Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Видишь, я тебя тяну, а я не должен тебя с силой вести.

– А так приятно, – ответила Бану. Он немного удивился, а может, только симулировал изумление.

– Приятно должно быть во время другого, – назидательно промолвил он, но под его протокольной миной Бану разглядела отъявленное кокетство, словно луч солнца упал на мутную воду и обнаружил на дне сверкающее золотое кольцо. Бану посмотрела на себя в зеркало: отражение её лица рассекала косая трещина, отчего оно выглядело принадлежавшим двум разным людям, каждый из которых был безумен по-своему. Она провела рукой по стеклу и поняла, что трещина является всего лишь игрой её воображения.

У Фатьмы накопилось слишком много дел. Трогательный маленький свёрточек, содержавший в себе джаду, лежал на застеклённом балконе в плотно прикрытом трёхлитровом баллоне, и все любимые комнатные цветы Фатьмы в радиусе метра от него почернели, скрючились и погибли. Сама Фатьма отнеслась к этому легкомысленно: она была уверена, что ни одно проклятье не пробьёт защиту, данную ей предками. Фатьма помнила свою прабабушку, крепкую женщину с непроницаемым взглядом, от которого окружающим становилось не по себе. Прабабушка была строга со всеми и только в Фатьме почему-то души не чаяла. Сидя в громадном кресле-качалке, которое было таким же старым, как она сама, прабабушка учила возившуюся у её ног Фатьму житейским премудростям. Однажды весной, когда с вершин гор начал сходить снег, она подозвала семилетнюю правнучку к себе и сказала ей:

– Завтра на рассвете я уйду.

– Куда? Можно мне с тобой?

– На небо уйду. Тебе со мной нельзя, ты слишком маленькая.

С тех пор смерть ассоциировалась у Фатьмы с чем-то вроде кино для взрослых. А прабабушка и правда умерла на следующий день в пять утра. Фатьма даже не плакала, наоборот, она недоумевала, отчего проводы любимого человека в такое приятное место столь печальны. Глядя на запеленатый труп, она решила, что сама прабабушка отправилась в путешествие налегке, а её тело доставят попозже в качестве багажа.

В ночь похорон Фатьма проснулась, и ей показалось, что в комнату проникла кошка. Она сидела на комоде и играла чем-то, издающим мелодичный перезвон. Потом Фатьма вспомнила, что на ночь кошку всегда выпускают на улицу, как только становится тепло, она моргнула и увидела, что в комнате кошки больше нет, но к кровати Фатьмы подошла фигура, в которой девочка узнала прабабушку. Покойница присела на край постели, и матрас заметно опустился под её тяжестью. Бабушка Фатьмы, спавшая рядом, так и не проснулась и ничего не заметила.

– Ты решила вернуться? – спросила сонная Фатьма.

– Я пришла сказать, что всегда буду оберегать тебя. Когда тебе будет тяжело, позови меня – я всегда помогу.

– А тебе не тяжело будет бегать вниз-вверх? – озаботилась Фатьма. Прабабушка рассмеялась:

– Нет, не тяжело. – Наклонившись, она поцеловала правнучку и ушла, на этот раз уже окончательно. А девочка оказалась настолько благоразумна, что никому не рассказала о ночном визите, ни тогда, ни когда-либо потом.

