– Игнат будет в думу баллотироваться по вашему округу, – шепнула появившаяся Нина и тут же опять исчезла.

Про грядущие выборы Дана, конечно, слышала, но кандидатами не интересовалась, потому что голосовать не ходила. Не из каких-то особых принципов, а так… Не ходила и все.

Игнат закончил речь, наклонился к директрисе. В каждом жесте одноклассника сквозила спокойная уверенность. Директриса что-то зашептала, заглядывая Игнату в глаза.

Дождавшись своей очереди, Дана положила цветы в гроб и медленно пошла к выходу из морга. Игнат взял ее под руку у самых дверей.

– Как жизнь? – грустно улыбнулся будущий парламентарий.

– Нормально, – кивнула в ответ Дана.

– Я слышал, ты замуж вышла.

– Да.

– Работаешь?

– Веду музыкальный кружок для малышей.

– О господи! – испугался Игнат. – А получше ничего найти не смогла?

– Меня устраивает, – улыбнулась Дана. – Я люблю детишек. И режим свободный, сам понимаешь.

Работа действительно устраивала. Детский развивающий центр находился рядом, работа с детьми не утомляла, а зарплата, хоть и была копеечной, не смущала. Федор хорошо зарабатывал.

Игнат сильнее сжал ее локоть, проводил глазами заплаканную Верину сестру, опирающуюся на руку такой же старой женщины, и попросил:

– Побудь с родственницей. У тебя есть время? Я бы сам… но мне бежать надо.

Так и получилось, что Дана сначала поехала на поминки, а потом проводила женщин до двери Вериной квартиры.

Навязывать свою помощь не пришлось. В какой-то момент Верина сестра пошатнулась, Дана едва успела поддержать ее за руку. После этого Дана не оставила бы пожилую даму и без просьбы Игната. Несмотря на толпящихся рядом учителей, жавшиеся друг к другу старушки казались одинокими.

Злой Федор встретил ее гневными упреками.

– Почему так поздно? – шипел муж. – Почему на звонки не отвечала?

– Потому что выключила звук у телефона, – виновато улыбнулась Дана. – Я была на поминках.

– Ты понимаешь, что я волнуюсь?!

– Понимаю. – Дана прижалась к мужу. – Прости.

Федор, помедлив, неохотно ее обнял.

– Мне пришлось проводить Верину сестру. Не злись.

Муж тяжело вздохнул и обнял Дану сильнее. Он не умел долго на нее злиться.

Игнат не стал ее дожидаться, и это обидело. Впрочем, Нине так часто приходилось на него обижаться, что это успело стать нормой. Конечно, она никогда своих обид не высказывала, но и привыкнуть к ним не сумела.

Нина видела, как Игнат о чем-то поговорил с Данкой и быстрыми шагами направился к выходу с территории кладбища. Бежать за ним на глазах бывших подружек было совершенно невозможно, и Нина пошла к выходу медленно. Впрочем, могла бы и побежать, Дана стояла около Вериной родственницы и по сторонам не смотрела, а остальных девчонок вообще не было видно. Наверное, успели смотаться потихоньку.

Когда-то все они любили уроки Веры Сергеевны. Учительница умела превращать литературные обсуждения в веселые споры. Нина до сих пор удивлялась, когда кто-нибудь говорил, что литература – предмет скучный и даже ненужный.

Игнат так считал.

Но Игнат – это особый случай.

Его машины на стоянке не оказалось. Нина огляделась, заметила автобусную остановку и подошла к небольшой толпе, ожидавшей автобуса. Настроение было таким отвратительным, что она чуть не повернула назад, к моргу. Уж лучше вернуться в город вместе с Даной, чем лезть в автобус. Как будто она одинокая бабка, похоронившая всех своих близких.

Нина достала из сумки телефон, включила звук, и он тут же зазвонил.

– Ты где? – спросил Игнат.

– На автобусной остановке. – Она так обрадовалась звонку, что даже заулыбалась.

– Стой на месте, – велел Игнат. – Я сейчас подъеду.

Светлая «Тойота» появилась почти сразу. Нина быстро шагнула к машине, села рядом с бывшим одноклассником. Игнат, хмурясь, развернул машину и, слегка превышая скорость, поехал к МКАД.

На Нину он не смотрел. Он смотрел перед собой и сжимал губы.

