Кстати, именно из примечания к этому месту мемуаров М. Гофмана пошла гулять цитата из письма В. М. Альтфатера к А. А. Иоффе, написанного во время брестских переговоров: «Я служил до сих пор только потому, что считал необходимым быть полезным России там, где могу, и так, как могу. Но я не знал вас и не верил вам. Я и теперь еще многого не понимаю в вашей политике, но я убедился… что вы любите Россию больше многих из наших. И теперь я пришел сказать вам, что я ваш»[52]. Откуда позаимствовал ее автор предисловия к мемуарам М. Гофмана комкор Роберт Петрович Эйдеман (1895–1937), остается только гадать.
В. М. Альтфатер умер от болезни сердца весной 1919 г. и стал первым советским адмиралом, которому был сооружен надгробный памятник за государственный счет.
В наши дни значительно возросла роль «любителей», не принадлежащих к академическому сообществу историков, но иногда вносящих весомый вклад в исследование тех или иных проблем. В связи с делом А. М. Щастного можно указать на блог автора, скрывшегося под псевдонимом «Комендант Чевенгурского уезда», обладающего весьма здравым и взвешенным взглядом на проблему. Он обращает внимание на важную параллель не только в истории флота, но и в биографии А. М. Щастного и М. П. Саблина: «В апреле 1918 г. Черноморский флот стоял в Севастополе и разлагался. Тоже подходили немцы. Командующий флотом адмирал М. Саблин сначала сделал жалкую попытку “спасти флот”, подняв на нем украинские (!) флаги – что, по его мнению, не позволило бы взять флот немцам, ведь Украина – дружественная им держава. Но оказалось, что немцам плевать на софистику, и тогда Саблин под негодующие крики украинских властей вывел флот в Новороссийск. Немцы потребовали отдать им флот, и тогда Ленин, не имея возможности маневрировать, прислал два приказа. Один официальный – флот отдать. Второй секретный – флот затопить. Однако Саблину флот топить не хотелось, и он начал играть на этих противоречиях, а заодно и обратился к матросам. В итоге остатки флота погрязли в непрекращающихся митингах, суть которых была в одном – топить или не топить? Дело осложняло независимое положение Кубано-Черноморской Советской республики, которая позарилась на флот и тоже топить его не хотела…»[53] В итоге М. П. Саблин оказался в белом движении на Юге России, умер от рака и был торжественно похоронен во Владимирском соборе Севастополя.
«Двойники» А. М. Щастного возникали не только в русском флоте. Британский капитан 1 ранга Ф. Кроми прожил жизнь, очень похожую на биографию нашего главного героя. Боевой моряк, не помышлявший о политической деятельности, Ф. Кроми в 1918 г. был втянут в опаснейшие политические интриги и пал их жертвой, причем вокруг смерти Ф. Кроми «накручено» ничуть не меньше мифов, чем вокруг смерти А. М. Щастного. К тому же А. М. Щастный и Ф. Кроми, несомненно, были лично знакомы, не говоря уже о том, что они происходили из схожей социальной среды, были почти ровесниками и погибли почти одновременно.
На историческую авансцену А. М. Щастного вывела революционная буря 1917 г. С сентября 1917 г., когда он впервые заявил о себе как о политическом деятеле, до расстрела в июне 1918 г. не прошло и года, но именно этот отрезок биографии нашего героя достоин пристального внимания.
Источниками данного исследования прежде всего являются делопроизводственные и судебно-следственные документы, имеющиеся в Российском государственном архиве Военно-морского флота и Архиве Управления ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
Чрезвычайно важным источником являются воспоминания. Среди них можно выделить очень точные в деталях мемуары старшего лейтенанта царского флота и советского контр-адмирала Владимира Александровича Белли (1887–1981)[54]. Он был непосредственным подчиненным А. М. Щастного по штабу флота в 1917–1918 гг., хотя и не входил в «кружок Ренгартена-Черкасского».
Сохранились воспоминания лейтенанта «старого» флота и инженер-капитана 1 ранга советского ВМФ Андрея Павловича Белоброва (1894–1981), написанные уже в 70-е гг.[55], когда у него за плечами были длительная служба в советском ВМФ, а также награждение двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 1-й степени. Несмотря на это, воспоминания носят выраженный антисоветский характер и явный отпечаток записей по горячим следам, сохранившимся с 1917–1918 гг. Вот несколько характерных цитат: «День Октябрьской революции… прошел у нас совершенно обычно… Никаких перемен у нас не произошло… Арест Временного правительства и переход государственной власти в руки большевиков большого впечатления на команды не произвели… Никакого подъема не произошло в настроении команд»[56]. «Существовал в это время какой-то Центробалт… Деятельность этого комитета до нас не доходила. Кто состоял в этом комитете и кто их выбирал туда, мы на [миноносце] “Гайдамаке” не знали и также не знали, что они там делают… Они писали протоколы, но постановления их до кораблей не доходили… Команды кораблей… политикой особенно не интересовались… Те, кто переживал события, ринулись в отпуск, чтобы участвовать в дележе земли»[57]. «Все и вся было попрано, чтобы во что бы то ни стало удержаться у власти, потому что секрет счастья человечества был известен одному Ленину. Он сам был в этом убежден. Однако я лично в этом не совсем уверен»[58]. «18 января 1919 г. все театры были закрыты на 2 дня в знак траура по Карлу Либкнехту и Розе Люксембург, которые были накануне убиты в Германии. Поразительное нахальство по отношению к русским, для которых их деятельность никакого значения не имела!»[59]Эти воспоминания ценны тем, что ярко отражают представления офицеров флота того времени.
Старший лейтенант дореволюционного флота и известный специалист в области морской артиллерии в советское время Георгий Николаевич Четверухин (1887–1942)[60] также лично знал А. М. Щастного и зафиксировал в своих записках важные разговоры с сослуживцами о событиях 1918 г.
Чрезвычайно ценную информацию несут дневник влиятельного офицера штаба Балтийского флота капитана 1 ранга Ивана Ивановича Ренгартена (1883–1920), а также переписка контр-адмиралов Александра Владимировича Развозова (1879–1920), князя Михаила Борисовича Черкасского (1882–1919) и Георгия (Юрия) Карловича Старка (1878–1950).
Важным и сравнительно мало используемым историческим источником о событиях 1918 г. являются газеты. В мае-июне в Советской России еще выходили газеты широкого политического спектра. Официальным органом ВЦИК были «Известия», официальными газетами РКП(б) являлись «Правда» и «Петроградская правда». Взгляды меньшевиков, «советской оппозиции», представляла «Новая жизнь», в которой впервые были опубликованы «Несвоевременные мысли» ее главного редактора М. Горького. Название газеты «Анархия» говорило само за себя. Продолжали выходить откровенно антисоветские газеты. Интересы торгово-промышленных кругов выражала «Заря России» (до весны 1918 г. – «Утро России»), орган Партии прогрессистов, издававшаяся Павлом Павловичем Рябушинским (1871–1924). К октябристам была близка петроградская газета «Вечернее слово». В частности, заметка об убийстве Моисея Марковича Володарского (1891–1918) называлась «Демагог»[61]. Были и газеты, лишенные определенного политического лица, такие как «Петроградское эхо». Отметим, что если «Правда» пренебрегала репортажем, уделяя основное внимание политическим вопросам, то такие газеты, как «Новая жизнь» или «Петроградское эхо», подробно описывали повседневные события. Опираясь на эти и другие источники, мы впервые ставим задачу научного изучения политической биографии А. М. Щастного.
