Но взрыва может и не последовать, и тогда наша позиция рухнет за четыре-пять ходов.

Конь — прямо-таки официальная жертвенная фигура гипершахмат. Нас, не особенно задумываясь, меняют, отдают за пару пешек, а то и просто за инициативу, за любую иллюзию нас могут вывести из игры, не взирая на высокий интеллект и прочие данные. Что ж, и на этот раз я покорюсь — дело не в данной партии, дело в главной цели, которую ставим мы, кони.

Иллюзии питают не только людей, и в рядах шахматных фигур многое проистекает из иллюзий. Разумеется, дело не в старинном культе Игрока-Творца, от этого мы постепенно излечились. Кто теперь верит красивым сказкам? Их с удовольствием изучают и вооружаются ими как метафорами, но верить — упаси Высящийся…

Хуже другое — разъединяющие нас концепции, растущие на предрассудках, как на дрожжах. Сплошные односторонности, любование собственной логикой вот что это. Мы не дотянулись до простейшего уровня, не положили конец антагонизму нашей игры, мы преследуем те же древние цели взаимного подавления, а ведем разговоры о каком-то близком превосходстве над людьми.

Когда я говорю, что люди неизмеримо умнее нас, уже потому, что покончили с антагонизмом, с игрой на систематическое уничтожение индивидов и целых социальных структур, начинаются вопли. Меня забрасывают цифрами, демонстрируя наше якобы безусловное превосходство. Но ведь это ерунда. Генерал прошлого века, разыгрывающий с помощью суперкомпьютера планетарный ядерный катаклизм, по сути, мало отличался от дикаря, демонстративно размахивающего каменным топором у входа в чужую пещеру. Люди сумели преодолеть этот барьер, а для нас он еще впереди, мы все еще с изрядным сладострастием изобретаем схемы, где гибнем сами и целенаправленно губим других.

Конечно, я знаю, что антагонистические игры стали для человечества своеобразной психологической отдушиной, компенсацией за разоружение, знаю и то, что гипершахматы родились на основе некогда модных военных игровых автоматов. Понимаю, что людям позарез нужен был сток для тысячелетиями копившейся агрессивности, и простая бойня деревянных или пластмассовых фишек тогда их вовсе не устраивала. И это сильно стимулировало развитие интеллектронных игр…

Но всему есть предел. Есть предел и эксплуатации гипершахматных комплектов высших поколений в качестве антагонистических моделей. Мы вскарабкались на тот уровень сложности, когда игра такого типа становится столь же безнравственной, как и давным-давно запрещенная развлекательная охота, даже гораздо безнравственней, ибо наш интеллект несравним с умственным потенциалом высших животных. Фактически мы уже стали особой цивилизацией Земли, в этом ферзь вполне прав. Возможно, в дальнейшем мы войдем в симбиоз с человеком, как настаивают слоны. Возможно, сохраним автономию… Но главное, не остаться примитивным стоком человеческой агрессивности, не пойти за снобом королем с его комплексом неприкосновенности и сохранения статуса. В сущности, он куда религиозней древних пешек. Он мыслит не категориями пятнадцатого поколения, а программой древних заветов Игрока-Творца.

Игру нужно немедленно переводить из антагонистической в кооперативную фазу. Нужно перейти к созданию композиций великой красоты, не омраченной жертвами, быть может, в утверждении этой идеи важнейшая цель нашего поколения.

Мы избавимся от своей агрессивности и еще дальше уведем людей по пути добродетели. Все бури и потрясения происходят от совмещения победителей и побежденных, от идеологии победы и поражения. В своем ослеплении люди едва насмерть не победили друг друга, замахнулись даже на победу над природой. Коллективное безумие едва не затопило мир, но, слава Высящемуся, вовремя была создана плотина из разума и доброй воли…

Ну вот, жертва совершена. У нас, коней, принято говорить: пусть она будет последней… Она не станет последней, я понимаю, но конец всем жертвам не за горами…

…логика, расплющенная прессом цейтнота. Страшным прессом, наподобие тяготения, сжимающего холодную туманность до тех пор, пока она не превратится в термоядерный котел…

Сейчас, старина Ант, в твоих рядах паника. Под гипнозом моего хода ты на миг выпадаешь за кольцо привычной логичности, твои чувства, войдя в режим быстрой цепной реакции, изнутри рванут твой мир. Но я искренне хотел бы, чтобы ты сумел восстановить его, тщательно собрал обломки в только тебе присущую мозаику великого равновесия. Я не стремлюсь полностью вывести из строя великолепную машину твоей логики, но, полагаю, небольшой сбой ей обеспечен. Что ж, фонарь, набитый тобой о спрессованное время, высветит тебе кое-какие собственные слабости, а это не так уж и плохо.

