В итоге домой она попала только под вечер.

Юра опять задерживался, а ей пора в лабораторию. Сережка крутился здесь же на кухне, путаясь под ногами, но не прогонять же его. В последнее время им редко удается побыть наедине. Чувствовалось, что ему тоже недостает общения с ней. В летние каникулы он вообще остался один-одинешенек. В пионерский лагерь отправить не удалось, в зиму о путевке не побеспокоилась, а теперь уже поздно.

Может, к родителям отвезти? Дед работает, но бабушка-то на пенсии, присмотрит. Но это, в первую очередь, конечно, дорого – через полстраны, за четыре тысячи километров. Одного не отпустишь, а отвезти, затем приехать за ним… Нет, никак не получится. Да и что делать мальчишке в Волжском – в чужом городе, без приятелей, летом, в квартире на третьем этаже панельного дома? Ну, Ахтуба рядом, так ведь это еще хуже – повадится бегать один, мало ли что и как…

В довершение у родителей в этом году свои сложности. Отцу до пенсии года полтора, но он уже заранее психует – что, мол, я буду делать, чем заниматься, куда свободное время девать? Сдохну, мол, в этом панельном курятнике без дела!

Понятно, что на нынешней должности главного энергетика завода его не оставят, а переходить в рядовые монтеры – и возраст не тот, и здоровье не то. Да и самолюбие срабатывает: всю жизнь, считай, на руководящей работе, высококвалифицированный специалист – и вдруг окажется наравне со вчерашними пэтэушниками!.. Вот и ударился в панику.

Советовали ему дачу купить, заняться рыбалкой, еще что-то в том же духе… Сам он тоже принимался перебирать самые разные варианты, строить разнообразные планы дальнейшей жизни. И, кажется, придумал. Правда, этот последний вариант изрядно отдает авантюрой, требует немалых моральных издержек и материальных затрат, однако при известной удаче вполне может удовлетворить и его, и буквально всех домашних. Он запланировал ближе к осени проехать на своем старом «жигуленке» Черноморское побережье примерно от Тамани до Геленджика и присмотреть там какой-никакой домик с участком земли, обязательно с виноградником. Трехкомнатную кооперативную квартиру в Волжском и машину продать, а домик купить. И поселиться там уже до конца жизни.

В этом году у Нины отпуск был в марте, слетала проведать их на пару недель. Под большим секретом отец поделился с ней своим планом. Младшую-то сестренку, Светлану, он считал несерьезной девицей, тем более жила она еще дальше, аж на Камчатке, а к Нине с недавних пор относился не просто как к старшей дочери, а как к взрослому человеку, равному себе. Особенно после того, как она стала начальником отдела в вычислительном центре одного из республиканских министерств.

Нина в принципе план одобрила, прикинув, что парой-тройкой тысяч рублей они родителям помочь смогут. Да и Светланка в стороне не останется. А так, во-первых, на старости лет родители переберутся в более благодатный климат, во-вторых, отец получит круглогодичное занятие на свежем воздухе, причем работать уже будет не на чужого дядю, а на себя, в радость и удовольствие. И наконец, что тоже немаловажно, у нее и у Светланы появится реальная возможность отдыхать летом не где-нибудь, а на берегу Черного моря. И не в санатории, не в доме отдыха, не дикарями, а у собственных родителей!..

Ну, а пока придется потерпеть. В том числе и Сережке. Жалко его. Посмотришь – ведь буквально изводится мальчишка от ничегонеделания. Во время учебы-то волей-неволей загружен по макушку: школа, общественные мероприятия, бассейн, фехтование… А сейчас, летом, когда многие одноклассники разъехались на каникулы, а отец с матерью целыми днями на работе, парню и свихнуться недолго!

Нина попыталась представить себя на его месте: чем заняться тринадцатилетнему подростку? Ну сбегает в кино, ну посмотрит телевизор, ну почитает книгу… И болтается на улице день-деньской.

– Сережик, ты чем сегодня занимался?

Сын сидел у холодильника, жевал бутерброд, не дожидаясь, пока она накроет на стол: опять забыл пообедать!

– Да так, ничем особенным. Сидели у Витьки, слушали новые записи.

– У какого Витьки?

