Нина — единственная, до кого я на самом деле хочу дотрагиваться. С кем хочу разделить не только постель, но и всю жизнь. Сейчас я не могу рассказать любимой о том, что делал с Луттео, и, тем более, что чувствовал во время этого процесса. Это просто шокирует Нину и оттолкнет ее от меня. Но, надеюсь, когда-нибудь моя девушка станет более раскрепощенной, и я смогу поделиться с ней таким вещами без страха потерять. А сегодня я просто хочу показать, как много она значит для меня. Моя Фелисити улыбнулась, отложила книгу, стала на ноги и позволила мне подойти вплотную. Боже милостивый, до чего она прекрасна! Просто не верится, что эта очаровательная сеньорита выбрала меня. Я готов ей поклоняться. И она — моя. Полностью. Без остатка. Вчера ночью я доказал это. И сегодня намерен закрепить результат.

— Прости, что заставил ждать, — мягко улыбнулся я, погладив Нину по щеке.

— Ничего, я нашла себе развлечение, — тихо кивнула та. — Итак, ты здесь. Чем же намерен заняться?

В голосе моей возлюбленной при этом явно прозвучало желание. И будь я проклят, если глаза ее не потемнели! Вот это номер! Неожиданное явление. Но я совру, если скажу, что мне это не нравится. Поэтому в ответ я наклонился к уху Нины и волнующе спросил:

— А чего хочет моя Фелисити?

— Ты знаешь, — смущенно отвечала та, обхватив меня за шею.

— Нет, скажи мне, — настаивал я.

Но тут моя девушка вконец смутилась и просто меня поцеловала. Рядом с этим поцелуем померкло все: сцена, которую я снимал, прелести Луны, мое чувство вины. Осталась только моя любимая, ее губы и тело. Клянусь, Нина — все, что мне нужно от этой жизни. Она — мое счастье и моя любовь. Навсегда. Этот поцелуй стал началом всего, что происходило дальше. Ответив на него, я переплел свой язык с языком возлюбленной и неторопливо начал задирать ей футболку. Впрочем, та и не была против. Ее проворные пальчики уже прошлись по вороту моей рубашки и начали расстегивать пуговицы. Мы ненадолго прервали поцелуй, чтобы я снял с нее очки, а затем, — и футболку. Сейчас нас не волновало, куда это все полетело. Мы горели в огне, мечтая лишь об освобождении, но и наслаждаясь каждой секундой. Я опустился губами вниз и начал целовать шею возлюбленной, покусывая и посасывая ее нежную кожу. Ее стон, казалось, проник от моих ушей прямо в пах, сделав возбуждение невыносимым.

— О, боже, еще! — в восторге воскликнула Нина, выгибая шею и давая мне больше пространства.

Я послушно провел дорожку поцелуев от ее ключицы к чувствительной коже под ухом. Девушка затрепетала. Сейчас она забыла о стеснении, о своих комплексах, о зажатости — обо всем. Точно так же весь мой мир сузился вокруг нее. Когда в сторону полетела моя рубашка, я начал бороться с неподатливыми крючками на спине девушки. Это просто наказание какое-то! Нельзя так издеваться над парнем, который всего лишь хочет приласкать грудь своей девушки, чтобы сильнее ее возбудить! После четвертой попытки я протестующе зарычал, а Нина вдруг захихикала. Не понял. Что смешного? А моя девушка одним движением расстегнув эти самые крючки, ловко сбросила бюстгальтер, заявив:

— Надо же, оказывается, есть кое-что, чего даже Гастон Перида делать не умеет.

— Нечестно, — улыбнулся я, притянув к себе возлюбленную. — Я делал это впервые в жизни, а вы, девушки, расстегиваете и застегиваете эти крючки ежедневно. И потом, есть, также, кое-что, чему я научился со вчерашней ночи.

С этими словами, я опрокинул девушку на постель и навалился сверху, опершись на локти, чтобы не раздавить хрупкое тельце. Нина взвизгнула и рассмеялась. О, как мне нравится видеть ее такой — веселой, беззаботной, с сияющими глазами! Хочу, чтобы он всегда оставалось в этом настроении. Впрочем, я прекрасно знаю, что, как только моя возлюбленная вернется к матери после каникул, вся беззаботность исчезнет. Тем драгоценнее для меня сейчас каждый миг.