Он всегда сжимал губы, когда о чем-то напряженно думал.

Нина подвинулась, чтобы лучше видеть себя в боковом зеркале. Она очень похорошела, перекрасившись в брюнетку. Раньше волосы у нее были русые, мышиные. Покраситься предложила знакомая парикмахерша. Нина хотела для прикола сделаться рыжей, а та уговорила сделать волосы потемнее и оказалась права. Из бесцветной мышки Нина превратилась в яркую брюнетку.

Данка ахнула, когда ее увидела. Нина думала, что подруга тоже немедленно сделает что-то со своими волосами, но Дана до сих пор не сменила ни цвет, ни стрижку. Впрочем, волосы чуть ниже плеч подруге шли.

Нина поняла, куда они едут, только когда Игнат свернул на знакомую улицу.

Бабка у него умерла лет пять назад, и с тех пор Игнат иногда привозил Нину в ее квартиру – нечасто, пару раз в месяц.

К себе домой он ее не пригласил ни разу.

Машина остановилась, Игнат молча вылез. Нина, вздохнув, выбралась следом.

В лифте они тоже ехали молча. В прихожей обнялись без слов, и даже потом, когда расслабленно лежали на широком диване, ничего друг другу не сказали. Раньше Нине это нравилось, они с Игнатом друг друга не обманывали, а честность она всегда ценила.

А сейчас почему-то стало грустно, даже тревожно.

Игнат подвинул руку, и Нина сняла голову с его плеча.

– Я пойду, – она села, повернувшись к нему спиной.

Игнат молча погладил ее по бедру.

Она ушла минут через десять, наспех ополоснувшись под душем. Игнат продолжал лежать, уставившись в потолок, только улыбнулся и подмигнул, когда Нина на прощанье кивнула ему, остановившись в дверях.

До метро – две автобусные остановки, но Нина не стала ждать автобуса, пошла пешком. Достала на ходу сигарету, закурила.

Вечер был теплым, почти летним. Свежая майская листва растущих вдоль дороги деревьев колыхалась с тихим шелестом. Впрочем, его заглушали едущие мимо автомобили.

Нина поискала глазами урну, увидела железный ящик у входа в аптеку и выбросила окурок.

Свою квартиру она отпирала меньше, чем через час.

– Устала? – вышел к ней муж. – Раздевайся, я ужин приготовил.

Нина прижалась к нему и прошептала:

– Спасибо, Коленька.

У нее был замечательный муж, и это она тоже ценила.

Дверь за Нинкой захлопнулась. Игнат неохотно поднялся, запер замок. Голова была тяжелой, тянуло в сон. Он подумал, не остаться ли здесь до утра, заглянул в холодильник – там не было ничего, кроме нескольких яиц и початой пачки пельменей. На кухонной полке нашелся чай в пакетиках и вазочка с печеньем.

Мать приезжала сюда пару раз в месяц, стирала пыль и постоянно напоминала Игнату, что с квартирой нужно что-то делать.

Вариантов было два – сделать ремонт и сдавать или продать к чертовой матери.

Продавать недвижимость Игнату было жалко, а возиться с ремонтом лень и некогда. Квартира продолжала ветшать.

Маленький Игнат любил приезжать к бабушке, ему было интересно и весело, а когда подрос, даже звонил ей нечасто, только когда мать напоминала.

А вот бабушкину смерть переживал тяжело. Как будто потерял навсегда что-то очень нужное, поддерживающее, необходимое. До сих пор он ощущал утрату, заходя в эту квартиру.

Чаю не хотелось, а кофе он не нашел. Ехать в студию к Лие тоже не хотелось, но он себя пересилил, неторопливо оделся и спустился к машине.

Девчонка была в него влюблена, а он до сих пор не решил, хорошо это или плохо.

С Лииным отцом его познакомили сразу же, как только решение о выдвижении Игната в депутаты городской думы было принято окончательно. Игнат до сих пор не понимал, какое место занимает Вадим Константинович среди тех, кто на самом деле осуществляет власть в городе. Предполагал только, что успех его бизнеса наверняка поддерживается кем-то сверху.

Впечатление на Вадима Константиновича Игнат произвел хорошее, это стало ясно после нескольких минут разговора. Впрочем, и весь разговор был недолгим, минут двадцать от силы.