Сегодня обнаружила в конце сада необследованный объект: огромную шейную яму для хранения картофеля. Вход в яму узкий, выложенный кирпичом. В глубине яма расширялась. Там было темно, и я не могла разглядеть, что внутри. Стала искать лестницу. Нашла две. Одна огромная, тяжелая. Мне не удалось ее даже с места сдвинуть. А вторая старая, маленькая, березовая – всего несколько ступенек. Я приволокла ее к яме и опустила так, что верхняя, самая длинная перекладина, легла на камни шейки ямы. Начала спуск. Вдруг нижняя ступенька хрустнула под ногой. Лестница перекосилась и соскользнула с шейки. Я полетела вниз. В какое-то мгновение в слабом свете раннего утра на дне ямы блеснул трезубец вил. Я с ужасом поняла, что падаю прямо на него. Насколько хватило сил и времени, падая, я судорожно вильнула телом и свалилась в солому рядом с вилами. Некоторое время лежала неподвижно. В голове пусто. Полный тормоз. Никаких ощущений. Когда очнулась, то поняла, что могло со мною случиться. Схватила вилы, воткнула их рожками в солому и заорала неизвестно кому:

– Какая дрянь поставила вилы вверх рогами?! Кто здесь такой ненормальный?!

И только тут меня охватил ужас. Я металась по дну ямы, вновь и вновь переживая случившееся. Странно. Все обошлось, а я никак не могла успокоиться. Наконец, поняла, что в яме мне не избавиться от страха. Я закричала, моля о помощи. Меня никто не слышал.

– Какого черта я полезла в яму? Зачем меня сюда занесло? – психовала я.

У меня все дрожало внутри. Руки и ноги похолодели. В пятках начались колики. Я, не обращая внимания на такие мелочи, начала подпрыгивать, пытаясь зацепить лестницу за край шейки ямы. Но яма оказалась слишком глубокой. Собрала всю солому себе под ноги. Не помогло. Что предпринять? Схватила вилы, насадила на них лестницу и попыталась поднять ее кверху. Лестница упала. Я проделала это много раз. Выбилась из сил. Свалилась на солому. Глянула вверх. Кучевые облака медленно плыли по ярко-голубому небу. Щемящая боль сжала сердце.

– А вдруг я больше не увижу неба? – мелькнула страшная мысль.

Новые многочисленные попытки установить лестницу ни к чему не привели. Что еще придумать? Осмотрела яму, ощупала стены, приподняла солому. Ни-че-го. Обратила внимание, что круг неба над головой посерел. Боже! Уже вечер! Остаться тут на ночь?! Ни за что! Страх придал силы. Появилась злость на себя. Подохнуть здесь – значит опозориться перед детьми. Не допущу позора! Схватила вилы и принялась с остервенением сдирать землю со стен ямы, чтобы сделать под ногами холм. Кровавые мозоли горели. В голове шумело. Примерила. Пойдет! Отдышалась. Опять схватила вилы, стиснула зубы и осторожно, как жонглер, приподняла лестницу. Она дошла до половины шейки и сорвалась с вил. Тогда сняла с себя майку и трусы, сплела жгуты и привязала лестницу к вилам. Еще попытка. Верхняя перекладина скользнула по кирпичам шейки, и лестница снова загремела вниз.

– Спокойно, спокойно, – шептала я себе.

Удалось! Лестница удачно «села» поверх ямы.

– Господи, не дай ей сорваться, – помолилась я на коленях.

Перекрестилась. Собралась с силами и очень медленно, на одних руках начала подниматься по ручке вил. Появилась надежда, но я боялась спугнуть удачу.

– Во имя Отца и Сына, и Святого Духа… – бормотала я, еле дыша, и тянулась к следующей ступеньке.

Две осталось. Я засуетилась, задрожала. Лестница задрожала вместе со мной и заскользила по шейке ямы. Я замерла, в глазах потемнело.

– Господи, помоги еще чуть-чуть.

Успокоилась. Посветлело в глазах. На одном вдохе преодолела последние две ступеньки и свалилась рядом с ямой. Вместе с выдохом из горла вырвался крик. Полежала. Отвязала трусы и майку, машинально надела.

Как дошла до корпуса – не помню. Спала сутки..

После этого случая по ночам на меня иногда нападают приступы страха. Падение длилось секунды, а ночные кошмары продолжались долго и мучительно. Во сне холодный блеск трезубца вил приближался ко мне очень медленно. Странно, я не только чувствовала жуткий страх, но и видела ужас в своих глазах, как бы со стороны.

