Но это могло быть и даже, скорее всего, было частью своего рода «легенды»: вынуждены бежать, натерпелись от злых непросвещенных начальников, жертвы московских варварских порядков и т. п.
Проезд через «литовский рубеж» столь крупной фигуры, да еще с подводами, груженными типографским оборудованием (известно, что часть оборудования, использовавшегося в Москве, видимо матрицы или пунсоны, Иван Федоров применял и в Литве), а также тяжелыми книгами[13], вряд ли мог пройти незаметно, «по-партизански». Да и типография, им оставленная в российской столице, не была разорена или сожжена, а продолжала функционировать. Твердо известно, что впоследствии там использовались шрифты времен Ивана Федорова. Вероятнее, конечно, другое: первопечатники двигались не вопреки запрету московских властей, а по их прямому распоряжению. Отсюда почтительное – даже в «легенде» – отношение к царю Ивану Васильевичу. В 1573 году, когда началась подготовка львовского «Апостола» к печати, Речь Посполитая переживала бескоролевье: Сигизмунд Август уже лежал в гробу, а Генрих Валуа еще не занял престол. В 1574 году, когда «Апостол» выходил из печати, Валуа уже пребывал на престоле, но выглядел там как залетная птица: побудет недолго и вспорхнет, чтобы вернуться во Францию. Иным же претендентом на трон являлся в ту пору сам русский царь Иван IV, поэтому Иван Федоров не мог злословить о государе, подрывая его репутацию в условиях, когда избрание еще возможно.
Другое дело некие обезличенные «начальники»: по их поводу можно браниться сколько угодно, ибо непросвещенное начальство было, есть и будет везде и всегда, как дождь или зной. Ругать его – все равно что ругать непогоду: все понимают, никто не обижен.
Вероятнее всего, никаких гонений Иван Федоров и Петр Мстиславец в Москве не претерпели. Более того, следует повторить и подчеркнуть: все дело их великое явилось плодом сознательных усилий Русского государства и Русской церкви. Иными словами, в столице России оба книгопечатника являлись важными особами.
Существует гипотеза (правда, не вполне доказанная), согласно которой Иван Федоров получил образование в Краковском университете. Некий «Иван Федоров Москвитин» получил там ученую степень бакалавра в 1532 году[14]. Тот ли учился в Кракове Иван Федоров, бог весть, просто в университетских документах упоминается учащийся с именем «Иван Федоров из Петковиц», или, иначе, «Иван Федоров Москвитин». Если все же он, значит, культура западнорусского (белорусского) православия была ему знакома. Тогда Федоров ехал работать в страну, издавна ему не чуждую. Но даже если краковский бакалавр Федоров – другое лицо, все равно у искусного московского печатника на территории Литовской Руси должно было найтись немало покровителей. Православные магнаты в ту пору вели тяжкую борьбу и с католической пропагандой, и с усилиями протестантов разных мастей укорениться в Великом княжестве Литовском. Православный печатник в этой борьбе был очень и очень кстати. Более того, нельзя исключить и особой договоренности между митрополитом Московским Афанасием и кем-то из православных аристократов Великого княжества Литовского о том, чтобы западный доброхот принял под свое крыло московского мастера. Переписка на религиозные темы велась, московско-литовский рубеж вовсе не был в ту пору непроницаемым барьером, более того, известно, что главам Русской церкви от полудержавных православных магнатов Литовской Руси время от времени приходили драгоценные подарки, подносимые из почтения к их сану: на сей счет сохранились документы.
При этом русско-литовская знать, потенциальные покровители Ивана Федорова, могли вовсе не иметь добрых чувств к царю Ивану IV. Они участвовали в боевых действиях и дипломатических интригах, направленных против него. Но отношение к правителю – одно, а отношение к вере – другое. Не планируя каких-либо совместных, тем более союзнических акций в сфере политики, они могли сознательно и со спокойной душой принимать помощь в области религиозной. Жестоко конфликтуя, быть может, с «государем московитов» и даже ведя с ним войну, они не отказывались от мысли получить поддержку от Русской церкви, даже если она примет вид пожалования из царской руки. Тут нет особенного противоречия, если осознавать всю напряженность религиозной борьбы, которая велась тогда в Литовской Руси между тремя конфессиями. Если бы не давление со стороны католиков и протестантов, православные магнаты, вероятнее всего, не задумались бы о такого рода вспомоществовании.
