Турником мои «полеты» не закончились. Желание все испытать и познать постоянно толкало меня на безрассудство. Мне казалось, если кто-то может что-то делать, то чем я хуже? Я тоже должна это суметь. Так вот, на площадке у нас стояла труба метров двадцать высотой. По ней поднимались ребята, соревнуясь, кто выше. А некоторые залезали наверх по лестнице до перекладины, а потом, обхватив трубу ногами и руками, на большой скорости спускались вниз. Это выглядело великолепно! Мне не удавалось высоко взобраться по трубе, но скатиться с нее, казалось, может любой. Самое трудное – по лестнице взобраться наверх. Целый день я тренировалась, каждый раз, поднимаясь все выше и выше. Дрожали ноги, трепетало сердце. Наконец, мне удалось достичь перекладины.

«Ура! Вершина! Передохну, а потом перелезу с лестницы на трубу». Это трудная и опасная процедура. Нечаянно посмотрела вниз. О, Господи! Под нижним левым ребром заныло. Ноги стали ватными, руки ослабели. «Конец», – мелькнуло в голове.

Внизу меня уже заметили, и кто-то кричал:

– Возвращайся по лестнице!

Но то ли дух противоречия, то ли желание доказать, что смогу, привели меня в бодрое состояние, и я перебралась на трубу. Удачно закрепилась на ней, как это делали ребята, и начала спуск. Я не знала, как положено спускаться, когда притормаживать, и с восторгом скользила очень быстро. Вдруг руки и ноги обожгло, будто раскаленным металлом. Все произошло мгновенно. Я не успела ничего сообразить, только почувствовала, что лечу. Меня подхватили внизу сразу несколько ребят, и все мы свалились на кучу песка около трубы. У меня – ни царапины, но один из моих спасителей вывихнул большой палец руки. Он подошел ко мне и сердито сказал, что если бы не Иван, то отстегал бы меня крапивой. Я опустила голову и молчала. Понимала свою вину.

Через пару месяцев один малыш упал с трубы и повредил позвоночник. После этого лестницу убрали. Я видела, как мучился мальчик, и с ужасом думала, что могла бы оказаться на его месте. К счастью, лечение его прошло удачно.

Все-таки есть судьба, как говорит баба Мавра. Значит, мне не утонуть и не погибнуть от «полетов». Такая моя линия жизни.

ВШИ

Сегодня – опять профилактика против вшей. Бесполезно все это, но не увильнешь. Все идут по списку. Приятного мало: обсыпают голову дустом, обвязывают тряпкой – и гуляй. Тетки-санитары в намордниках, а нам три дня нюхать гадость, маяться. И за шиворот сыплется дуст, и в рот попадает. Чихаешь. Тряпка не спасает. Ночью редко кто спокойно спит. Я, например, ложусь головой в одну сторону, а просыпаюсь в другой. Дерусь с кем-то во сне, кричу. Иногда утром оказываюсь на полу. Упаду и продолжаю спать. Разве тряпка на голове удержится? Эта дурацкая чалма может только у «чистюли» Генки на голове остаться. Ему кружку с водой поставь на голову, – не разольет при ходьбе. Словно красна девица из сказки, не идет – плывет. И ночью он тихий, как мышонок. В общем, «хлебаем» мы этот дуст, а по большей части, через неделю опять всюду вши. Зачем нас мучить? Мы же их не замечаем. Привыкли.

Девчонки захотели вывести блох у наших кошек. Мы с Витьком отстояли Кыса. Я его спрятала, а Витек заявил:

– Не позволю издеваться, раз его в списке нет. Кто Кыса тронет, руки оторву!

На пушку брал, конечно. Желающих отыграться на Кысе не нашлось. Угроза подействовала. Зато малютке Ваське досталось сполна. Девочки горстями черпали дуст из ведра и осыпали котенка. Бедняга беспрерывно чихал, вырывался, жалобно мяукал. Из черно-серого Васька превратился в серо-белого. Его старательно забинтовали тряпками и выпустили. Он лег на спину, пытаясь сорвать «одежду» когтями. Потом, по привычке, стал отряхиваться и вылизывать себя. Ваське не нравился дуст. Он злился, смешно раскрывал рот, как будто хотел сплюнуть горькую гадость. Но плевать он не умел. Его раздражали тряпки. Он сердито кусал их, крутился волчком. Первые минуты это развлекало детей. Но, поняв, что кот мается, а не играет, многие пожалели, о своей невинной шалости. Но не снимать же с него тряпки? Девочки решили, что он теперь, как и мы должен лечиться. Васька покатался на траве и вдруг стремглав помчался в сад. Детвора разбрелась по двору. О Ваське забыли.

