Уважаемый читатель!

Чтобы лучше понять творчество Шевченко Л.Я., я рекомендую Вам прямо сейчас скачать первую книгу автора, «Надежда», по прямым ссылкам:

В формате fb2:

http://larisashevchenko.ru/files/hope.fb2

В формате epub:

http://larisashevchenko.ru/files/hope.epub

В формате txt:

http://larisashevchenko.ru/files/hope.txt

В формате doc:

http://larisashevchenko.ru/files/hope.doc

Первая книга содержит историю ее детства, которая проливает свет на многие аспекты ее жизни, поэтому читать эту и последующие книги Ларисы Яковлевны будет интереснее, начав с самой первой.

Приятного чтения!

Во избежание возможных недоразумений хочу предуведомить читателей: не стремитесь, пожалуйста, к ложным идентификациям, не ищите себя среди героев книги. Это художественное произведение.

Ярослав

В дверях импровизированной спальни появились Аня с Жанной. Аня держала в руках раскрытый фотоальбом.

– Кто это на фото рядом с тобой? – тихо спросила Жанна. – Смешной, на кота похожий.

– Славик симпатичный, просто здесь заснят в неудачный момент. Он собирался чихнуть.

– Фотография – холодное зеркало образа, – незамедлительно отреагировала Инна.

– Зачем ты так? Было бы правильнее выслушать меня. – обиделась Аня. – Славик из СХИ. Здоровенный деревенский увалень, с которым мы познакомились на танцплощадке, будучи еще на первом курсе. Голубоглазый блондин, круглолицый, с ямочками на щеках, пухлогубый. Удивительно лучезарный, искренний как дитя, открытый. Землю любил, умел работать на всех сельскохозяйственных машинах, прекрасно разбирался в севооборотах, удобрениях, много читал. С какой радостью говорил о сельских людях, о перспективах деревни! Из глубинки приехал. У него на родине тогда даже электричества еще не было. Колхоз отправил его в институт. Первое время всем восторгался. Но в городе все для него было другое, чужое. И люди какие-то не такие…

И что же? Встречаю я его через три года и поражаюсь: он или не он? В кого превратился! Злой, грубый, недоверчивый стал. Оказывается, в общежитии, где он проживал, всегда находились люди, стремящиеся обмануть его, использовать, высмеять его наивность. В деревне его любили за трудолюбие, за покладистый характер, восхищались его разносторонними способностями. Он никак не мог понять, почему издеваются над ним, таким хорошим? Сначала обижался как ребенок, потом обозлился, замкнулся, даже затаился. Все не мог дождаться, когда закончит учебу и вернется домой, где будет счастлив. Он не хотел становиться плохим.

Душевный был. Бывало, поможет любому, не считаясь со временем, как говорится, последнюю рубашку с себя снимет. Не сумел Слава найти себе друга в городе. Жалко мне его было. Такой редкостный, реликтовый экземпляр, ну прямо-таки доисторическое ископаемое. Второго такого не сыщешь. В нем так глубоко сидела, крепко вцепившись в душу корнями, вера в честность, справедливость, добро… В нашей комнате он отогревался душой. Дай мне фото, я еще раз хочу освежить в памяти его милый образ.

– А кто этот красавец, рядом со Славиком? – спросила Жанна.

– Не помнишь Ярослава?

– Сейчас, навскидку, не вспомню, но подожди…

– Не дурак, по-своему интересный был человек, и все-таки с каким-то заскоком. Как теперь сказали бы мои подопечные детдомовские мальчишки, с закидоном.

– Неужто тот самый?

– Да, да. Печально известный Ярослав. Помнится, был у него какой-то пунктик. Сверхнаивный человек с планеты добра. Раскованно у нас себя чувствовал, как у себя дома. Вольготно так на чьей-нибудь кровати развалится… Счастливый! Ему в голову не приходило, что являться в гости без приглашения – моветон, дурной тон, а иногда и недопустимый. Не принимал он в расчет такие мелочи. Это не единственное его «завихрение». Наслушалась я тогда от него разного… Жанна, ты не могла его хорошо знать, потому что не жила с нами в общежитии.