Помощник Ивана Федорова по деятельности на Московском печатном дворе Петр Тимофеев носил прозвище Мстиславец и, как уже говорилось, скорее всего, происходил из белорусского города Мстиславля; он просто возвращался на родину.
Московские первопечатники начали работу в Заблудове (под Гродно, неподалеку от Белостока) у литовско-русского православного магната Григория Александровича Ходкевича. Там они выпустили «Евангелие учительное». Ходкевич в ту пору являлся великим гетманом литовским, а также занимал ряд других высоких должностей, делавших его одной из самых влиятельных фигур во всей Литовской Руси. Он слыл противником сближения Великого княжества Литовского, в очень значительной части православной страны, с католической Польшей. Григорий Александрович основал заблудовский храм во имя Успения Пречистой Богородицы и Святителя Николая. В одном из православных полемических сочинений XVII века прямо написано: «Григорий Александрович Ходкевич просил наияснейшего благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича, чтобы тот послал ему… друкарню (печатню. – Д. В.) и друкаря, и по его просьбе вышепоименованный царь московский… прислал к нему целую друкарню и типографа, именем Иоанна Федоровича». Источник, конечно, поздний. Но нет причин из-за одного этого отказывать ему в достоверности. Видимо, Иван Федоров ехал из Москвы не в пустоту рискованных исканий, а по договоренности и по приглашению.
«Евангелие учительное» Иван Федоров и Петр Мстиславец начали печатать 8 июля 1568 года, а закончили уже в 1569-м, 17 марта. Содержание книги кратко раскрывается в заголовке, который можно увидеть перед началом текста: «Поучения избранна от святого Евангелия и от многих божественных писаний, глаголемая от архиерея из уст во всякую неделю, на поучение христоименитым людем или прочитаема, тако же и на Господьские праздники».
В «Евангелии учительном» собраны 77 текстов – от притчи о мытаре и фарисее до поучения на день Усекновения честной главы Иоанна Предтечи. Общее предназначение книги объявляется несколько раз в том же предисловии: «К лучшему поучению и исправлению душевному и телесному».
Конечно же, в условиях жесткой интеллектуальной конкуренции как с протестантскими проповедниками, так и с иерархией католической церкви книга поучений нужна была как воздух православному духовенству. Острота конфессионального раздрая, охватившего Литовскую Русь, нашла отражение на страницах предисловия во всей ее трагичности. Там говорится о соблюдении соборной апостольской церковью древнего вероучения без изъятий и добавлений, что особенно важно «…в нынешний мятеж мира сего, понеже мнози крестияньсти и людие новыми и различными учении в вере поколебашася и мнением своим разсверепеша, от единаго согласия в вере живущих отвратишася. Да поне сих книг читанием возмогут себе исправити и на путь истинный привести. А елицыво правоверии доныне соблюдаеми и непозыблемо содержими суть, тем более их Христос словесы и учением своим укрепит в вере единомысленных быти и не даст сметатися волнами сего жития и ересем бывающим в собе вмещатися».
В другом месте четко указан адресат книги: «люди греческого закона», то есть православные. Эта ремарка свидетельствует о парадоксальной ситуации: «Евангелие учительное», в сущности, мирная просветительская книга, стала элементом конфессиональной борьбы.
Уже в 1570-м заблудовская типография Ивана Федорова выпустила новую книгу – «Псалтырь с Часословцем», содержащую также пасхалию в таблицах. 23 марта это издание увидело свет, а вскоре, к сожалению, Г. А. Ходкевич закрыл свою типографию.
