Размышляя о поворотах судьбы, Вениамин убрал посуду и позвонил Калёнову, вспомнив, что полковник ГРУ в отставке уехал домой из усадьбы Лавецкого сильно помятым.

Максим Олегович отозвался не сразу, словно долго добирался до телефона:

– Да!

Это железное «да» вызвало у Барсова улыбку. У полковника в отставке был глубокий звучный баритон, от которого завибрировало ухо. Вспомнился термин, которым награждали в спецслужбах таких оперативников – рекрут, то есть реально крутой боец. Пришла мысль, что он, майор Барсов, счастливый человек, потому что Калёнов стал ему другом. Правда, к этому чувству примешивалась щемящая нотка сожаления, порождённая тем обстоятельством, что понравившаяся ему женщина выбрала не его, а Калёнова, несмотря на возраст полковника в отставке.

Впрочем, признался сам себе Барсов, Максим Олегович был достоин такой женщины, как Ева. Тем более что знакомы эти двое были давно.

– Максим Олегович, приветствую. Как дела?

– Норм. А у тебя?

Барсов только собрался ответить, как раздался металлический щелчок – включилась рация, настроенная на экстренную связь.

Он извинился перед Калёновым, прервал разговор и поднёс к уху аппарат, закамуфлированный под браслет часов.

– Слушаю.

– Майор, – раздался из циферблата глуховатый голос полковника Гаранина, – срочно в штаб! Одна нога там, другая здесь!

Ёкнуло сердце:

– Что случилось, Владимир Силович?

– Будем сдавать дела, нас отправили в отставку.

Барсов не поверил ушам:

– Что?! Как это – нас отправили…

– Назначен новый директор гвардии, он, в свою очередь, ставит на главные посты своих людей.

– Но как же… мы же – ГОН…

– ГОН расформировывается. Короче, дуй сюда быстрей, надо кое-что успеть сделать, пока не перекрыли доступ к компьютерам.

Рация замолчала.

Барсов аккуратно нацепил браслет на руку – в голове пустота! – попытался поймать родившуюся, но ускользающую мысль. С трудом поймал. Мысль была: кто-то затеял хитрую игру, решая свои проблемы. Но кто? Президент? Новый командующий Росгвардией? Или кто-то ещё? Кто может быть заинтересован в расформировывании группы особого назначения, готовой дать отпор как внешней силе, так и внутренним предателям?..

Ладно, очнулся он, узнаем в конце концов. Как там говорил острец: на каждую хитрую задницу всегда найдётся свой пенис с винтом.

Барсов ухмыльнулся, чувствуя вспыхнувший азарт, и начал собираться.

Центр специального назначения сил оперативного управления и авиации Росгвардии располагался на улице Красноказарменной, 9А, и Барсов добрался до него к девяти часам вечера, когда уже смеркалось.

Поставил машину на служебную стоянку возле главного корпуса, нашёл флигель, в котором располагался штаб СОБРа «Рысь», позвонил Гаранину:

– Я прибыл, товарищ полковник.

– Зайди ко мне, – коротко сказал Гаранин.

Барсов миновал холл здания, в котором наблюдалась необычная для этого времени суета, свернул в левое крыло и вошёл в кабинет начальника ССО.

Гаранин сидел перед экраном компьютера, поглядывая на него и одновременно сортируя на столе какие-то папки, бумаги и диски.

– Что происходит, Владимир Силович? – спросил озадаченный Барсов.

– У тебя в компе нет компромата? – осведомился полковник, не поднимая головы.

– Какого? – ещё больше озадачился Вениамин.

– По операциям, на каких-либо больших людей, на криминал.

– В пределах служебных операций. Ничего ценного я в машине не храню, всё здесь. – Барсов постучал пальцем по лбу.

– Проверь на всякий случай.

– Что за революция обрушилась на нас?

Гаранин оторвал взгляд от бумаг, поднял на подчинённого посветлевшие глаза.

– Все дела ГОН передаются службе безопасности президента. Что-нибудь слышал о «Прикрытии»?

Барсов покопался в памяти.

– Секретное подразделение президента… подчиняется только ему…

– Теперь делом Лавецкого и Бильдербергского клуба будет заниматься «Прикрытие».

– Нас-то за что в отставку?