На следующий день котенок не прибежал к завтраку. Девочки, «лечившие» его, первые заволновались и сразу начали поиск. Нашли Ваську у железной ограды в конце сада. Он лежал на куске тряпки, которую не смог полностью стащить с себя. Странная была у него поза. Задние лапы и хвост вяло лежали на земле. А две передние – застыли, приподнятые кверху, как бы прося помощи. У меня сжалось сердце. Кошки не спят в такой позе. Они всегда расслабляются. Что-то тут неладное. Мы стояли кружком и в растерянности молчали. Первый раз мы видели мертвое тело. Вчера Васька бегал, развлекал нас. А сегодня лежит неподвижный, страшный и жалкий одновременно. Эти просящие помощи лапки заставили девочек почувствовать себя виноватыми.

– Тряпкой задушился? – шепотом спросила одна из них.

Нет, тряпка была привязана к ноге. Другая девочка испуганно предположила:

– Наверное, умер от дуста. Ой! Смотрите, он опять черный! Всего себя вылизал.

Всех потрясло это открытие. С минуту мы стояли молча. Думали. И вдруг, не сговариваясь, бросились во двор к рукомойникам. Сбросили с себя тряпки и стали яростно мыть голову, лицо, тело холодной водой. Потом подскочили к огромной бочке с водой, что всегда стоит у ворот, и начали обливать друг друга, черпая воду, чем попало. Из спальни выбросили во двор подушки и матрацы.

Пришла директриса, чтобы выяснить причину бунта. Старшие дети вышли вперед, маленькие спрятались за ними. Мы твердо и дружно сказали, что не желаем умирать, как котенок. Но директриса в ответ сердито утверждала, что Васька сдох по другой причине, что дуст не вреден.

– Так и сыпьте его себе на голову при нас. Ведь вши есть и у взрослых, мы слышали, – вышел вперед Иван.

Директриса не ожидала такой резкости от Ивана. Фыркнула, как лошадь, и ушла к себе. Видно сильно испугался за нас Иван, раз так грубо говорил с начальницей. Он усмехнулся ей вслед:

– Мне терять нечего. Все равно скоро в город заберут, в ремесленное.

Похоронили Ваську на месте его гибели. На могилку поставили крест. После похорон не расходились. Все думали об одном: «Значит, умереть, в общем-то, нетрудно. Раз – и нет тебя, как будто и не было никогда».

От такой мысли я почувствовала себя одинокой, маленькой, беззащитной.

ТУМАН

Проснулась рано. Вышла на крыльцо. Какое свежее утро! Мурашки побежали по телу. Посмотрела за калитку на дорогу. А ее не видно. Белая, чуть голубоватая дымка укрыла ее и придорожные кусты.

Подошла Люда, потянула меня за майку:

– Пойдем спать, а то влетит.

– Не бойся, сторож и кухарка меня любят, а воспитатели еще спят. Иди, глянь. Ведь чудо, а?

Я приоткрыла калитку. Люда просунула голову в щель:

– Ой, дым! – удивилась она.

– Туман это, – улыбнулась я.

Люда выскочила на дорогу. Я никогда не видела такой восторженной нашу молчунью и тихоню. Черные глазки ее заблестели, личико похорошело, засветилось. Она широко расставила ножки-спички, раскинула руки, будто хотела охватить, обнять это красивое, незнакомое, чудесное. Потом она возбужденно зашептала:

– Идем, потрогаем его. Он холодный, как снег, или горячий, как пар на кухне?

Люда вприпрыжку побежала к кустам. Но чем ближе подбегала, тем дальше уходил от нее туман. Она повернула ко мне растерянное личико и неожиданно произнесла:

– Туманчик, туманчик

На улице лежал.

Туманчик, туманчик

Куда-то убежал?

Вернулась Люда к калитке, смотрит, а туман тоже вернулся. Тогда я решила побежать с нею подальше, где туман плотный-плотный. Уж там мы его потрогаем, как первый снег! Бежим, бежим, а он все редкий и редкий. Оглянулись назад. Что такое? Вокруг – плотный туман, а в том месте, где мы находимся в данный момент, нет тумана. Он в догонялки с нами играет? Живой он, что ли?