Павел Горячев проснулся в половине шестого на полчаса раньше обычного времени, весь покрытый холодным потом и скованный непередаваемым ужасом. Около десяти минут он лежал не в силах пошевелиться, одновременно прокручивая в голове представшие ему во сне жуткого вида картины. Последнее, что он помнил – это вид сарая родителей его покойной супруги, где, как он теперь отчетливо вспомнил, находился тот кошмарный плащ, широкополая шляпа и заржавевший серп, висевшие на стене рядом друг с другом, располагаясь все сразу – прямо при входе.

«Прокрутив» это видение в своей голове дважды, а может даже и трижды, встревоженный родитель вскочил со своего удобного ложа и бросился проверять спальню сына, словно какая-то неизвестная сила гнала его в соседнюю комнату. Было бы удивительно, если бы он там кого-то застал, ведь, как известно, мальчик в это время находился в лесу километрах так в двадцати пяти от этого города. Тревожные подозрения вмиг сжали сердце отца, и он, даже не умываясь, накинул на себя быстро одежду и выскочил на улицу, устремляясь к небольшому дому своей давно немолодой уже тещи. Этот небольшой городишко был устроен таким образом, что наряду с комфортными пятиэтажками тут же чередовались улицы частного сектора. Так получилось, что мать его покойной жены жила неподалеку, на удалении всего одного квартала от их многоквартирного дома. Беспрепятственно проникнув на территорию, где метровая калитка закрывалась всего лишь на шпингалет, который открывался легко, как изнутри, так и снаружи, молодой офицер, не заходя в помещения дома, сразу же устремился к сараю, где возможно таилась разгадка обрушившимся на этот районный центр непередаваемым ужасным событиям. Распахнув незапертую дощатую дверцу, он увидел то, в чем уже нисколько не сомневался: весь кошмарный наряд и сельскохозяйственный инструмент отсутствовали на своем обыденном месте. Мысленных колебаний больше не оставалось: его сын определенно был связан с тем ужасающим монстром, что всю последнюю неделю терроризировал их небольшой городишко.

Для пущей уверенности он забежал в непросторную избу, где возле плиты копошилась сорокавосьмилетняя женщина. Она была невысокого роста, довольно худая со складной фигурой, но из-за потери дочери давно утратившая интерес к окружающей жизни, о чем свидетельствовал потухший взгляд ее серых глаз, седовласая голова и морщинистая – сверх возраста – кожа. Она была одета в обыкновенный ситцевый разноцветный халат, а голова была повязана в тон ему простонародной косынкой.

- Тамара Ивановна (такое имя было у этой женщины), - начал возбужденный оперативник, - скажите, пожалуйста, где находится тот дедовский плащ, что всегда висел в Вашем сарае?

- Там же, где и всегда, - не задумавшись ответила женщина, лишь на секунду оторвавшись от своих нетрудоемких занятий и только мельком взглянув на бывшего зятя.

После трагической гибели дочери она во всем винила этого человека и, хоть Павел хранил верность и чтил память покойной супруги, но их отношения с тех самых пор разладились окончательно. Выяснив все, что ему нужно, молодой мужчина не стал больше задерживаться в этой избе, где сама атмосфера нагнетала тяжелую обстановку, и сразу же устремился в полицейский участок, чтобы немедленно начать поиски пропавшего сына, а заодно, наконец уже выяснить, что явилось причиной тех кошмарных событий, захлестнувших в последние несколько дней их небольшую округу.

Как и каждое утро текущей недели, в отделе уже обсуждали события минувшей ночи. Поскольку стрелки часов уже приближались к восьми, естественно было уже получено сообщение об ужасных убийствах, произошедших на ткацкой фабрике небольшого поселка, расположенного на расстоянии тридцати километров, куда уже убыла сопровождаемая военизированной охраной следственно-оперативная группа. Коняев Андрей Геннадьевич находился у себя в кабинете: все это жуткое время он ни на секунду не отлучался с работы и вел непрерывный контроль всех происходящих событий. Именно к нему и направился капитан, чтобы поделиться своими догадками. Выглядел этот человек очень уставшим, ведь уже несколько суток он не знал ни сна, ни покоя. Заметив в приоткрытую дверь подошедшего оперуполномоченного, он с тяжелым вздохом проговорил:

- А… Горячев? Давай заходи.