– Мы становимся лишними, неудобными свидетелями, так что не становись в позу обиженного и не начинай качать права.

– Я и не собирался.

– Быстро к себе, проверь комп и обратно ко мне, пойдём к Соломонову.

Барсов непонимающе глянул на Гаранина:

– К Соломонову? Начальнику штаба?

– Теперь он командующий. Не тяни время, жду через четверть часа.

Барсов поспешил в свой кабинет, располагавшийся в этом же крыле здания, и обнаружил там Алексеева.

– Коля? Ты что здесь делаешь?

– Вот, велено принять у тебя дела, – смущённо признался капитан.

– Час от часу не легче! Меня увольняют, а тебя сажают на моё место?

– Я здесь ни при чём, командир. – Алексеев вспыхнул, но глаз не отвёл. – Сам узнал о назначении минут сорок назад.

Барсов покачал головой:

– Интересные дела творятся в нашей епархии, товарищи гвардейцы. У меня возникают смутные сомнения…

– У меня тоже.

– А у тебя какие?

– Заговор мы раскрыли, но кто-то позавидовал успеху и включил систему демпфирования. Дело раскрутят другие или же, наоборот, спустят на тормозах. Боюсь, как бы мы не стали крайними.

– Но если тебя оставили, есть надежда, что по крайней мере обвинять нас в участии в заговоре не станут.

– Командир, – выпрямился Алексеев; он был почти такого же роста, что и Барсов, только вдвое у́же в плечах. – Можешь на меня положиться! Что узнаю я, будешь знать ты. Мы за тебя все горой, не сомневайся.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Барсов, протягивая руку.

Николай горячо потряс её.

К Гаранину Барсов вернулся полный уверенности, что за свои тылы он может быть спокоен. Ни Алексеев, ни бойцы группы «Рысь» не могли его предать. Он знал каждого в течение многих лет и доверял всем.

– Идём, – сказал начальник ССО, когда майор переступил порог кабинета. – Проверил записи?

– Передал дела Алексееву, всё нормально.

– Ничего нормального не вижу, но что имеем, тем и владеем.

В кабинете командующего Росгвардией, который совсем недавно занимал Лавецкий, было шумно. Место адъютанта занимал незнакомый молодой капитан с внимательными карими глазами и пышной шевелюрой – ёжиком. Кроме него в предбаннике кабинета беседовали мужчины, двое – в генеральской форме, два полковника и двое в штатском. Барсов знал только полковников, занимавших важные посты в иерархической структуре Росгвардии – в информационной сфере и в снабжении.

На вошедших обратил внимание только адъютант.

– Проходите, товарищ полковник, – вышел он к Гаранину с озабоченным видом, – главный уже спрашивал про вас.

Дверь, на которой недавно висела табличка «Лавецкий В. С.» (в рамочке теперь не было фамилии, наверно, не успели сменить), открылась, приглашённые вошли.

Новый главком Росгвардии, ещё довольно молодой (ему исполнилось пятьдесят лет), худой, с бледноватым костистым лицом вегана и большим лбом, был не один. За Т-образным столом сидели ещё двое мужчин в гражданских костюмах, и у Барсова сжались мышцы живота: один из гостей Соломонова руководил службой внутренней безопасности Росгвардии. Невольно вспомнился депутат Комаев, которому Барсов и Алексеев представились как сотрудники внутренней безопасности УВД. Странное пересечение ситуаций показалось опасным.

Сидевшие за столом повернули головы к двери.

Соломонов мельком глянул на Барсова и стал смотреть на Гаранина:

– Товарищ полковник, решением главнокомандующего России вы отстраняетесь от командования бригадой ССО и помещаетесь под домашний арест на время следствия по делу Лавецкого.

Барсов онемел, с изумлением повернув голову к Гаранину, перевёл взгляд на командующего.

– Товарищ генерал!

– Молчи! – глухо сказал Гаранин. – В чём меня обвиняют, Григорий Дмитриевич?

– Пока ни в чём, – без улыбки ответил Соломонов. – Следствие покажет. Возможно, вы допустили утечку секретной информации, что привело к потере контроля над ситуацией в подземном бункере Лавецкого, и мы потеряли доступ к вещественным доказательствам преступления командующего. Прошу сдать дела.