В моем изложении хода дуэли предположено, что в условиях плохой видимости (ливневого дождя) взбешенный Мартынов мог машинально переступить условный барьер. При этом я опирался на ряд работ известных лермонтоведов[237], которые уверены в том, что Мартынов переступил черту. В частности, Э. Г. Герштейн писала: «Вторым обвинением (современников поэта и историков) против Мартынова являлось нарушение установленной границы. Судя по первым откликам (письма жителей и гостей Пятигорска после дуэли), Мартынов приблизился к Лермонтову, перейдя барьер. Васильчиков в рассказе для „Русского архива“ написал неопределенно: „Мартынов быстрыми шагами подошел и выстрелил“. В набранной рукописи этой статьи вставлено рукой П. И. Бартенева: „к барьеру“»[238].
Даже если Мартынов и не переступил за условную черту, дистанция между дуэлянтами все равно была ничтожно мала — около 6,6 м. Встаньте напротив друг друга на таком расстоянии, и вы убедитесь, как это близко, особенно если на вас наведено дуло пистолета.
Миф о том, что Мартынов — плохой стрелок, появился через много лет после поединка. Как доказали лермонтоведы, слух о слабой стрелковой подготовке Николая Соломоновича распустил… он сам.
В беседах с завсегдатаями Английского клуба, уже в 1860-х годах. Николай Соломонович серьезно пытался убедить собеседников, что он даже не умел стрелять из пистолета и не хотел убивать Лермонтова, попав в него «совершенно случайно», по ошибке. Однако в 1841 году никто из пятигорского окружения и бывших сослуживцев Мартынова не сомневался в хорошей стрелковой подготовке майора, хотя Лермонтов считался более метким стрелком. Ведь Мартынов был боевым офицером, с 1837 года постоянно участвующим в боевых действиях на Кавказе, за службу был отмечен 27 высочайшими благодарностями, за участие в экспедиции против горцев был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с бантом. И то, что боевой офицер, 4 года участвующий в кровопролитных сражениях против горцев, не сможет попасть из пистолета в человека, неподвижно стоящего напротив него всего в 10 шагах (6,6 м) — явная нелепость!
Мнение о плохой стрелковой подготовке Мартынова у непосвященных могло сложиться из-за своеобразной манеры стрельбы любившего оригинальничать Николая Соломоновича, который прицеливался, разворачивая пистолет на 90 градусов (курком в сторону), что он называл «стрелять по-французски». Но на точность стрельбы такая техника не влияет. Попробуйте, поупражняйтесь в тире и найдете удовольствие в такой своеобразной стрельбе. Я это в свое время проделал, совершив своего рода «следственный эксперимент». Уже на 2-3-й день упражнений в тире вы выбиваете практически столько же очков, что и при традиционной технике стрельбы из пистолета.
Профессор П. А. Висковатов[239] сообщает, что ему известна еще одна дуэль Мартынова, проходившая в Вильне. Быстро подойдя к барьеру, Мартынов повернул пистолет «по-французски» и метко поразил своего противника.
Также не выдерживает никакой критики мнение А. В. Очмана, что «кухенройтер» — плохой пистолет, и попасть из него на дуэли было сложно.
На самом деле — специалисты по оружейному делу и военные историки это хорошо знают — крупнокалиберные дальнобойные немецкие пистолеты системы Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом (использованные на дуэли) — мощное и точное оружие. Специально проведенные эксперименты судебных медиков и криминалистов показали, что пистолет Кухенройтера обладает значительно большей пробивной способностью, чем куда более современный пистолет «наган» и сравнимой с пистолетом системы «ТТ»[240]. В этих экспериментах, с расстояния 10 м пуля, выпущенная из Кухенройтера, свободно пробивала грудную клетку насквозь. По точности стрельбы «кухенройтер» нисколько не уступает пистолету системы Макарова, которым была вооружена в последние десятилетия Советская Армия и милиция.
