– Ладно, но учти и любой другой спросил бы тоже самое!

Девушка подарила ему одну из столь редких улыбок.

– Все, кто спрашивали, мертвы.

Он тоже улыбнулся. Однако она, спрятав улыбку, серьезно смотрела на него, подтверждая искренность своих слов. Тут она заливисто засмеялась, не так как хохочут торговки на базаре, а искренне, нежно, в таком смехе хочется утонуть. Он даже тогда не знал, что в ней его привлекло, но понимал, что больше не хочет расставаться с этим человеком.

– Знаешь, я не хочу покупать эти цацки, мне они ни к чему. А вот в барчике я посидела бы.

Увидев его беспокойный вид, она поспешила утешить.

– У меня есть деньги. Но на будущее носи с собой всегда наличные. Вдруг тебе захочется купить бегемота или покататься на воздушном шаре? – она опять рассмеялась.

И он поддержал.

Так они стали встречаться. По крайней мере, в его понятии это было так. Между ними не было только интимной близости, все остальное было. Они встречали рассветы и провожали закаты, держа друг друга за руку. Она часто смотрела на него с улыбкой и пусть эта улыбка была чуть загадочной, а взгляд отсутствующим и редко останавливающийся на нем, он понимал, что они вместе. Его смущали только два факта. Она могла исчезать без предупреждения на пару дней, не отвечая на звонки. Если же он пытался стучать в ее деревянную дверь, ее кошка мурлыкала и скреблась, будто желая усиленно доказать ему, что хозяйки и правда нет дома. Вторым являлся ее запах. Он не оставлял ее ни на минуту, тогда как он, незаметно обшарив всю ее сумочку, никаких духов не обнаружил. Он был терзаем дурными предчувствиями. Никогда не жаловавшийся на сон ранее, он стал страдать бессонницей. Что-то подсказывало ему, что далее его ждут совсем не радостные события. Он чувствовал, что отсчет уже пошел.

В ту ночь он как всегда не спал. Она исчезла на три дня, оставляя в памяти лишь свою улыбку и воспоминание об упавшем на землю мороженном при их последней прогулке. Он лежал в темноте и, под тихую электронную музыку, смотрел в потолок, думая о том, почему он лежит тут и почему один? Голова не успела распухнуть от нахлынувших ответов, как раздался тихий, шпионский стук. Он встал и, не одеваясь, открыл дверь. На пороге стояла она, мокрая и… испуганная.

– Можно? – спросил бедный ребенок.

Глеб шире распахнул дверь, приглашая ее войти.

– Что произошло?

Она вошла и уселась в кресло, поджав ноги. Запах, распространившийся по квартире, стал еще более едким. У него закружилась голова.

– Скажи, наконец, что происходит. Я уже схожу с ума.

Она прижала палец ко рту и стала затравленно осматривать комнату, насмешив его комичностью своего вида.

– Я попала в беду. Они могут слышать.

– Не понимаю!

Глеб на шатающихся ногах подошел к ней и обнял, присев рядом.

– Не могу говорить, дай лист бумаги!

Он уловил в ее тоне приказ, и только сейчас увидел, что тушь на ее глазах размазана от слез.

– Сейчас.

Он быстро выдрал пару листов из ежедневника и подал плохо подточенный карандаш. Через несколько секунд он мог созерцать это непонятное, неожиданное, как удар молнии и страшное сообщение.

«Я в опасности, они мощная организация. Их цель превратить в рабов или свести с ума и уничтожить человечество».

Он выхватил у нее карандаш и спросил:

«Кто они и кем они инвестируются, знаешь?»

«Вроде, американцами. Часть денег приходит из Германии и Японии. Но стоит во главе другой. Для них нет понятия как их страна и чужая. Они планируют стать властителями всей земли. Большинство из них ученые, разгадавшие почти все тайны вселенной. Для них нет неизлечимых болезней, но лечат они только своих. Они контролируют человеческое сознание. Каждую нацию убивают согласно ее слабости, через алкоголь, наркотики, распущенность и расположенность к болезням, оставляют сильных, способных работать. Они слышат и видят все. Без их ведома не пролетает муха».

Глеб медленно встал. В груди его поднимался жар. Он понимал, что это не может быть правдой, ведь если это такая опасная и властная организация, они бы не позволили ей узнать то, что она знает и тем более, не позволили бы прийти и все ему рассказать. С другой стороны и что с того, что она все рассказала ему? Ведь он сам же не поверил ей, как не поверит никто, если он будет это подтверждать. Пребывая в мрачных думах, он вышагивал по комнате, пытаясь заставить работать мозг. Ведь он сотни раз мечтал о случае, способном оправдать его жизнь. И вот, когда он произошел, Глеб стоит в раздумьях как теперь жить? В сомнениях и всяческих переживаниях за будущее. Но разве оно стало для него в эти секунды ценней, кажется, нет, наверное, дело в другом. В том, что он боится взять ответственность за ее жизнь, боится ее потерять. Увидеть глазами ее смерть, нет, лучше отвернуться.

«Что теперь делать?» – спросил он в записке.

