Литмир - Электронная Библиотека

С помощью викария Брайди убирает из ниши оставшиеся камни. Крипта – со сводчатым потолком и выложенным плитами полом – мрачное место. Как и во многих подземных помещениях, лишенных солнечного света, здесь круглый год по-зимнему холодно. После недавнего наводнения стоит едкий торфяной запах, очень похожий на тот, что исходит от разрытой болотистой почвы.

Труп – женщина, Брайди определяет это по габаритам и одежде – хорошо сохранился, принимая во внимание, что замурована она была стоя во весь рост. Жуткое зрелище в пышном убранстве, словно ее нарядили для исполнения роли в tableau vivant [8]. Ужасающее театрализованное представление. Будто перед вами некая трагическая героиня, богиня – неизвестная историческая личность! Ее одеяние, теперь истлевшее, могло быть древнегреческим или древнеримским костюмом. Блеклые волосы, свисая клочьями, падают на усохшие плечи. Брайди догадывается, как она провела последние мгновения своей жизни в удушающей темноте, будучи прикованной за шею к стене. Это видно по ее открытому рту, в котором застыл вой.

Викарий, бранясь себе под нос, суетливо возится со светильником. Он молод, внешне производит неприятное впечатление. Тщедушный, с большой головой, жиденькие светло-каштановые волосы липнут к крупному бугристому черепу, который своей формой привел бы в изумление даже опытного френолога. Лицо сероватого мучнистого цвета, как переваренный картофель; рот словно создан для того, чтобы кривиться в ухмылке. Но для викария одет убого, отмечает Брайди. Ей он показался смутно знакомым.

– Сэр, мы с вами раньше встречались? – спрашивает она.

Викарий тупо смотрит на нее.

– Не думаю, мисс…

– Миссис Дивайн… Я не расслышала ваше имя, сэр.

– Кридж.

Брайди снова принимается обследовать труп, пытаясь игнорировать мистера Криджа, который все норовит заглянуть ей через плечо.

Повреждения на трупе (рваные раны до самой кости на правой руке, три сломанных пальца, разбитая нижняя челюсть, трещины в области глаз) рассказывают печальную историю. Левая рука спрятана под шалью. Брайди осторожно отворачивает ткань.

– У нее ребенок, – сообщает она.

Младенец, запеленатый, размером не больше репы, лежит в перевязи под складками материной шали. Брайди испытывает прилив жалости. В неглубокой нише несчастная даже присесть не могла. Так и умерла стоя, а вместе с ней – и ее дитя.

Мистер Кридж, кусая губу, наклоняется ближе. Лицо его приобретает выражение нездорового возбуждения. Брайди это оскорбляет – ей обидно не за себя, а за жертв.

– Мистер Кридж, если это вам неприятно, вы можете уйти, я одна справлюсь.

– Нет, отчего же. Каков возраст младенца?

– Когда он умер, ему было несколько месяцев от роду. Он сосет палец матери. – Брайди приглядывается. – Нет, не сосет – глодает ее палец.

– Будь я проклят! – Викарий поднимает глаза к потолку. – Простите.

Брайди хмурится.

– Мистер Кридж, фонарь как можно ближе, пожалуйста.

Брайди рассматривает лицо ребенка: оно теперь скукоженное, кожистое; черты едва различимы. Брайди сует кончик пальца в рот младенцу, осторожно проталкивая его мимо ссохшегося пальца матери.

– У него зубы, как у щуки, – изумляется она. – Неровные иголочки на верхней и нижней челюсти, но острые.

– Как такое… – бормочет мистер Кридж.

– Тела нужно вытащить отсюда. Я должна их осмотреть при более ярком освещении.

– Это невозможно, – раздраженно говорит мистер Кридж. – Во всяком случае, сегодня.

– Сделать это нужно сегодня. Полиция ждет мой отчет.

– Священника сейчас нет.

– Значит, я его подожду.

– Миссис Дивайн, я передам ему вашу просьбу сразу, как только он вернется.

– Вы уж постарайтесь не забыть, мистер Кридж.

Викарий отворачивается от трупов и смотрит на Брайди. Взгляд у него до того злобный, что у нее не остается ни малейших сомнений: будь его воля, он запихнул бы ее в эту нишу и снова заложил углубление кирпичами.

Они выходят из крипты. Мистер Кридж закрывает и запирает дверь, ключ кладет в карман.

– Мистер Кридж, я настоятельно советую вам не распространяться об этой находке, – предупреждает его Брайди. – Лондон падок до аберраций.

