А волка егерь тогда вытащил из капкана. Худого, изможденного и обессилевшего. Борис выходил зверя и отпустил на волю. Но волк часто захаживал к нему. В основном, чтоб поживиться в курятнике…

Егерь подошел к спящему Степану и попытался его разбудить. Он толкал и пинал путника, пока тот не открыл глаза.

Степан с удивлением смотрел на бородатое лицо егеря, не понимая, как тот здесь оказался. И где, собственно, это самое «здесь»? Почему он лежит на снегу? Он спал?

Борис помог путнику встать. Ноги Степана дрожали и подгибались от слабости. Он еле шел, поддерживаемый Борисом, ругающимся на чем свет стоит…

Первое, что сделал Степан, вернувшись в город, это кинулся к компьютеру, чтобы лучше рассмотреть и распечатать фотографии.

Все они были потрясающими! Четкие, красочные, насыщенные. Все! Кроме фотографий старого здания. Эти снимки были немного странными. Природа, животные и птицы, попавшие в кадр вблизи разрушенной подсобки, выглядели мрачно и зловеще. Деревья, получились более темными и корявыми, с кривыми стволами и сучьями, торчащими в разные стороны. Само здание скрывалось в плотном тумане. Его очертания не просматривались. Дневные и вечерние снимки ничем не отличались друг от друга по контрасту и четкости. Смазанные, размытые пятна и серый бледный фон присутствовали на каждой такой фотографии.

А еще оставалась симфония. При взгляде на туманное облако, окутывавшее древнюю постройку, в голове начинала играть мелодия. Но не та нежная и чарующая, которую смутно помнил Степан, а совсем иная – грубая, прерывистая, глухая и зловещая. Она проникала в сознание, вызывая панический ужас, заставляя внутри все сжиматься и трепетать, вздрагивать от малейшего шороха и пытаться забиться в какой-нибудь угол от беспричинного страха.

Придя в себя после подобной панической атаки, Степан обнаружил себя сидящим в шкафу. Он зарылся в старое постельное белье, которое давно хотел выбросить, но все забывал, потому и сложил его в это место. Выбравшись из своего укрытия, Степан прислушался.

Нет, никакой мелодии не было и в помине. Через приоткрытое окно в комнату проникал холодный зимний воздух. Где-то на улице через небольшой лесопарк шумела трасса. Ее даже можно увидеть, если выйти на балкон. Внизу у подъезда лаяли собаки. Это соседка Марина вывела своих питомцев на прогулку – трех красивых породистых хаски. Мимо окна пролетела ворона, приземлившись на соседнем балконе. Там тетя Глаша оставляла для этих птиц миску с угощением.

Степан закурил и вышел на балкон. Холодный воздух сотнями колючек пронзил его разгоряченное тело. Но это было даже приятно. Он не докурил, затушив сигарету о бортик. Сложив руки на груди, Степан устремил взгляд к закатному солнцу. Кроваво-красному, в обрамлении розовых и фиолетовых облаков, плавно меняющих цвет на бежевый и золотистый, на фоне нежно сиреневого постепенно темнеющего неба.

Он прикрыл глаза. Ему вспомнились тихие и неспешные воды темной вертлявой реки и горбатый мостик, занесенный снегом. Чистота и девственность природы, свобода и простор, но вместе с тем дикая безысходность и отчаяние.

Симфония. Та самая. Нежная, волшебная, чарующая. Она родилась в отдаленных уголках сознания Степана. Но он не мог вспомнить ее целиком, хотя очень этого хотел. Основной мотив непрестанно ускользал от него, мучая томительными и бесплодными попытками воспроизвести в памяти лесную симфонию.

Окончательно измучавшись и замерзнув, Степан вернулся в квартиру. Он поспешил стереть и сжечь неполучившиеся фотографии, оставив только снимки дикой природы в окрестностях здания.

Однако это не помогло…

С каждым днем, проведенным в городе, Степану становилось все хуже.

Когда-то любимая работа не приносила удовольствия. Начальство требовало идей и креатива, но у Степана их не было. Он чувствовал себя выжатым и уставшим. Все идеи по работе, приходящие на ум, казались серыми и бессмысленными, избитыми и абсолютно ненужными. Молодой человек часами сидел перед экраном монитора и не мог написать ни строчки.

