И тут же выбежала из комнаты.

Хозяева испуганно смотрели ей вслед. Хозяйку даже немного обидели слова Чароморы, она их приняла на свой счет.

— Она часто такая… немного странная? — спросил хозяин осторожно, чтобы не обидеть капитана Трумма.

— Нет… не очень… — пробормотал капитан в ответ. — Но в последнее время она много и напряженно работала. Боюсь, что она переутомилась.

Чаромора ринулась вниз по лестнице и выбежала на улицу. Не обращая внимания на людскую сутолоку и поток машин, она пробежала несколько кварталов, остановилась перед одним восьмиэтажным домом и протянула вперед руки. В тот же миг на руки ей шлепнулся маленький пухленький мальчуган, выпавший из открытого окна самого верхнего этажа.

Конечно, тут же вокруг Чароморы собралась толпа. Чаромора сильно разнервничалась и помрачнела. Она сунула ребенка стоящему рядом с ней человеку и кинулась прочь.

Через несколько минут, слегка запыхавшись, она вернулась к столу.

— Мои нервы совсем сдали, — жалобно сказала она Трумму. — События сменяются как-то слишком быстро и нагромождаются одно на другое. Я ни на чем не могу сосредоточиться.

Хозяин и хозяйка дома сочувственно улыбнулись.

— Голубушка, вам следует отдохнуть, — сказала хозяйка. — Хороший отдых творит чудеса.

— Сегодня же вечером мы вернемся домой на остров, — решительно сказала Чаромора.

Так они и поступили, прихватив с собой моряцкий сундучок, куда Трумм упаковал все свои рисовальные принадлежности, все свои чистые носки и теплый шерстяной свитер.

А время шло.

В море таял лед и бушевали штормы.

На остров Чароморы пришла весна.

Весь конец зимы Чаромора и капитан Трумм работали над книгой. А теперь дело застопорилось. Им совсем не сиделось в комнатах. Весеннее солнце заливало остров, и с каждым днем становилось все теплее.

Однажды утром они проснулись от странных курлыкающих звуков.

— Лебеди! — воскликнула Чаромора и вскочила с кровати.

Трумм заметил, что глаза у нее сияют, как у девушки. Он тоже поспешно вылез из-под одеяла.

Лебеди опустились на остров Чароморы. Они заполонили все побережье, море и небо. Заметив Чаромору, несколько лебедей, взмахивая прекрасными белыми крыльями, подлетели к ней. Длинными гибкими шеями они касались щек Чароморы и снова взмывали в небо. Время от времени они садились на воду и, выгнув шеи, прекрасные и горделивые, скользили по водной глади моря. Вся округа звенела от диковинного курлыканья.

Капитан очарованно смотрел на лебедей. Ничего подобного он никогда не видывал. Он даже не осмеливался подойти к Чароморе — такими удивительными казались ему чародейка и большие белые птицы.

Чаромора ходила меж лебедей, гладила их перья, что-то говорила. Она совсем не замечала, куда ступают ее ноги, идет ли она по песку или гальке, спотыкается ли о прошлогодний камыш или бредет в по-весеннему холодной воде. Чаромора видела только лебедей.

Перелет лебедей длился несколько дней. Прилетали все новые и новые птицы, а прежние улетали на север, к местам гнездовий. Все дни Чаромора и капитан проводили на берегу. Трумм чувствовал, что он никогда не забудет это время.

Капитан Трумм был коренным горожанином. Он родился в большом каменном городе. Когда вырос, ушел из города сразу в море. Суда, на которых он плавал, заходили всегда только в гавани больших городов, так что у Трумма за всю жизнь не было случая пожить в деревне.

Капитан еще никогда не видел, как просыпается весной природа, и теперь весеннее пробуждение полностью захватило его. Первые желтые цветы мать-и-мачехи, найденные им среди камней, приводили его в восторг. И капитану очень захотелось самому вскопать сырую пахучую землю. В шкафах и на полках Чароморы среди пучков засушенных трав и между грудами кореньев лежали всевозможные семена. Посмеиваясь про себя — что-то получится? — капитан разбросал на вскопанных грядках несколько пригоршней семян.