Никто не помнил, откуда появился этот странный парень в моем окружении. Как-то пришел под Новый год в шикарном коричневом пиджаке и светлых фасонных брюках. Ладно на нем вещи сидели. Сам сшил. На все руки мастер был. Каких только «корочек» у него не было! Одних курсов с десяток закончил, два институтских диплома имел. Но нигде не приживался. На заводе, еще до армии, слесарем работал, все нормы перекрывал в два-три раза, а руководство своих на премии и медали выдвигало. Мало того, бит был неоднократно работягами за «золотые» руки.

«Ты, стервец, – говорили ему, – молодой и здоровый как жеребец, из-за тебя нам нормы увеличат, премии срежут. Как мы семьи на гроши кормить станем, если нам уже за пятьдесят?»

«Я у них как кость в горле был, – горько жаловался нам Ярослав, – а я прославиться честным трудом хотел».

Растолковали ему рабочие, что недостаточно хорошо работать, чтобы в герои попасть, надо еще быть родственником какого-либо из крупных начальников. Девушка у него появилась, крановщица. Успокаивала: «Мужчины в нашей бригаде вместо того, чтобы тянуться за женщинами и доказывать на деле, что они лучше, обгаживают, унижают нас, в лучшем случае – стремятся использовать. Им, видите ли, обидно и досадно, что женщины лучше работают. Их самолюбие задето. Ну, так старайтесь стать достойнее! Нет, это трудно. Кончилось тем, что в бригаде одни женщины остались. Не выдержали конкуренции, разбежались по цехам лучшей доли искать, туда, где одни мужчины работают. А нам сказали, что мы дуры, и что они вкалывать и вымахиваться за такие деньги не станут».

В общем, разобиделся Ярослав на всех, ушел непонятым на другой завод и к прежним дружбанам носа больше не казал. Но и там не сладилось у него. И дипломы не помогали жить. Долго терпел издевки, неуважение, наконец, плюнул на город и в деревню подался, предварительно предусмотрительно выучившись на пчеловода. Душу в пасеку вкладывал, по полям, по лесам ее возил. Ел и спал, не уходя с пасеки. Урожай меда получил великолепный. Взял у руководства машинку, которой мед выкачивают из сот, ручная такая есть центрифуга, качает, радуется как ребенок, взвешивает мед, во фляги запечатывает. Откуда ни возьмись, начальство наехало. Ярослав грудью свой труд отстаивает. Говорит: «Пока в ведомостях не зафиксирую и на склад под расписку мед не сдам, никого не подпущу. Хочу, чтобы в районе знали, как я хорошо работал, сколько сумел получить прибыли, хочу, чтобы меня ценили и уважали. Я не какой-нибудь пропойца или дурак набитый, по науке пчелами занимался, для колхоза и страны вкалывал». Любил он красивые, высокие фразы, считал себя достойным их.

Врезал Ярославу председатель собственноручно, так что отлетел тот на несколько метров. И другие из прибывшей компании под радостный хохот тоже навешали ему оплеух и тумаков с превеликим удовольствием, жизни, уму-разуму наивного ученого дурака «поучили», и давай мед в свою тару разливать, что в большом количестве с собой привезли. Поковырялся в траве Ярослав, кое-как встал, утер залитую кровью физиономию, и, шатаясь, побрел вон с пасеки и из села насовсем. Снова его щелкнули по носу, фигурально и реально выражаясь. К нам он заехал попрощаться загнанный, издерганный. Говорят, подался куда-то в Сибирь счастья искать.

– Ярослав больше не появлялся в наших краях?

– Нет. Как сгинул. Хоть чудаковатый, с прибамбасами в мозгах, а все равно жаль малого. Безвредный, добрый был. Сколько мог полезного сделать, если бы попал в хорошие руки. Лишним, ненужным оказался. Тогда его старание не требовалось. Ему цены не было бы теперь, в перестройку.

– А где гарантия, что какой-нибудь предприниматель и сейчас не использует его грубо и нагло? – спросила Жанна.

– Что гадать? Нам остается надеяться, что удача нашла его. Остался в моей памяти Ярослав с бокалом вина в руке, в этакой картинной позе, такой искренне-счастливый! Мы-то его не обижали, прощали ему излишнюю рисовку, болтливость, навязчивость. Понимали, что наша компания – единственное прибежище, где ему, наверное, казалось, что его ценят, уважают и любят. По крайней мере, у нас он мог позволить себе безбоязненно выговориться.