– Ну… у Витьки, у Безбородько, – смутился Сережка.

– Я же говорила тебе, не надо с ним связываться.

Этот Безбородько жил в соседнем подъезде, учился вместе с Сережей, но был на год старше. Почему-то видом и манерами он казался Нине малосимпатичным, впрочем, как и его родители. Правда, с ними она знакома весьма поверхностно, просто здоровались при встрече.

– Да-а, – обиженно протянул Сережка. – Знаешь, какие у него мировые записи! Ни у кого таких нет!

И начал сыпать названиями каких-то ВИА, рок-групп, именами певцов и певиц – наших и зарубежных. Нина только диву давалась, как он не перепутает, кто из них что поет и что играет.

– Мам, а мам! – Сережка исподлобья, насупившись, посмотрел на нее. – Давай купим магнитофон, а?

Опыт по воздействию ЛСД Баринов постарался провести совершенно для нее неожиданно.

В пятницу она проснулась словно по будильнику, без четверти семь, и привычно чуть виновато улыбнулась лаборантке Любочке, словно извиняясь за то, что и в эту ночь ее не посетили нужные сновидения.

Пока Любочка хлопотала по своему обширному хозяйству, выключая приборы, сматывая провода и убирая датчики, Нина быстро привела себя в порядок и принялась по заведенному здесь обычаю варить кофе. Тем более что она прихватила с собой двойную порцию бутербродов, наметив позавтракать в лаборатории и отсюда ехать на работу. Но тут Любочка вспомнила, что поздно вечером, когда Нина уже спала, звонил Баринов. Он просил ее утром сразу не уходить, обязательно дождаться его появления. А с ее работой обещал все уладить сам.

Но у Нины в запасе имелось два отгула. Она только пожала плечами, усмехнувшись про себя его самоуверенности – как это он сможет уладить такие вопросы в абсолютно чужом ведомстве, – и позвонила дежурному инженеру, что сегодня ее на рабочем месте не будет.

За легкой болтовней о том и о сем Нина откровенно отдыхала.

После бессонной ночи Любочка выглядела свежей и румяной, была, как с вечера, весела и смешлива. Нина с тайной грустью вздохнула, глядя на нее, подумала, что прошли времена, когда и она могла, не отдохнув после дневной смены, работать ночь напролет, зачастую в авральном режиме, и не чувствовать при этом большой усталости, и выглядеть после всего вполне нормально.

«Или укатали Сивку крутые горки?.. Рановато».

Баринов появился после десяти в сопровождении незнакомой женщины лет пятидесяти с небольшим дипломатом в руках. Она оказалась врачом-невропатологом областной клиники, и Нина слегка встревожилась. По тому, как Баринов мелко покашливал и часто поправлял очки, знакомя их, Нина поняла, что он волнуется, и встревожилась еще больше.

Любочка попрощалась и упорхнула.

И тогда Баринов небрежным тоном, словно речь шла о пустяках, заявил, что пришла пора попробовать «немного расшатать» ее психику галлюциногенными препаратами. Он посмотрел на Нину и торопливо добавил:

– Ну, вы же помните, Нина Васильевна, мы с вами предусматривали эту необходимость с самого начала.

Женщина, имя которой у Нины от волнения сразу вылетело из головы, профессионально быстро осмотрела ее. Баринов на это время деликатно вышел. Процедура обследования несколько успокоила, дала возможность внутренне собраться. Женщина уложила инструменты в дипломат, холодно кивнула Нине и вышла из комнаты. Минутой позже появился Баринов.

– Ну вот, Нина Васильевна, карт-бланш на опыт получен, – несколько возбужденно, чуть ли не суетливо сказал он. – И не волнуйтесь, пожалуйста. Врач рядом, в соседнем кабинете, а оперативный контроль за вашим состоянием буду вести я сам.

Из внутреннего кармана пиджака он достал небольшой пузырек из светло-коричневого стекла с этикеткой, наискось перечеркнутой красной полосой, а из бокового – коробку с обыкновенным легкорастворимым сахаром-рафинадом.

Следом за ним, но не вслух, а про себя, она невольно считала капли: раз, два, три, четыре… Жидкость на вид казалась желтоватой, слегка маслянистой и мгновенно впитывалась в сахар.