Юная особа вырвала благоухающую духами руку из дряблых рук прорицателя и бросила в коробку несколько монет. Дед живо выгреб деньги, заработанные на предсказаниях, рассовал по карманам и переместился к барной стойке, где потребовал выпивки.
– Шумно сегодня в «Синем маяке». Хозяин, что ли, угощает? – праздно поинтересовался он.
Усач за стойкой напустил на себя серую скуку, хотя минутой раньше хохотал над услышанной из зала пошлой шуткой.
– Уже не угощает, – сказал он Яроведу. – Когда музыкантов пришлёшь, дед? Обещаниями сыт не будешь. Я еще на прошлой неделе приглашения разослал. У дочки свадьба вот-вот.
– Пришлю, пришлю, – замахал руками Яровед. – Со дня на день непременно будут! Но сам ведь знаешь, люди искусства пошли несговорчивые. Предоплаты требуют.
– Ах, предоплаты?! Им прежней мало?
– Гитарист подхватил простуду. На лекарства не хватает, – как можно убедительней ответил старик.
Усач нагнулся и исчез под стойкой, после чего раздраженно припечатал к столешнице пачку купюр.
– На лекарства должно хватить. Только смотри, чтобы на этот раз непременно явились! – стукнул кулаком бармен.
– Какие вопросы?! – заюлил дед. Пачка мгновенно утонула в кармане его поношенного пиджака. Яровед даже пересчитывать не стал.
Из «Синего маяка» он вышел в отличном расположении духа. Ни по руке, ни на кофейной гуще теперь можно было не гадать. Он и без того знал, чем обернется его очередная ложь. Но прежде он будет кутить на протяжении целой недели и разок, а может быть, два сходит на концерт Грандиоза, которого все так хвалят.
«Ну и глупец этот бармен, – подумал Яровед. – Клюнул на каких-то музыкантов! Его ничего не стоит обвести вокруг пальца!»
В другом кабаке он, как следует, обмыл нечестную сделку и вернулся в съемную комнату пьяным вдрызг. Личных вещей у него почти не было. Всё равно скоро опять съезжать. Как только станет ясно, что его обещания сплошной обман, а предоплата – способ выманивания денег, Яроведу пришлют повестку в суд. Начнутся тяжбы, разбирательства и бесконечная головная боль. До суда Яровед с внучкой должен сбежать.
Внучка – десятилетняя Майя – встретила его в слезах. Она сидела на смятом покрывале и рыдала в три ручья. Ее любимую тряпичную куклу разорвал хозяйский пёс.
– Ревет, опять ревет, дурёха, – проворчал дед, вступая в единоборство с подвернувшимся под руку шкафом.
У шкафа не было шансов. Когда Яровед напивался, старческое бессилие странным образом его покидало. Он мог свернуть шею первому встречному – и не заметить. Согнуть кочергу – и решить, что так оно и было. Когда он уперся руками в шкафную створку, та затрещала, отломилась и полетела на пол, хлопнувшись прямо перед Майей. Девочка вздрогнула и затихла, а в следующую секунду разразилась буря.
– Чем ты занимаешься, пока я работаю? – прикрикнул дед на внучку и сбросил поношенные башмаки. От них шла ужасная вонь. – Давай, чисти!
Майя послушно взяла башмаки, на коленках подползла к комоду за щеткой и случайно ее уронила. Яровед весь затрясся от гнева. Задрожала куцая бороденка, лицо перекосила гримаса ярости, и он порывисто выхватил из штанов ремень с тяжелой медной пряжкой. Пряжка оцарапала Майе руку, больно ударила по спине и оставила на боку пару лиловых синяков. Яровед замахнулся снова, но девочке удалось увернуться. Она выбежала на улицу, под проливной дождь, с глазами, полными ужаса, всё еще прижимая к животу дедов башмак. Что ж, зато теперь Яровед ее не догонит. Разве только в тапочках.
Она мчалась мимо одиноко горящих газовых фонарей, по каменным улочкам, где не росло ни единого дерева, под которым можно было бы укрыться. В дырявых шортах чуть выше колена и легкой майке она вымокла и продрогла за считанные секунды.
Спрятаться в подъезде? У Майи возникала такая мысль. Но в подъездах таился густой мрак. По словам соседки, по ночам там ошивались привидения, вурдалаки и люди с нечистой совестью. А лес – такой добрый, такой родной. Девочку почему-то непреодолимо тянуло к Сезерскому тракту. И тому была причина. Несмотря на дождь, Мерда учуяла неприкаянную душу и позвала сквозь расстояние.
