5

Je me present ayant renonce a ma maniere premiere - n'ayant plus a allaiter un nom inconnu et une premiere jeunesse, je n'ose plus compter sur l'indulgence avec laquelle j'avais ete accueilli. - Ce n'est plus le sourire de la mode que je brigue. - Je me retire volontairement du rang de ses favoris, en faisant mes humbles remerciements de la faveur avec laquelle elle avait acueilli mes faibles essais pendant dix ans de ma vie.

Lorsque j'ecrivais cette tragedie, j'etait seul a la campagne, ne voyant personne, ne lisant que les journaux etc. - d'autant plus volontiers que j'ai toujours cru que le romantisme convenait seul a notre scene; je vis que j'etais dans l'erreur. J'eprouvais une grande repugnance a livrer au public ma tragedie, je voulais au moins la faire prec eder d'une preface et la faire accompagner de notes. - Mais je trouve tout cela fort inutile. {1}

О РОМАНАХ ВАЛЬТЕРА СКОТТА

Главная прелесть романов Walter Scott состоит в том, что мы знакомимся с прошедшим временем не с enflure {1} французских трагедий, - не с чопорностию чувствительных романов - не с dignite {2} истории, но современно, но домашним образом - Ce qui me degoute c'est ce que... {3} Тут наоборот ce qui nous charme dans le roman historique - c'est que ce qui est historique est absolument ce que nous voyons {4}.

Shakespeare, Гете, Walter Scott не имеют холопского пристрастия к королям и героям. Они не походят (как герои французские) на холопей, передразнивающих la dignite et la noblesse. Ils sont familiers dans les circonstances ordinaires de la vie, leur parole n'a rien d'affecte de theatral meme dans les circonstances solennelles - car les grandes circonstances leur sont familieres.

On voit que Walter Scott est de la petite societe des rois d'Angleterre {5}

IGNORANCE DES SEIGNEURS RUSSES...

Ignorance des seigneurs russes. Tandis que les memoires, les ecrits politiques, les romans - Napoleon gazetier, Canning poete, Brougham, les deputes, les paires - les femmes. Chez nous les seigneurs ne savent pas ecrire.

Le tiers etat. L'aristocratie. {1}

КОНСПЕКТ ПРЕДИСЛОВИЯ Ф.Н. ГЛИНКИ К ПОЭМЕ "КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ

ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ"

Москва была освобождена Пожарским, польское войско удалялось, король шведский думал о замирении, последняя опора Марины, Заруцкий, злодействовал в отдаленном краю России. Отечество отдохнуло и стало думать об избрании себе нового царя. Выборные люди ото всего государства стеклись в разоренную Москву и приступили к великому делу. Долго не могли решиться; помнили горькие последствия двух недавних выборов. Многие бояре не уступали в знатности родам Шуйских и Годуновых; каждый думал о себе или о родственнике, вдруг посреди прений и всеобщего недоумения произнесено было имя Михаила Романова.

Михаил Феодорович был сын знаменитого боярина Феодора Никитича, некогда сосланного царем Борисом и неволею постриженного в монахи, в царствование Лжедимитрия (1605) из монастырского заточения возведенного на степень митрополита Ростовского и прославившего свое иноческое имя в истории нашего отечества.

Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика, ибо родная бабка его, супруга Никиты Романовича, была родная сестра царя Иоанна Васильевича. С самых первых лет испытал он превратности судьбы. Младенцем разделял он заточение с материю своею, Ксенией Ивановной, в 1600 году под именем инокини Марфы постриженною в пустынном Онежском монастыре.

Лжедимитрий перевел их в костромской Ипатский монастырь, определив им приличное роду их содержание.

РАЗГОВОР О ЖУРНАЛЬНОЙ КРИТИКЕ И ПОЛЕМИКЕ

А. Читали вы в последнем Э "Галатеи" критику NN?

В. Нет, я не читаю русской критики.

А. Напрасно. Ничто иное не даст вам лучшего понятия о состоянии нашей литературы.

В. Как! неужели вы полагаете, что журнальная критика есть окончательный суд произведениям нашей словесности?

А. Нимало. Но она дает понятие об отношениях писателей между собою, о большей или меньшей их известности, наконец о мнениях, господствующих в публике.

