Веды начала исчезать.

Когда он вошел в эту дверь и поймал иглу ее шприца прямо в шею, тьма полностью исчезла.

Сегодня вечером она знала, что лучше не давать этой обезьяне всего лишь 75 мг.

Сегодня она положила большой палец на этот поршень, с трудом опорожняя 150 мг в вены Юджина без колебаний или задержки.

Почти мгновенно он потерял контроль над своими коленями. Они подкосились, заставив его опуститься на пол, как только Веда вынула иглу.

Его широко раскрытые от страха глаза встретились с ее глазами.

Веда впитывала в себя этот страх, как воду, мягко улыбаясь, когда он через несколько секунд отключился.

Сегодня вечером Конг узнает, что такое настоящий страх.

И, если она может повлиять на это, то этот страх будет преследовать его до конца его несчастной жизни.

Глава 22

На следующее утро, когда Гейдж сделал глубокий вдох и вдохнул аромат арахисового масла, яиц, бекона и ее тела, его глаза расширились. У него екнуло сердце. Тарелка, которую он осторожно поставил на обеденный стол, звякнула так громко, что он испугался, как бы она не разбилась, но обнаружил, что не может оторвать от нее глаз, чтобы проверить.

Веда прислонилась к куполообразному входу в столовую, одетая только в его белый махровый халат, стройная нога выглядывала из-под подола халата, волосы все еще были мокрыми после душа.

Но не влажная кожа, не шоколадное бедро и не сама ее сущность — чего всегда было достаточно, чтобы заставить его напрячься, — заставили его замереть посреди сервировки стола, пока бекон, шипящий на плите позади него, был опасно близок к тому, чтобы сгореть.

Нет, это была та самая улыбка. Та, что заставила ее глаза сощуриться, а зубы обнажиться. Пара колец, включая обручальное, сверкала на ее пальце, и этот вид чуть ли не сводил Гейджа с ума.

Он знал, что будет стараться всю жизнь, чтобы сохранить эту улыбку на ее лице.

Все еще зажимая розовый ноготь между зубов, она медленно подошла к тарелке, которую он только что поставил на стол, и села перед ней.

— Мой завтрак — произведение искусства, — прошептала она, ее голос все еще был хриплым от сна, пока она рассматривала три кусочка хлеба из цельной пшеницы перед собой. — Мне даже жалко его есть, — и она засмеялась, глядя на него снизу вверх.

Он намазал арахисовое масло на каждый кусочек тоста так, что получилась медвежья морда, использовал кусочки банана для медвежьих ушей и носа, а закончил картину черникой, которая стала глазами.

— Ты так очарователен, что я не могу этого вынести… — она приняла нежный поцелуй, который он запечатлел на ее губах, и он почувствовал, как ее взгляд обжигает его обнаженную спину, когда он возвращался к плите. — Даже наш одержимый дэт-металлом сын не сможет устоять перед твоими завтраками.

Гейдж хихикнул, успев к хрустящему бекону как раз вовремя, чтобы тот не подгорел.

— Думаю, мне придется придумать, как сделать для него лого групп Cannibal Corpse и Carcass из яиц и бекона.

— Просто намажь тарелку клубничным соусом, чтобы она стала похожа на место убийства. Или просто придай пище форму оружия. Подойдет любое оружие, но у меня такое чувство, что он будет неравнодушен к чему-то режущему.

Ухмыляясь, Гейдж оглянулся через плечо, заметив, что она ест только корочки тостов, избегая мордочку медведя.

— Давай, детка, откусывай. У тебя будет вся оставшаяся жизнь, чтобы наслаждаться моими произведениями искусства, хорошо?

Она улыбнулась ему и поверила на слово, больше не стесняясь откусывать тост так много, сколько могла.

— Ну, вот, — прошептал он, и его глаза удивленно расширились, когда во входную дверь постучали.

Веда посмотрела в сторону двери и встала.

Но Гейдж выключил духовку и подошел к ней, положив руки ей на плечи, чтобы она не вставала дальше.