Атомные бомбы, мгновенно сжегшие сотни тысяч жителей Хиросимы и Нагасаки!
Еврейские погромы! Армянская резня! Жестокости куклуксклановцев, суды Линча! Разве можно перечислить хоть миллионную часть человеческих страданий, причиненных людьми же!
Всё это капли в необозримом океане страданий, которым люди подвергали себе подобных.
Только теперь, на вынужденном досуге, Пьер по-настоящему вник в историю. Не зная основательно историю человечества, невозможно знать как следует себя и своих современников.
Человек! Такое хрупкое создание, сочетание миллиардов клеток, чудесно дифференцированных и организованных многими тысячелетиями эволюции. Тончайшие живые ткани с их сложнейшей симфонией взаимных связей, химизма, микротоков. Человек - его и теперь еще преследуют болезни, подстерегают опасности, рано или поздно ждет смерть. Как же его надо беречь! А в минувшие эпохи опасностей было в тысячи раз больше, и вообще жизнь была намного короче. И все же люди сами зверски мучили, истребляли других людей.
Но во все времена существовали люди, которые любили людей всеми силами души. И победили в конце концов они, а не человеконенавистники. Почти четыреста лет назад великий человеколюбец Радищев написал: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна стала". Эти слова рядом с другими памятными изречениями выбиты на здании Пантеона Человечества. Победил Радищев, а не Нерон, не Гитлер.
"А ведь сколько раз я читал эти слова и не прочувствовал их как следует! А должен был! - писал Мерсье. - Без любви к людям нет подлинной литературы и искусства. Без нее немыслимы были бы Шекспир, Гете, Чехов, Пушкин, Мопассан. "Последний день Помпеи" - картина Брюллова... Я так часто стоял перед ней. Что интересовало меня, геолога и вулканолога? Бешеное пробуждение Везувия. Ну да, я видел на этом полотне гибнущих людей. Но почувствовал ли я их трагедию?
Теперь я понимаю, что эта картина вовсе не об извержении, а о людях. О том страшном потрясении, которое они испытали - и все вместе, и каждый в отдельности.
А ведь эта картина напоминает о всех великих потрясениях, пережитых человечеством. Художник, живший за несколько столетий до нас, видел каждого из изображаемых им людей. И значит, он был душевно гораздо здоровее меня.
А те, кто всходили на костер и эшафот, кто страдали на каторге и в ссылке за то, чтобы приблизить счастье человечества! Бруно, декабристы, Вера Фигнер, Морозов, Уриэль Акоста... Разве перечислишь! Знал я все это? Знал, конечно, как и все. Вспоминал? Очень редко. Дело - да, нужное человечеству дело заслоняло для меня эти мысли о них.
Победили борцы за счастье людей, а не рабовладельцы, не деспоты и тираны.
Сейчас по вине других людей страдают люди очень редко. Но катастрофы не исключены: достигнув одной огромной и трудной цели, человечество всегда будет ставить перед собой другую, еще более огромную и трудную. А пути в неведомое всегда трудны, опасны, могут грозить гибелью людей.
Есть и теперь мучительные страдания неразделенной любви, горечь творческих неудач, страх неизбежной смерти и тяжкая, неутолимая боль от невозвратимой потери близких.
А думал ли я о страдающих людях?
Думал, конечно. Не думать невозможно. Но думал абстрактно. Не болел болью отдельного человека. И не радовался его радостью.
Как хорошо работают моечные машины: взяли с транспортера посуду, в несколько мгновений привели ее в порядок. Сколько раз я любовался их работой. И радовался оттого, что не надо делать это руками, как когда-то. Их конструкторы с любовью думали о людях, которые будут ими пользоваться, оттого эти машины так совершенны. А вот представлял ли я себе наглядно мужчину, женщину, ребенка, которым легко, у которых отдыхают мозг, нервы, мышцы, не занятые скучным делом, чтобы сохранить силы для интересного? Нет, не представлял, это скользило мимо меня.
Ну хорошо, надо, безусловно надо любить современников. А тех, которые отделены от нас столетиями и тысячелетиями прошлого и будущего? Ведь их еще или уже нет.
Наверно, они есть. Человечество - единое целое в своем прошлом, настоящем и будущем. Современники наши - лишь звено в этой неразрывной цепи. В каждое мгновение настоящее превращается в прошлое, а будущее - в настоящее. Мы всегда работаем для будущего - как можно не любить тех, для кого работаешь? Потомки это мы в будущем.
А те, которые были до нас, - ведь мы их живое продолжение. И неверно, что от них остались только атомы, вошедшие в общий круговорот материи. После них осталась преображенная ими Земля, весь накопленный объем знаний, произведения искусства и литературы - всё, что они сделали, чем мы живем и что продолжаем. Они - это мы в прошлом.
Не любя предков и потомков, невозможно любить современников.
Но разве можно любить целиком все прошлое человечество? Разве можно любить Торквемаду, Петлюру, палачей, садистов, деспотов - а их так много было!
Нет, конечно, нельзя. Но противоречия никакого нет. Надо любить людей. Но те, кто по своему желанию причиняют страдания другим, - не люди".
Далее Мерсье рассказал о том, что пришлось ему пережить после запрещения работать. На своем опыте он убедился в том, как тягостна вынужденная праздность. Она ничего общего не имеет с добровольной праздностью ради отдыха. Быть оторванным от всякой работы, да еще на неопределенный, быть может очень длительный, срок! Ничего не может быть страшнее и мучительнее. И только то доброе есть в этом угнетающем состоянии, что оно дало Пьеру возможность и время тщательно размыслить о своем тяжком недуге и хорошо понять его.
--------------------------------------------------------------------------
----
Каждый читатель пытался поставить себя на место Мерсье. И тогда ему казалось, что он попал в тесное замкнутое помещение, не ограниченное ни стенами, ни крышей, но из которого тем не менее нет выхода, и даже биться головой о стену нельзя, так как нет стены. А деваться тоже некуда.
Но вот работа над книгой закончена. Пьер почувствовал себя опустошенным, погрузился в апатию. До него смутно, как из другого мира, доходили отклики на его исповедь. Словно в полусне, он разговаривал с женой и дочерью, подчас невпопад отвечал им. Анна, прочитав книгу в один присест, прилетела к родителям, возбужденная, полная желания сейчас же высказаться. Но, увидев отца, сразу поняла, что сейчас не следует говорить с ним об этом.