Когда же капитан Трумм увидал первую бабочку, он совсем потерял голову и, как мальчишка, целый день бегал за ней. Вечером капитан достал карандаши, краски, кисти и принялся рисовать. Ни секунды не задумываясь, он сразу же отложил в сторону черный карандаш. И дни напролет стал рисовать акварельными красками и пастельными мелками. Он рисовал почки и сережки на деревьях, бабочек и букашек, стебельки травинок и, конечно же, голубое небо и море. Капитан Трумм прямо-таки ошалел от буйства красок и света, от запахов и голосов весны. Ничего другого он не видел и не слышал. Зато Чаромора мрачнела день ото дня.

— Ну вот, — сказала она однажды Трумму, — мне кажется, меня ты уже совсем не замечаешь.

— О-о! — произнес капитан мечтательно. — А ты чувствуешь, как пахнет воздух? От дыхания сырой земли и распускающихся почек у меня с утра до вечера кружится голова.

— Ну-ну, — пробормотала Чаромора. — Сколько я себя помню, такое бывает каждую весну.

Весна набирала силу, восторг и восхищение Трумма все росли, зато Чаромора хмурилась все больше.

Когда настало время подснежников, калужниц и купавок, очарованный капитан целые дни проводил на лужайках и в кустарнике и не приходил домой даже пообедать.

Теперь Чаромора ходила мрачнее тучи.

— Что за мысли тебя одолевают, которые обязательно нужно обдумывать в кустарнике? — спрашивала она у капитана.

— Дорогая Эммелина, — ответил капитан виновато, — мне хотелось бы нарисовать тебя.

И он стал писать портрет Чароморы. Вокруг нее он нарисовал цветущие подснежники и расправляющих крылья лебедей. А стояла она на белом морском песке, усеянном розовыми ракушками и зелеными водорослями. Чаромору он изобразил так, чтобы отблески вечерней зари падали на морщинистое лицо, и на картине щеки ее нежно румянились.

Чароморе картина очень понравилась. То и дело подходила она поглядеть на свой портрет и почти совсем перестала заглядывать в зеркало. И однажды утром она сказала Трумму:

— Ну и ну! Ты, кажется, так и не понял, кого взял в жены.

— Я прекрасно знаю, кто моя жена, — ответил Трумм, — но что с того?

Чаромора горько вздохнула.

— Ты даже не видишь, какая я на самом деле, — сказала она. — Ох, кажется, я околдовала тебя и привязала волшебными лентами к своему острову.

Весь день Чаромора была не в духе и колючая, как еж. Назавтра, только Чаромора проснулась, к ней подошел капитан Трумм.

— Иди же скорей, посмотри! — воскликнул он. Вид у капитана был такой счастливый и довольный, что Чаромора, не говоря ни слова, последовала за ним.

Трумм повел Чаромору к своим грядкам. Каждое брошенное им в землю семя пустило крохотный зеленый росточек.

— Взгляни, все семена взошли! — ликовал капитан.

— Ну-ну, — сказала Чаромора, внимательно рассматривая грядки. — Это лопух. Ты посеял семена слишком часто, у лопуха вырастут широкие раскидистые листья.

Трумм присел на корточки и пальцем осторожно погладил каждый росточек.

— Это я пробудил их к жизни! — воскликнул он счастливо. — Взял в темном шкафу сухие семена, вынес их на свет и зарыл в землю. Благодаря мне они ожили! Ведь я совершил настоящее чудо!

— Ну-ну, — пробормотала Чаромора угрюмо. — Тоже мне чудотворец!

Целый день она хлопала дверьми и окнами и швыряла все, что попадалось ей под руку. А Трумм сидел на огороде и рисовал едва проклюнувшиеся росточки своего лопуха.

Вечером, сметая в кучу разбитые и поломанные ею вещи, Чаромора укоризненно произнесла:

— Видно, пора и мне отправляться в путь и заняться моими делами.

Трумм был так глубоко погружен в свои мысли, что только пробормотал:

— Конечно же, дорогая Эммелина.

— Может, мне уж и не возвращаться на остров?! — проговорила Чаромора дрожащим голосом. Но капитан словно и не слышал ее.

— Ты заметила, насколько они подросли за сегодняшний день? — восторженно спросил он.

Такое равнодушие оскорбило Чаромору до глубины души. Ах, значит, для Трумма какие-то лопухи важнее! Едва сдерживая слезы, Чаромора принялась надувать свои воздушный шар, надула его и поднялась в воздух. Она так горевала, что даже не обратила внимания, куда и с какой силой дует ветер, чтобы приноровиться к его порывам. И ветер бросал и трепал ее, как хотел. Но Чаромора и этого не замечала, она только всхлипывала время от времени, вспоминая о своей обиде.