В голове постоянно крутились отрывки симфонии. То мелодичные и красивые, которые хотелось слушать и слушать, соединив в единую музыкальную композицию, то резкие и грубые, вызывающие беспокойство и панику.

Он стал мало есть и перестал спать ночами. Ибо во время сна Степану снились старая подсобка и белоснежный рояль на новеньком блестящем паркете. Рядом с роялем сидел здоровенный волк и тихонько подвывал в такт симфонии, звучащей из инструмента. Клавиши и педали рояля неторопливо опускались сами по себе. Роялю не нужен пианист!

Но эта картина быстро сменялась другой.

Старинный зал старой музыкальной школы, красиво украшенный к празднику. В центре стоит новенький рояль с поднятой крышкой. Перед ним сидит молодой человек в парадном фраке. Он играет красивую и нежную мелодию, непрерывно смотря на нотный стан. Но там нет нот. Лишь портрет неизвестной молодой девушки, почти ребенка. С задорными ямочками на розовых щечках и пышной копной вьющихся каштановых волос. Она улыбалась с портрета всем, кто ее видел, но прежде всего ему, пианисту.

Потом видение снова менялось.

Охота на волков. Собаки напали на след волчицы. Они гнали ее к притаившимся в засаде охотникам. Вот слышен заливистый лай гончих, вот среди дальних деревьев мелькнул хвост волчицы, а вот и сам зверь. Охотник приподнялся и прицелился. Новенькое ружье не дало осечки. Пуля попала в лапу зверю. Волчица споткнулась и взвизгнула, но все еще продолжала бежать. Кто-то придержал собак. Охотник выстрелил во второй раз. Точно в цель! Волчица упала в снег и не шевелилась.

Выбравшись из своего укрытия, охотник подошел к добыче. Но на снегу в луже крови лежала молодая девушка, почти ребенок, с задорными ямочками на щеках и копной вьющихся каштановых волос. Ее глаза были закрыты, рот остался приоткрыт в улыбке, больше похожей на оскал. Из раны на ноге текла кровь. А на груди зияла огромная дыра, прорванная пулей плоть вывернулась наизнанку.

Охотником, который убил волчицу, оказался пианист…

Степан вздрагивал и просыпался, покрытый холодным потом. Он курил и часами стоял у окна, вглядываясь в темнеющую полосу лесопарка или в мерцающие уличные фонари. Равнодушные и бесчувственные.

Молодой человек понимал, что так не может продолжаться вечно. Эти сны и страхи, мучительные попытки вспомнить музыку, звучащую в лесу, изматывали и медленно убивали его. Панические атаки повторялись все чаще, как и страшные сны. Степан нигде не чувствовал себя в безопасности. Ему мерещились волки, казалось, что за ним кто-то постоянно следит, сжимая в руке заряженное ружье. От недоедания и недосыпа он сильно похудел, под глазами пролегли темно-синие круги. Молодой человек шарахался от всех, кроме собак, птиц или кошек, и вздрагивал на каждый мелкий звук…

Настало лето.

Степан уже два месяца как уволился с работы и сидел безвылазно дома. Он никому не звонил и не отвечал на звонки, ни с кем не общался и не ходил в гости. Все покупки и прочие платы он совершал через интернет, неохотно приоткрывая дверь курьерам, привозившим заказы. Степан не стригся и не брился все это время, потому походил на одичалого тощего и косматого зверя.

Но в этот день что-то изменилось. Во время уборки Степан натолкнулся на обугленную фотографию, затерявшуюся под кроватью. На снимке отчетливо виднелись стройные деревья и тусклые очертания старой подсобки, окутанной облаком белого тумана. Степан прекрасно помнил, что ни на одной из тех фотографий здание не просматривалось и деревья выглядели совсем не так. Что же произошло? И когда? Тогда или сейчас? Или вообще?

Порывшись в папках с документами, Степан нашел телефон егеря, у которого останавливался во время своего зимнего путешествия. Это был первый его звонок за последние месяцы. Голос измученного отшельника звучал хрипло и неуверенно. Кажется, он отвык так долго разговаривать.