Я быстро прикинула, сколько потеряю в зарплате, и на какое-то мгновение позволила себе взгрустнуть о бонусах, с которыми мне неизбежно придется расстаться, покинув Школу бизнеса и экономики. (До свидания, премии; прощайте, командировочные; au revoir[37], секретарская поддержка; ciao[38], бесплатные капучино…)

«Да, – ответила я, – но лишь в том случае, если я смогу внедрить в эту программу идеи позитивной психологии, и мы обсудим создание центра, который будет реализовывать подход к обучению на базе сильных сторон в школах. Есть ли такая возможность?» К моей радости, он ответил: «Я думал о том же самом». Именно так в 2009 году зародился наш Центр позитивной психологии.

К тому времени, когда в 2011 году на той самой коктейльной вечеринке у меня состоялся судьбоносный разговор с Мартином Селигманом, я уже провела большую работу с учителями и детьми во многих школах по внедрению подхода к воспитанию с позиции сильных сторон. И теперь уже учителя, как раньше руководители компаний, часто рассказывали мне, какие перемены произошли в их классах, а также дома во взаимоотношениях с собственными детьми.

По вечерам я проводила в школах тренинги для родителей, и видела, что они вызывали огромный интерес. Мои исследования наглядно показывали, что акцент на сильных сторонах повышает успеваемость и степень благополучия учеников в школе[39]. Марти оказался прав: следующим логичным шагом для меня стало исследование эффектов воспитания с позиции сильных сторон в масштабе семьи.

Я начала с достаточно простой идеи, подумав, не может ли эффективное (т. е. авторитетное) воспитание находиться под влиянием третьего фактора, выходящего за рамки двух параметров Баумринд «контроль» и «забота», а именно, «фокуса в развитии». Я рассудила так: родители могут фокусироваться либо на недостатках, либо на сильных сторонах ребенка. Те родители, которые фиксируют внимание на недостатках, полагают, что лучший способ помочь детям стать в будущем счастливыми и успешными, состоит в том, чтобы помочь им исправить ошибки. Тогда, став взрослыми, они не будут ограничены своими слабостями. Те же родители, внимание которых сфокусировано на сильных сторонах, напротив, считают, что лучший способ содействовать развитию ребенка и воспитать из него счастливого и успешного взрослого заключается в том, чтобы выявить и развить положительные качества и преимущества.

Как выяснить, где находится именно ваш фокус в развитии? Вот упражнение, которое я делаю с родителями на моих мастер-классах. Оно даст возможность задуматься, на чем вы акцентируете внимание в воспитании:

Затем я прошу каждого из родителей подумать о своем ребенке и спроецировать его конкретные достоинства и недостатки на ту глиняную модель, которая у них вышла. «И что бы вы хотели сделать теперь, – спрашиваю я, – чтобы помочь вашему ребенку, когда он вырастет, стать счастливым и успешным взрослым?»

Естественное искушение для многих родителей – постараться заполнить пустоты, поскольку именно они в первую очередь привлекают наше внимание, и мы полагаем, что, если их не устранить, вся форма может разрушиться. И это фокус на слабых сторонах, или подход к воспитанию с точки зрения дефицита. Гораздо меньший процент родителей говорит о дальнейшей кропотливой работе над той прочной основой, которая уже есть. Они акцентируют внимание на сильных сторонах. Такое простое упражнение – быстрый и полезный способ помочь родителям понять, на чем они фокусируются в развитии своего ребенка: на недостатках или сильных сторонах.

В этом все и дело. Мы можем потратить много времени и энергии, устраняя вмятины и пустоты, сглаживая шероховатости в наших детях. Когда мы сосредоточиваемся на устранении слабых мест, пустот действительно становится меньше. Однако при этом мы не делаем ничего, чтобы укрепить сильные стороны наших детей.

Что бы произошло, если бы, вместо заполнения пустот мы потратили время и силы на доведение до совершенства тех частей, которые уже есть? Зияющие дыры исчезнут сами собой по мере того, как вы начинаете работать с частями, где глины в избытке. Достоинства вашего ребенка естественным образом заполнят те места, где раньше были пустоты.

В моей работе я часто встречала действующих из лучших побуждений авторитетных родителей, которые непреднамеренно блокировали развитие силы в детях, поскольку действовали с точки зрения дефицита, пускай и самым заботливым образом. Например, они:

• сосредоточивались на низких отметках ребенка, игнорируя при этом высокие;

• фокусировались на неустойчивом внимании ребенка и не замечали то, что его действительно увлекает;

• выговаривали ребенку за грубость, не вспоминая моменты, когда он вел себя вежливо;

• видели только то, что, рисуя, ребенок выходит за контуры, не отмечая его интересный выбор цветов.

Когда я провела выборочный опрос среди почти 10 тысяч подростков с просьбой оценить степень, в которой их родители основывались в воспитании на сильных сторонах, то примерно четверть оценили этот уровень как низкий, и еще около 20 процентов – как средний. Лишь чуть более половины из них охарактеризовали своих родителей как тех, кто опирается на их сильные стороны. Тем временем мои исследования доказывают преимущества подхода с позиции силы для подростков, демонстрируя:

• более высокий уровень удовлетворенности жизнью;

• большее количество положительных эмоций, таких, как радость и надежда;

• лучшее понимание детьми их собственных преимуществ;

• использование сильных сторон для своевременного выполнения домашних заданий;

• использование сильных сторон для решения проблем в дружеских отношениях;

• использование большего количества способов по предотвращению стресса;

• более низкий уровень ежедневного стресса[40].

Полученные результаты исследований подтвердили мою теорию, но у меня имелись также и глубоко личные мотивы для страстного интереса к воспитанию, основанному на сильных сторонах. Как и многие дети, я привыкла рассматривать себя через призму того, кем не являюсь – т. е. сосредоточиваться на собственных слабых местах, недостатках и ошибках. В какой-то мере это было просто частью воспитания в мире, одержимом слабостями. Но прежде всего на меня глубоко влияла психическая болезнь моей мамы. Мамина депрессия часто приводила к ее нестабильному поведению. Это сопровождалось резкими перепадами настроения: от печали – к потребности в поддержке; от эмоциональной опустошенности – к буйной ярости, которая нередко сопровождалась и физической грубостью. Обстановка в доме была хаотичной и непредсказуемой. Я не чувствовала твердой почвы под ногами. В порыве гнева мама могла сказать, что мы – причина ее болезни, и она от нас откажется. Я всегда была настороже, боясь, что она действительно уйдет. Как старший ребенок, я взяла на себя львиную долю ответственности за младших брата и сестру. Я также считала, что смогу сделать маму счастливой, но у меня не получалось. И я росла с убеждением, что, наверное, во мне есть что-то глубоко порочное, что служило причиной маминого несчастья и гнева.

Психиатр мамы не смог рассказать, что делать в такой ситуации, и мои родители решили, что лучший способ защитить нас, детей, – это не упоминать о депрессии вообще. Намерения их были самыми благими, но в итоге вышло так, что нам оказалось не с кем поговорить, когда события приняли пугающий оборот и маму отправили в больницу на лечение. Никто не помог нам понять, что происходит, нам не с кем было поплакать, некому было объяснить нам, что это не наша ошибка. Я чувствовала себя очень одинокой, и долгое время скрывала в себе бескрайнее море печали и вины.