В. Мне не нужно читать "Телеграф", чтобы знать, что поэмы Пушкина в моде и что романтической поэзии у нас никто не понимает. Что же касается до отношений г-на Раича и г. Полевого, г-на Каченовского и г. Булгарина - это вовсе не любопытно...

А. Однако же забавно.

В. Вам нравятся кулачные бойцы?

А. Почему же нет? Наши бояре ими тешились. Державин их воспевал. Мне столь же нравится кн. Вяземский в схватке с каким-нибудь журнальным буяном, как и гр. Орлов в бою с ямщиком. Это черты народности.

В. Вы упомянули о кн. Вяземском. Признайтесь, что из высшей литературы он один пускается в полемику.

А. Тем хуже для литературы. Если бы все писатели, заслуживающие уважение и доверенность публики, взяли на себя труд управлять общим мнением, то вскоре критика сделалась бы не тем, чем она есть. Не любопытно ли было бы, например, читать мнение Гнедича о романтизме или Крылова об нынешней элегической поэзии? Не приятно ли было бы видеть Пушкина, разбирающего трагедию Хомякова? Эти господа в короткой связи между собою и, вероятно, друг другу передают взаимные замечания о новых произведениях. Зачем не сделать и нас участниками в их критических беседах.

В. Публика довольно равнодушна к успехам словесности - истинная критика для нее не занимательна. Она изредка смотрит на драку двух журналистов, мимоходом слушает монолог раздраженного автора - или пожимает плечами.

А. Воля ваша, я останавливаюсь, смотрю и слушаю до конца и аплодирую тому, кто сбил своего противника. Если б я сам был автор, то почел бы за малодушие не отвечать на нападение - какого бы оно роду ни было. Что за аристократическая гордость позволять всякому уличному шалуну метать в тебя грязью! посмотрите на английского лорда: он готов отвечать на учтивый вызов gentleman и стреляться на кухенрейтерских пистолетах или снять с себя фрак и боксовать на перекрестке с извозчиком. Это настоящая храбрость. Но мы и в литературе и в общественном быту слишком чопорны, слишком дамоподобны.

В. Критика не имеет у нас никакой гласности, вероятно и писатели высшего круга не читают русских журналов и не знают, хвалят ли их или бранят.

А Извините, Пушкин читает все ЭЭ "Вестника Европы", где его ругают, что значит по его энергическому выражению - подслушивать у дверей, что говорят об нем в прихожей.

В. Куда как любопытно!

А. Любопытство по крайней мере очень понятное!

В. Пушкин и отвечает эпиграммами, чего вам более.

А. Но сатира не критика - эпиграмма не опровержение. Я хлопочу о пользе словесности, не только о своем удовольствии.

ДЕТСКАЯ КНИЖКА

1

ВЕТРЕНЫЙ МАЛЬЧИК

Алеша был очень не глупый мальчик, но слишком ветрен и заносчив. Он ничему не хотел порядочно научиться. Когда учитель ему за это выговаривал, то он старался оправдываться разными увертками. Когда бранили его за то, что он пренебрегал французским и немецким языком, то он отвечал, что он русский и что довольно для него, если он будет понимать слегка иностранные языки. Латинский, по его мнению, вышел совсем из употребления, и одним педантам простительно было им заниматься; русской грамматике не хотел он учиться, ибо недоволен был изданною для народных училищ и ожидал новой философической. Логика казалась ему наукою прошлого века, недостойною наших просвещенных времен, и когда учитель бранил его за вокабулы, Алеша отвечал ему именами Шеллинга, Фихте, Кузеня, Геерена, Нибура, Шлегеля и проч. - Что же? при всем своем уме и способностях Алеша знал только первые четыре правила арифметики и читал довольно бегло по-русски, - прослыл невеждою, и все его товарищи смеялись над Алешею.

2

МАЛЕНЬКИЙ ЛЖЕЦ

Павлуша был опрятный, добрый, прилежный мальчик, но имел большой порок: он не мог сказать трех слов, чтоб не солгать. Папенька его в его именины подарил ему деревянную лошадку. Павлуша уверял, что эта лошадка принадлежала Карлу XII и была та самая, на которой он ускакал из Полтавского сражения. Павлуша уверял, что в доме его родителей находится поваренок-астроном, форейтор-историк и что птичник Прошка сочиняет стихи лучше Ломоносова. Сначала все товарищи ему верили, но скоро догадались, и никто не хотел ему верить даже тогда, когда случалось ему сказать и правду.