– Уверяю вас, мы будем в высшей степени благоразумны на сей счет. До свидания, миссис Дивайн. – Викарий надевает шляпу, сдержанно кланяется и идет к дому священника.

Брайди обводит взглядом церковный двор: полуодетых воображаемых мертвых боксеров нигде не видно. Потом замечает: над верхним краем стены маячит прозрачный цилиндр. С помятой тульей и бесформенными полями. Цилиндр, знававший лучшие времена. Крепче сжав в руке саквояж, Брайди бросается в бегство: быстро обходит часовню с торца и вылетает в задние ворота. В полном одиночестве она шагает по улице. Раз или два оборачивается, испытывая одновременно облегчение и нечто вроде разочарования.

* * *

Брайди до костей продрогла в крипте, и ей радостно, что она наконец-то выбралась из-под земли. Спускаясь с Хайгейтского холма, она видит мерцающий внизу Лондон, затянутый кислотной дымкой. Небо темнеет, на улицах загораются фонари, в лавках и пабах – газовые светильники. Брайди шагает к центру города вдоль невидимой подземной реки Флит. Минует Сент-Джайлз и «Маленькую Ирландию» – район трущоб с полуразрушенными домами и дворами, в которых царствуют зло и порок. Его прорезает Нью-Оксфорд-стрит. Ирландцы перескакивают через нее и распространяются на север, образуя новые оплоты. Они наводняют Лондон волна за волной и, покидая трущобы, рассеиваются по всему городу. Вдоль южной стороны дома, стоя задом к центральной улице, отклоняются от нее, словно костлявые заговорщики. Близятся очередные перемены. Новшества ждут своего часа, будто актер, который, скалясь и кусая губы, в нетерпении топчется за кулисами, готовый по первому требованию выскочить на сцену. Завешанные тряпьем окна и крошащиеся кирпичи сменят открытые каменные ландшафты и бескрайнее небо.

Крысы и иммигранты разбегутся кто куда.

Ну а пока трущобы такие, какими они были всегда: теплые и кипучие, как одеяло, кишащее вшами.

Брайди могла бы найти здесь дорогу с закрытыми глазами, ориентируясь только по запахам.

А попробуйте сделать это сейчас. Закройте глаза (хитросплетения узких извилистых улочек и переулков с ветхими разваливающимися домами все равно только приведут их в замешательство).

Принюхивайтесь – но глубоко не вдыхайте.

Идите на обильные испарения кожевенных мастерских и дым пивоварен – дух сладковатой прогорклой тухлятины, витающий в Севен-Дайалсе [9]. Затем – мимо нафталиновых шариков, что использует дешевый портной. Когда нос уловит гарь жженого шелка, который подпаливает сумасшедший шляпник, поверните налево. И вы почти сразу различите амбре немытых тел работающих денно и нощно проституток и праведного христианского пота поденщиц. С каждым вдохом вы поглощаете в разных пропорциях смесь всевозможных ароматов: лука и кипяченого молока, хризантем и пряных яблок, жареного мяса и мокрой соломы, а также – внезапно – вонь Темзы, принесенную ветром, который вдруг сменил направление и давай бесноваться в глухих улочках. И над всем этим царит тошнотворный густой смрад – дерьма.

Источником этого разящего запаха является главным образом многонациональное население той части города, где обитает Брайди Дивайн: русские, поляки, немцы, шотландцы и в особенности ирландцы. Каждый вносит свою лепту. От младенца миссис Нири, пачкающего пеленки, до отца Дукана, благочестиво восседающего на ночном горшке. Их испражнения, сбрасываемые в выгребные ямы, подвалы и дворы, вносят свои смердящие нотки в букет гибельного лондонского зловония.

Грязный воздух (как вам скажет любой ученый, который не зря носит свой монокль) – благодатная почва для современных свор мигрирующих инфекций, предводительницей коих является холера. С ее приходом улицы пустеют. Женщин и детей не увидишь у уличных насосов и на площадях; мужчины сидят дома, почесывая задницы. Когда холера наведывается в гости, улицы затихают. Никто никуда не спешит, не слышно болтовни и скабрезного хохота. Все только лихорадочно молятся, со страхом ожидая, что у них вот-вот начнет сводить живот.

вернуться

8

Tableau vivant (фр.) – «живые картины». Сценическое представление, обычно без слов и движений, исполняемое людьми в соответствующих позах и костюмах.

вернуться

9

Seven Dials (анг. «семь циферблатов») – участок в приходе Сент-Джайлз, где в 1693 г. были проложены семь улиц, которые сходились к центральной колонне, образуя звезду. На колонне были часы с семью циферблатами, обращенными в разные стороны.

5
{"b":"673631","o":1}