Видела, как мое тело, извиваясь, падает на вилы....

Опять просыпаюсь от страха. На меня накатывает странная волна страха, которая заставляет страдать от ужаса каждую клеточку тела. Следующая, еще более мощная – приносит жуткий холод. Когда волна нестерпимой болью распирает голову, мне кажется, она вот-вот лопнет. Мозг я начинаю ощущать, как миллион измученных дрожащих частиц… Мое тело – кусок льда. Руки болят от беспрерывных леденящих уколов. С трудом делаю судорожный вдох. А выдох не получается, так как волнообразная, стискивающая боль, медленно поднимаясь от живота к горлу, сжимает его, как удав. Потом боль на секунду отпускает. Я успеваю выдохнуть и, захлебываясь, снова вдохнуть… Волны боли и страха то накатывают, то опускаются вниз тела. Мне кажется, это никогда не кончится…

Боль постепенно слабеет и, наконец, отступает. Я начинаю согреваться. Измучена до предела. Отдыхаю. Еще долго вздрагивает сердечко.

Вдруг до меня доходит, что все происходящее называется «леденящий ужас», о котором я слышала в сказке. Там говорилось, что от страха кровь стынет в жилах. Но это у взрослых, а у меня леденело все тело. Может, на самом деле «умирают со страху»? Умереть в момент опасности, наверное, можно, но «протянуть ноги» во сне – совсем глупо!

Я никому не рассказывала о ночных ужасах. Поймет меня только тот, кто сам испытал подобное. Не дай Бог никому такого!

После первого приступа я боялась повторений. И, ложась спать, с замиранием сердца молилась:

– Господи, отведи от меня беду!

Но страх приходил, когда я уже забывала о нем. Он встряхивал мое существо до основания и заставлял о многом задумываться. Почему меня преследует страх смерти? Я же не боюсь ее. Мне только не хочется долго страдать. В жизни мало хорошего. И если бы кто-то сказал, что одним выстрелом, без мучений, убьет меня, я бы не испугалась. Кому я нужна? Может, только Витек заплачет. Я – незаметная, никому не нужная пылинка, исчезновение которой никто не заметит и ничего не изменит.

Как-то Галя сказала нам, что человек создан для счастья, как птица для полета. А где оно, счастье? Счастье – это когда тебе хорошо. Годы, прожитые в ежедневном ожидании наказаний, не назовешь счастливыми. Правда, в последнее время, с Галей, стало светлее, радостнее. Но страх, поселившийся в душе, трудно выгнать.

СТАРШИЙ БРАТ

После завтрака мы с Витьком и нашими деревенскими друзьями Петей и Пашей пошли собирать луговую клубнику. С нами увязался четырехлетний Сашок.

Утро баловало нас прохладным легким ветерком и россыпью бриллиантовой росы. На щире, лебеде и лопухах, что в изобилии росли вдоль дороги, – капли большей частью крупные. Лучи солнца, окунувшись в них, выходили мощным звездным пучком. А когда пушистое облако прикрывало солнце, капли блестели мягким светом лунного камня. Длинные узкие листья пырея и просянника обрамлены мелкими капельками, как алмазной крошкой, поражающей тончайшей огранкой истинно дорогого украшения.

Обильная роса охлаждает босые пыльные в цыпках и ссадинах ноги. А у Сашка вымокли трусы, которые ему почти до пят.

– Смотри, штаны не потеряй, инкубаторский, – засмеялся добродушный, медлительный Петя.

Любопытный Сашок тут же потребовал объяснить новое слово. Петя деловито, по-крестьянски начал:

– Когда домашняя курица высиживает цыплят, то они получаются разные: желтые, черные, пестрые, а из ящика-инкубатора – только желтые. А вы, детдомовские летом все ходите в одинаковых трусах. Да ты, Сашок, не обижайся. Вон Павлушке куртку и брюки мать сшила из шинели, так прилипла к нему кличка «Кутузов». А меня «Меченым» прозвали из-за черных иностранных букв на штанах, сшитых из трофейного мешка. Просила мамку сшить брюки из папиного довоенного праздничного костюма. Не хочет. Пусть, говорит, висит… Вроде бы как папка дома… А может, и правда придет. У нас на селе одним пришла похоронка, а муж вернулся жив-здоров. В бою на нем шинель загорелась, он ее и сбросил. А в штабе не разобрались и по документам из обгорелой шинели прислали страшную весть.