«Тебе затаиться. А мне исчезнуть из города, возможно навсегда» – ответила она, легко улыбнувшись, отчего сделалась похожей на грустного ребенка.

Его малодушие приготовилось кивнуть, но его гордость, где-то смелость, но большую часть взяла тревога и забота о ней, не позволили этого сделать.

«Я поеду с тобой. У меня есть кое-какие деньги».

«Нет,– выводились красивые буквы на исполосованным линией листе, – ты должен остаться в городе. Так они поймают нас вдвоем. За мной уже давно следят».

Она поднялась и попрощалась. Но даже когда стих звук опускаемого лифта и стук удаляющихся каблуков, Глеб не мог перестать думать о ней…

Сейчас, слушая индейцев, воспоминания всплывали так легко и были такими отчетливыми, как если бы он смотрел фильм. Теперь-то он все знал. Дело было в ее дяде, точнее опекуне. Оникс, так ее звали, была сиротой. Она выросла в сиротском доме. Глеб ни разу не был в таких учреждениях. Но Они все рассказала про них. Холодные простыни, опостылевшая, почти безвкусная еда по расписанию. Никакой ласки, никакого понимания среди взрослых воспитателей, которые смотрели на часы в ожидании окончания смены и спешили домой к своим детям. Именно им они дарили свою любовь. Их слегка шлепали, а не больно пинали за провинность, их расцеловывали и задаривали подарками, а не отделывались кубиком-рубиком и тарелкой жаренной картошки с газировкой. Иногда туда приходили пары и одинокие люди, они уводили счастливцев. Ее несколько раз тоже уводили, все-таки она была красивой девочкой, но потом быстро приводили обратно. Приемные родители выбирают детей как лошадей на ипподроме. Им и так будет нелегко полюбить чужого ребенка, а тут еще и больного. Девочка имела проблемы с сердцем и страдала, по их мнению, аутизмом. Она плохо контактировала со своими сверстниками, могла из-за рассеянности не слышать вопросов. И отвечала односложными фразами. Казалось, мир вокруг нее свернулся. А остальной мир существовал где-то там, и с ним она не хотела иметь дел. Что ж, в чем-то они были правы. Оникс действительно отрицала реальных людей и отношения, но не из-за поставленного кем-то впопыхах диагноза – шизофрения.

Она была и остается самым могущественным существом на этой земле. Именно такие и были нужны ее «дяде».

Есть такое понятие, как Эгрегор – это душа вещи, мистерии, веры. Дядя является повелителем Эгрегора. Если один человек поверит в примету, то примета будет действовать только на него, обычное самовнушение и программирование себя на неудачу и наоборот. Если же в эту примету поверят сотни, тысячи, миллионы, то примета начнет жить своей жизнью, подчиняя вас своим законам. Мы видим мир таковым, каковым желает его видеть большинство. Об этом нам твердят многие авторы, тот же Карлос Арана Кастанеда. Если человек захочет вырваться из норм и границ этого, смастеренного общим сознанием мира, он становится изгоем. Даже если все видят ложь, а один ты правду, забудь, именно они видят истину, имя им – Большинство. Большинство всегда угнетает меньшинство. Вот здесь и таится разгадка, к которой путем долгих размышлений шел этот человек. Большинство лишь питает Душу «Правды» своей энергией, когда начинает в это верить. И чем больше становится эта квинтэссенция веры, тем все больше людей она порабощает. Это как снежный ком. А вера наказывает, так как у веры должен быть кнут, иначе она перестанет быть верой. Какой бы религии не придерживался человек, он всегда должен знать, что существует наказание. Наказание должно присутствовать и в мире физическом путем воздействия на твое земное тело, и в тонких мирах, воздействуя на твои нематериальные тела. Проще говоря, и воздействием на тело и воздействием на душу. И даже наказание у каждой веры свое за каждый проступок. На земле существует три кита, которые поделили энергию людей на три части. Самый большой кит – это Христианство. Маленькие секты можно даже не брать в расчет. И к чему сводятся выводы? Дядя понял, что главное собрать эту энергию. С чего начинается большой снежный ком? Правильно, с маленького, слепленного ребенком комочка. Дети, вот не паханное поле энергии, они еще не успели ни во что поверить, они как незаполненный сосуд. И они отдадут все тому, кто первый его откроет. А дети этого века с самыми большими накоплениями – это просто кладезь неиспользованной энергетики. Дядя собрал вокруг себя властных и готовых идти до конца людей. Они ходили по приютам и отбирали нужные экземпляры. Что говорить, дядя видел все насквозь, а дети, они еще не умеют маскироваться и лгать. И все они хотели уйти из приюта. Они смотрели на него своими большими глазами, в которых таилась надежда. Он взял бы и осчастливил их всех. Это и было его первоначальной целью, когда он начал осуществлять свою идею. Взрослые уже не попадали в его рай, может только некоторая категория, категория мыслящих и развивающихся. Если человек делает своей целью яичницу по утрам, работу и футбольный матч по выходным, то он также спокойно может жить и в клетке, зачем ему свобода? Он променял ее уже давно на жизнь раба. Винтика в системе. А роли раба никогда никто ни у кого не отнимал.