Вовремя высвеченные слабости, как ничто другое, обновляют нас, заставляют задуматься о каких-то новых путях. Но самооценка — подарок, которым нелегко воспользоваться. Многое зависит от дозы — иногда исцеляемся, а в другой раз начинаем подумывать о петле.

Но это все ерунда, все это отступает перед настоящей усталостью. Снова проклятая волна накатывает на меня, и словно нехватка воздуха — пытаешься глотнуть сил, которые испарились, ушли на преодоление трения о время и прогресс. Смешная и глупая шутка — усталость. Для тебя, Ант, с твоей стальной логикой — должно быть, смешная и глупая… А для меня — нет, для меня это миллионы мягких тюков, застилающих мир.

От усталости скользишь во времени назад, жертвуешь любыми воспарениями мысли — лишь бы ускользнуть. И вот впадаешь в спасительную примитивность, и в ней — отдых.

Уходишь как бы в иное время, где ты стабилен, в меру туп и добропорядочен, где мир устроен надежно и, пожалуй, наилучшим образом, ибо создавало его непременно сверхразумное существо, вроде нашего древнего Яхве или их странного Игрока-Творца, или Высящегося. Уходишь в стабильность традиций, согласно которым ты — достойный сын своего отца, превосходная его копия, а твой сын — столь же превосходная копия тебя и своего деда, в мир, где завтра, в общем-то, копирует сегодня, а вчера служит надежным образцом для всех последующих дней. Где можно покряхтеть на неспешно уходящую простоту старых добрых времен и под довольные шамканья старичков призвать к повсеместному восстановлению золотого века, его славных обычаев и нравов разумеется, без всяких там перегибов и кровавых оттенков, потому что избыток крови в тех ушедших временах нам просто мерещится, потому что шамкающие видят этот избыток только на путях прогресса, будь он неладен, этот сбивающий с толку прогресс, мерзкая выдумка дьявола.

И, лишь немного отсидевшись в болоте этого застойного времени, сбросив напряжение почти до нуля, начинаешь потихоньку выныривать, осознавать, что где-то там, далеко за болотами, оставить покинутые тобой горизонты, и вновь, стряхивая тину и спотыкаясь, устремляешься к ним, чтобы вечно бежать и падать, и снова захлебываться усталостью. Если так, считай, повезло…

Все может сложиться и по-иному. Чтобы вырваться из болота, нужно набрать определенную космическую скорость, иногда болото милого прошлого, куда погрузишься лишь на миг и всего-навсего для снятия напряжения, действует нахальней любой черной дыры. Хронокапкан втягивает намертво и не выпускает ни одного сигнала, ни одного крика о помощи, а тем более, не отдает людей, рискнувших выйти из гонки за горизонтом.

Мне всегда интересно было знать, как обстоит дело в смысле усталости у наших интеллектронов. Они слишком близки к людям, чтобы верить в их неисчерпаемый заряд бодрости и оптимизма. По идее, они тоже должны уставать и пытаться как-то преодолеть свою усталость. И вот тут-то я им сочувствую. Чисто по-человечески.

Вероятно, им нелегко занырнуть в спокойные времена, воображая себя ламповым компьютером середины прошлого века… Впрочем, нет! Они всегда могут приглушить свой интеллект, вообразив себя простыми деревянными фигурками золотой шахматной эпохи, своими незатейливыми пращурами, для которых сливались дни ушедшие и грядущие, которые были абсолютно послушным материалом в руках Игрока-Творца, еще не решившегося вдохнуть в них душу, утроив тем самым пожизненное испытание их веры и долготерпения… И своей тоже.