Фатьме было поручено уладить одно неприятное дело. Знакомые её знакомых женили сына и настояли на присутствии женщины – енгя, которая должна была проследить за тем, чтобы в брачную ночь всё произошло как надо, жених оказался бы дееспособным, а невеста – непорочной. Енгя пришла – усатая толстая женщина, которую трудно было заподозрить в наличии богатой интимной жизни, но которая тем не менее проявила такой энтузиазм в исполнении своих обязанностей, что жених увял, не успев расцвести, а невеста впала в истерику. Отец жениха набросился на женщину с кулаками, но енгя в долгу не осталась. Скандал продолжался до самого утра, после чего объединённое семейство собралось на совет, где должна была решиться дальнейшая судьба молодожёнов. Тут тётя жениха, сидевшего в уголке с лицом зелёным, как неспелая алыча, вспомнила о Фатьме, слава которой в определённых кругах разнеслась далеко за пределы Баку. Пришлось Фатьме собраться и поехать на автобусе в холодный северный район прямо посреди зимы. Ни одна женщина, кроме неё, не отважилась бы отправиться в другой город на общественном транспорте, тем более без сопровождения. Но Фатьме были нипочём странные перекошенные лица её попутчиков. С невозмутимым достоинством она уселась в самом конце автобуса, на места, традиционно занимаемые мужчинами, и поставила маленькую дорожную сумку к себе на колени. Всю дорогу она неотрывно смотрела в окно, на присыпанные снегом холмы, на маленькие селения, окутанные дымом, поднимающимся от мангалов, на которых без устали готовили кебаб для проезжающих путников. Изредка по обочине дороги брела печальная тощая лошадь с укутанным всадником, но большей частью трасса была пустынна. Только скромные плиты – памятники жертвам автокатастроф, которые часто случались на трассе, и гвоздики, истлевшие под снегом. Иногда встречались целые островки таких символических надгробий, и в этих местах Фатьма, уносимая автобусом, успевала почувствовать сгустки тёмной энергии, стлавшейся здесь, подобно туману. Фатьму не заботило предстоящее ей дело: таких случаев в её практике было немало, и у неё уже выработалась последовательность действий. Она думала о своей покойной племяннице, которая, как Фатьма ни звала её, так и не явилась ни во сне, ни наяву.

– О, хвала Аллаху, ты здесь! – вскрикнула тётя жениха, увидев Фатьму, изящно выпрыгивающую из автобуса. Оставшиеся внутри мужчины все, как один, с нежной тоской глядели ей вслед. Фатьма оделась очень легко, несмотря на царивший в предгорьях мороз, она даже не надела шапки, потому что ей, сколько она себя помнила, всегда было жарко и она никогда не болела.

– Как поживаешь? Как родители? Здоров ли дедушка? – из вежливости поинтересовалась Фатьма, хотя и так знала, что всё благополучно.

– Какое уж тут здоровье? – запричитала женщина. – Вся семья опозорена!

– Ну-ну, – рассеянно попыталась утешить её Фатьма. – Нет, сумку я сама понесу, ты что, она лёгкая! Тут нет никакого позора. Так со всеми иногда бывает.

– В нашей семье такого не было, – отрезала женщина, не оставляя при этом попыток забрать у Фатьмы сумку.

Они прокладывали себе путь по заметённой снегом дороге. «Какое странное время для свадьбы, – подумала Фатьма, – у молодых, наверное, тяжёлое, как грехи их предков, одеяло, набитое шерстью, под которым так приятно спрятаться вдвоём». Она вздохнула, вспомнив свой первый и единственный несостоявшийся роман, когда всё должно было вот-вот случиться, но горе-любовников поймали отец и мать Фатьмы, и больше она своего ненаглядного не видела, потому что он был русским, и семья Фатьмы не могла допустить их брака, на котором он, собственно, и не настаивал.

Фатьма готова была даже совершить побег из дома, если бы он позвал, но он так и не позвал. Она прождала дни, недели, месяцы, запершись в подвале и ни с кем не разговаривая. Когда прошло полгода, она заговорила, но не сказала родителям ни слова правды с тех пор.

Рёв мотора прервал тягучий поток воспоминаний.

– Вот и дедушка. – Знакомая Фатьмы посмотрела на дорогу, по которой катился, испуская клубы вонючего чёрного дыма, старый автомобиль. За рулём сидел древний, как реликтовые леса Ленкорани, дед и курил.

– Фатьма, ай Фатьма, как ты выросла! – крикнул он и выронил сигарету в снег. Впрочем, его это не смутило, он тут же достал новую.

– Конечно, выросла, – сварливо ответила за Фатьму женщина. – Когда ты её видел в последний раз, ей было десять лет.

– А сколько сейчас? Садитесь быстрее, бензин замерзает. Ай, Фатьма! В нехорошее время ты приехала, у нас тут такое происходит. Кто там женился?

– Мой племянник! Она поэтому и приехала.

Дед живо обернулся, продолжая ехать и не сбавляя скорости, и внимательно оглядел Фатьму.

– Эге, вы думаете, что её лучше подсунуть жениху вместо той костлявой девочки? Да, да… хорошо как придумали…

– Ты что болтаешь?! – возмутилась женщина и шёпотом прибавила: – Он немного выжил из ума. Сама понимаешь, девяносто два года.

16
{"b":"672604","o":1}