Спотыкаясь и оскальзываясь на камнях, девочка едва на нее не налетела. Когда Мерда развернулась, когда растопырила руки с узловатыми пальцами, Майю объял леденящий страх. Ее пронизывал ветер, с неба на нее бесконечным потоком лилась вода. Царапины кровоточили, из-за холода боль от синяков почти не ощущалась. И страх этот окончательно лишил ее воли.
Мерда надвинулась и нависла, светя глазами, точно лазером. Майя из последних сил ухватилась за край каната, который связывал ее с реальным миром. Мерда уверенно тянула с другой стороны. Сегодня она наконец-таки насытится. Сегодня ей перепадет чистый детский разум… Она приготовилась рвануть канат на себя, но его обрубили в самый неподходящий момент.
Девочку выхватили из «объятий» Мерды, перенесли под сень деревьев и обернули, как полотенцем после купания, сухой тканью. Майя услышала громкое дыхание своего спасителя, и идущее от него тепло понемногу рассеяло тревогу. Дождь по-прежнему лил как из ведра, шуршал по тонкой клеёнке, а на ткань не попадал.
– Теперь она бессильна, – прозвучал ровный, спокойный голос. – Не бойся. Мы не дадим тебя в обиду.
16. Лекарство от грусти
Больше голос ничего не сказал. Майя очень хотела не бояться. Она моргнула раз, другой. Зажмурилась и приоткрыла глаза. На нее из туманной мглы с неимоверной прытью неслись черные стволы-колонны и ветви кустарников. Но она оставалась неуязвимой.
Киприан доставил ее домой в целости и сохранности. Не на съемную квартиру, конечно нет. Майю встретили блинами, березовым соком и вареньем из дикой вишни, что растет на склонах холмов. Ее встретил веселый, трескучий огонь в камине, важный кот Обормот, две любопытные собаки и красивая девушка с волнистыми белыми волосами, похожая на волшебницу.
Из-под пшеничной чёлки на Майю таращился паренёк с карандашом за ухом. Рядом расхаживала дама в вечернем наряде, который напоминал панцирь блестящего зеленого жука. Из-за всего этого внимания девочка не выдержала и потупила взгляд. Да, так лучше. Смотреть в пол или на симпатичные мордочки псов.
А потом она увидела юбку с оборками. Было сложно определить, сколько у юбки слоёв. Но от ее владелицы исходил такой безбрежный покой, что Майя вновь подняла глаза. Пелагея незамедлительно вручила ей чистую сменную одежду и провела в ванную, где долго терла губкой с лавандовым мылом. К великому удивлению Майи, ни синяков, ни царапин на коже не обнаружилось.
– Ты прямо как чувствовал, – сказала Юлиана, поправляя Киприану кленовый венок. – Капканов не нашел, зато спас ребенка от Мерды. Удачная вылазка. А мы уже которую ночь нормально не спим.
– Романтика! – заулыбалась Марта.
"Ага, особенно мешки под глазами и хроническая усталость", – чуть было не съязвила та.
Марта сидела за столом, у тарелки с блинчиками, опиралась подбородком на сплетенные пальцы рук и бросала на Киприана восхищенные взгляды. Затем ни с того ни с сего переместилась на диван и взяла человека-клёна под локоть.
– Вы, сударь, настоящий герой! – с восторгом сказала она.
Киприан польщенно улыбнулся. А в Юлиане закипела злоба, которую она так тщательно пыталась скрыть. И неизвестно, чем бы всё обернулось, не выйди из ванной Пелагея.
– Друзья мои, – объявила она. – Нам понадобится еще одно одеяло! Для девочки.
– А как девочку-то хоть зовут? – спросила Юлиана.
– Не говорит она. Всё только плачет.
– Плачет? – округлила глаза Теора. Она играла на полу с Кексом, бросая деревянную косточку, чтобы тот ее принес.
– Никак не успокоится, – подтвердила Пелагея. – А ты иди, давай, спать. Утро, вон, уже не за горами.
Она направилась к тумбочке и вытащила ларец с лунной пылью. Марта рывком поднялась на ноги.
– Можно, я с тобой?
– Куда? На чердак? Ну, нет. На чердаке ты мигом уснёшь. Потом добудись тебя, попробуй.