Ни В. Захаров, ни А. Очман не дают справедливой оценки поведению Мартынова и секундантов во время следствия, которые писали друг другу записки, отрабатывали выгодные им показания, многое просто утаивали. Авторы терпимо относятся к этим нарушениям законности, называя это «ложью во спасение»: мертвому уже не поможешь, а живых участников дуэли нужно было выгородить, пусть далее и путем лжи и обмана. Но дело в том, что в результате лживых показаний Мартынова и секундантов произошло очернительство личности великого поэта.
Почему H. С. Мартынов и А. И. Васильчиков, к слову, всеми правдами и неправдами также защищаемый Очманом, если уж они так любили Лермонтова и чувствовали свою вину в его смерти, не признались честно и открыто в своих грехах и не повинились, а, спасая свою шкуру, всячески выгораживали себя? Записки, изобличающие их лжесвидетельства, сохранились для истории и опровергнуть их невозможно.
Один из главных пунктов лжесвидетельства — от следствия утаено жестокое условие трех выстрелов, по которому Мартынов имел возможность с трех попыток с очень близкого расстояния поразить Лермонтова. Бесчеловечные условия дуэли были совершенно не адекватны той мелкой ссоре в доме Верзилиных, которая послужила поводом для вызова. Причем составители условий (сторона Мартынова) уже знали, что Михаил Юрьевич категорически отказывается от своего выстрела, а следовательно, Мартынов будет стрелять в обезоружившего себя противника. Как известно, Лермонтов, по свидетельству Н. П. Раевского, отказался от своего выстрела еще в первой половине дня 14 июля.
По условиям, стрелять можно было до трех раз, если противник не убит с первого или второго выстрела. Таким образом, дуэль состояла из трех раундов с разведением соперников на крайние точки перед началом каждого раунда.
Во время следствия секунданты сделали подсказку Мартынову исключить из своих показаний упоминание о смертельных условиях дуэли: «Не упоминай о условии трех выстрелов…»
Мартынов выполнил такую ценную для него рекомендацию.
По тем же условиям, стрелять могли только после счета «Два», по команде «Три» раунд дуэли автоматически считался законченным, стрелять уже запрещалось, дуэлянтов должны были развести на крайние точки. На следствии Мартынов и секунданты подло скрыли, что Николай Соломонович выстрелил после счета «Три», нарушив дуэльные правила! По дуэльному кодексу де Шатовиллара, стрелять после оговоренного счета «Три» считалось преступлением-убийством! Ведь соперник в это время, как правило, расслаблялся, не сохранял уже защитную полубоковую позицию тела, не прикрывал жизненно важные органы рукой или оружием. «Честный человек, скорбящий по убиенному приятелю», как представляет Мартынова А. В. Очман, обязан был без утайки сказать на следствии, что он выстрелил в нарушение дуэльных правил, когда время для выстрела уже истекло!
Предполагаю, что после команды «Три» Лермонтов мысленно уже решил: «Пронесло, все же не решился Мартышка на выстрел», расслабился, посчитал, что дуэль уже закончилась, сейчас будут шампанское пить, и сказал свою губительную фразу об обидчивом дураке, которого он не желает лишать жизни.
По А. Очману и В. Захарову — Лермонтов погиб по непредсказуемому, нелепому стечению обстоятельств, и никакой вины Мартынова в смерти поэта нет. Более того, Мартынов у них предстает в ореоле мученика, которому мертвый Лермонтов испортил всю жизнь. «Мартынов, отрицая вину в умышленном злодеянии, до конца дней своих мучился грехом смертоубийства, и ежегодные панихиды, заказываемые им в день гибели поэта, — сознательная, искренняя дань во искупление неисправимо совершенного», — заключает А. В. Очман[241].
Так ли это на самом деле?
По российским законам того времени отставной майор Николай Соломонович Мартынов совершил преступление и был осужден военным судом 30 сентября 1841 года по статьям 392 и 393 Свода военных постановлений «к лишению чинов и прав состояния». Таким образом, государство официально признало его преступником.