Офицер тут же выполнил указание и, только лишь переступив порог кабинета сразу же перешел к изложению своих не отличающихся веселостью размышлений:

- Товарищ подполковник, мне кажется я знаю: почему в тот злополучный раз монстр меня не убил…

- Да? - отозвался руководитель, вперив в собеседника недоверчивый взгляд, тем не менее явно заинтересованный тем, что собирался услышать, - Интересно, и почему?

- Потому что все это как-то связано с моим маленьким сыном…

- То есть? - вскинул кверху брови более опытный полицейский, не понимая, как может малолетний ребенок быть причастным к столь жестоким убийствам.

- Все очень просто, - пустился в разъяснения сыщик, раскрасневшись от охватившего его нервного возбуждения, - тот странный плащ, что я видел тогда на том загадочном ужасном убийце, – это одежда из сарая моей выжившей из ума тещи, как впрочем и шляпа и серп, и все они принадлежали некогда ее покойному мужу…

- Но причем здесь твой сын? - прервал говорившего подполковник, выражавший явное удивление.

- Да, притом, - с глубоким выдохом вымолвил оперуполномоченный, от охватившего его возбуждения упершись руками об стол, - что сейчас нет на месте ни моего сына, ни того ужасного одеяния, и где все это находится – мне неизвестно.

- Даже так? - неподдельно удивился руководитель, чуть приставая со своего рабочего кресла, - И где они по твоему могут быть?

- Думаю, там же, где сейчас находится опергруппа.

Договорить полицейские не успели, так как с дежурной части раздался телефонный звонок, возвестивший об очень непредсказуемом происшествии, хотя, чего там лукавить, в последние время и все остальные события можно было отнести к точно такому разряду, но это… Одновременно нашлись: пропавшая боевая машина пехоты, сбежавший преступник Кентюрин и загадочно исчезнувший малолетний ребенок. Однако, и это еще не все: они привезли с собой ужасное одеяние и причинявшее смерти сельскохозяйственное орудие.

Пока офицеры сбегали вниз, желая самолично во всем убедиться, в не так уж отдаленном Владимире в своей кровати в ужасе просыпалась десятилетняя девочка.

Ситникова Анастасия Борисовна являла из себя ребенка, имеющего телосложение соответственно возрасту – с ростом, достигающим ста тридцати восьми сантиметров, и весом, не превышающим тридцати двух килограммов. Как и все дети ее возраста, она только-что закончила четвертый класс и готовилась стать пятиклассницей. Имея невероятно красивое личико, она пользовалась огромной завистью со стороны своих сверстниц и особой симпатией от мальчиков этого и даже гораздо старшего возраста. По своей натуре она была задорной, веселой, но тем не менее уверенной в себе девочкой, не дававшей спуску никому, кто обижал более слабых, и могущей свободно встать на защиту, как себя, так и совершенно незнакомых подростков. Она была очень приятной справедливой особой, не терпела лжи, заискиванья и прочего лицемерия. Одевалась Настя обычно в укороченное легкое светлое платьице и простенькие сандалии. Если касаться формы лица, то оно было худощавым продолговатым, имеющим светлую гладкую кожу; большие глаза имели зеленоватый оттенок и выглядели, словно два маленьких изумруда; в основном прямой нос имел в середине небольшую горбинку, придавшую только дополнительное впечатление о твердом характере своей юной еще обладательницы; маленькие узкие губки были слегка вздернуты кверху, придавая физиономии некое выражение капризности, что, в принципе, никак не соответствовало действительности; когда она улыбалась, на ее румяных щеках играли небольшие детские ямочки; вьющиеся волосы, цвета блондинки, были острижены взрослой прической, едва скрывавшей снизу плотно прижатые ушки и огибающей голову одной ровной линией. Этот прелестный ребенок был настолько прекрасен, что мог бы свободно затмить пресловутую куклу-Барби.