Я снова улыбнулся и начал целовать шею Нины, опускаясь ниже, к груди. Когда мои губы обхватили твердую бусину соска, девушка застонала. И этот стон натянул джинсы у меня на бедрах еще сильнее. Моя возлюбленная позабыла о своей зажатости и выгибалась мне навстречу, постанывая, пока я втягивал в рот коричневую бусину и играл с ними языком. Каждый вскрик, каждый стон девушки горячей волной проходил по моему телу, сосредотачиваясь в паху. И когда я все же отстранился, то быстро сбросил с Нины джинсы. Она тем временем нежными поглаживаниями пробиралась к моей ширинке. Ну, давай, чего ты медлишь?!

И вот, джинсы мои тоже полетели в сторону вместе с боксерами. О, как мне хотелось тут же сорвать с возлюбленной трусики и сразу овладеть ею! Но нет. Я не могу позволить первобытным инстинктам управлять собой. Сначала мне нужно убедиться, готова ли Нина принять меня внутри. Как там сказал Маттео сегодня днем? Если промежность девушки мокрая и горячая, то можно действовать. Но поласкать ее не мешает. Думаю, ни я, ни моя робкая принцесса еще не готовы к тому, что творят Луттео. Однако кое-что, наверное, сделать можно. Поэтому я проник рукой под трусики девушки и накрыл холмик волос. Очевидно, Нина уже была возбуждена, потому что пальцы коснулись влаги и жара. Но все же вдруг я смогу распалить ее еще больше? Чем черт не шутит?

Я осторожно раздвинул складки кожи и нашел ту бусину, прикосновения к которой так сводили вчера с ума мою красавицу. Вот и сейчас, едва мои пальцы чуть тронули эту бусину, девушка застонала и выгнулась навстречу ласке. Я начал играть с чувствительной плотью, двигая ее, зажимая между пальцев поглаживая и надавливая. Нина стала метаться подо мной, умоляя не останавливаться. И я послушно продолжал, убрав руку лишь тогда, когда уже сам не смог сдерживаться. Мои пальцы были влажными, так что, наверное, возлюбленная готова меня принять. Когда я прекратил свои ласки, она протестующе заскулила, требуя довести ее до кульминации наслаждения. Но я не уверен, что смогу это сделать на данном этапе своего опыта. Поэтому сбросил с возлюбленной трусики, взял со столика презерватив и, надевая его, шепнул:

— Я сделаю все ради того, чтобы тебе было хорошо, любовь моя! Ты готова?

Нина снова обхватила меня ногами за бедра, открывая себя, и воскликнула:

— Скорее, любимый! Я жду тебя!

От такого обращения сердце мое воспарило, и я без малейших сомнений начал осторожно входить внутрь своей девушки. Вначале она была немного напряжена, явно ожидая боли, которая заставила ее плакать накануне, но потом как будто расслабилась. С губ моей возлюбленной сорвался стон удовольствия. Я начал осторожно двигаться, больше всего на свете боясь сделать своей девочке больно. Однако, когда она стала подмахивать мне, толкаясь бедрами навстречу, я понял, что можно ускориться. Спустя некоторое время, мы поймали общий ритм, двигаясь вместе, как единое целое.

Нина тихонько стонала от наслаждения, позволяя мне входить все глубже и глубже. А я покрывал поцелуями ее шею, плечи, ключицы. Моя сладкая девочка! Моя любимая! Лучшее, что есть в моей жизни! И вот, мы одновременно задрожали, а потом нас накрыло волной сокрушительного удовольствия. Это было сродни полноценному урагану. Я взорвался глубоко внутри девушки, думая о том, что никого никогда не любил так сильно, как ее. И не полюблю. Нина — все, что мне нужно. Мы принадлежим друг другу навсегда. Она — моя! Серьезно! Если какой-нибудь идиот приблизится к моей красавице, я его собственными руками закопаю! Но сейчас здесь только мы. В воздухе царит любовь, эйфория и… гармония. Мы с возлюбленной, уставшие и пересыщенные, одновременно упали и вздохнули. Мы созданы друг для друга!

— Я люблю тебя, Нина! — прошептал я. — Господи, как же сильно я тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, Гастон! — воскликнула моя девушка. — Больше собственной жизни!

Чтобы не раздавить свою девочку, я скатился с нее, снял презерватив, завязал узлом и бросил рядом с кроватью. Интересно, а кто выбрасывал вчерашнюю резинку? Католина или уже Элена? Хотя какая разница? Мы с Ниной — взрослые люди и имеем право делать все, чего хотим. А вчера мы оба хотели именно этого. Да и сегодня тоже. Я видел ответное желание возлюбленной и даже пальцем не пошевелил без ее согласия.