В те времена, когда Сапсаны ещё не ходили,
а на индийских фильмах плакали,
когда Вася Ахтаев, он же – «Вася Чечен»,
игравший с 47-го по 57-й год
за «Буревестник», естественно, в Алма-Ате,
был самым высоким баскетболистом в мире и
самым популярным спортсменом в СССР,
когда новую мебель, покрытую лаком, было не достать,
а старую – без лака – не ставили
симметрично или по периметру,
а выбрасывали, чтобы купить польскую «стенку»
из опилок и пластмассы,
когда девушки надели брюки,
а юноши отпустили волосы до плеч,
бабушки помнили живого Блока,
а отцы – линию Маннергейма,
в те наивные времена, когда в наших сердцах жили
бессмертные имена Героев Советского Союза Ахмеда Бен Беллы и
Гамаль Абдель Насера, а также верных друзей —
принца Нородома Сианука, Кваме Нкрума и «брата» Сукарно,
когда стояли в очередях,
чтобы взять в библиотеке, забытой Богом и Органами,
зачитанные номера (9–11) «Нового мира» за 1956 год,
а на кухнях расшифровывали шестую слепую копию
стенограммы выступления Паустовского,
когда «Рок вокруг часов» вытеснил «Подмосковные вечера»,
а Билл Хейли со своими «Кометами»
сокрушил в сознании молодежи дуэт Бунчикова и Нечаева,
когда на каждом углу стояли автоматы с газированной водой,
и все пили, не думая о заразе, из одного стакана,
который аккуратно полоскали,
но не догадывались уносить с собой,
когда регулировщики были в белых перчатках
и виртуозно манипулировали своими жезлами,
за колбасой приезжали в Москву и Ленинград со всей страны,
колхозники узнали, что есть паспорта и про их души,
а высоко в небе пролетал советский
подмигивающий светлячок, и все очень гордились этим,
когда в отдаленных уголках Империи
с изумлением искали на глобусе такие названия, как
Суэцкий канал или Будапешт, а бородатые аристократы
вознамерились в Новогоднюю ночь
осчастливить свой танцующий народ;
в те удивительные времена, когда Битлз уже были,
а про Пражскую весну ещё не догадывались,
когда в гости ходили без приглашений, а от армии не косили,
так как это никому не приходило в голову,
когда ехали через весь город посмотреть
на телевизор с линзой, а не телевизор,
когда у нас были верные друзья,
и мы в 10-м классе ещё только неумело целовались с девочками,
когда никто не знал про ремни безопасности в машинах
и велосипедные шлемы,
когда в стране не было секса даже во время
Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве,
когда стали вешать портреты Хемингуэя, увлекаться Ремарком
и везли на трамвае картонный стаканчик с пепси-колой,
полученной на американской выставке,
чтобы дать попробовать родным этот чудо-напиток,
в те славные времена,
когда можно было спокойно сообразить на троих,
имея в кармане всего один рубль,
а великого поэта назвать свиньей,
в ГБ на допросах уже не били
и прекратили круглосуточный «конвейер»,
но насильно кормить гибким зондом с металлическим наконечником
через нос или рот научились весьма даже виртуозно,
когда хулиганы часто оказывались джентльменами,
слово «орденоносец» ещё что-то значило,
дрались до первой крови и лежачего не били,
когда реабилитировали Мейерхольда и Михоэлса,
но Гумилева или Ходасевича упоминать было самоубийственно,
в те ясные призрачные патриархальные времена,
когда из Ленинграда в Сухуми ехали трое суток,
и после голодной России в Украине подносили к поезду
котелки с горячей отварной картошкой, посыпанной укропом,
малосольные огурцы и теплое молоко в крынках,
а ближе к Кавказу – стаканы с ароматной крупной земляникой,
вареную кукурузу, алычу,
после Псоу начиналась гостеприимная Грузия
с дивным домашним вином, шампанскими яблоками
и сулугуни в мамалыге,
когда привычны были имена Гилельса или Ойстраха на афишах города,
но в трамваях уступали место старикам и беременным женщинам,
начинали ломиться в БДТ и одеваться у фарцовщиков,
когда вдруг стали обращаться к любому – даже к девушке – «старик»,
и винные магазины работали до 11 вечера,
всех работниц пивных ларьков звали Клавами,
а в Лолиту Торрес влюблялись поголовно,
когда «Порккала-Удд» вернули Финляндии,
Порт-Артур – Китаю, а Крым – Украине,
бригадмильцы разрезали узкие брюки у стиляг и всех остальных,
в застольях пили за свободу и здоровье Манолиса Глезоса,
про Раймонду Дьен забыли,
но звезда Анджелы Дэвис в СССР ещё не взошла,
когда к Новому Году закупали гуся и полусладкое шампанское,
Рыбников и Юматов были кумирами девушек и женщин,
а Гагарин их всех переплюнул,
когда ломбарды были забиты очередями,
трехпроцентный заем являлся неотъемлемой
частью бюджета каждой семьи
и Людмила Гурченко метеором ворвалась в «Карнавальную ночь»,
в те светлые времена, когда летними каникулами в деревне
ещё можно было прекрасно ехать на телеге,
лошадь шагала неторопливо, задумчиво,
сладко пахло конским потом, сеном, «лошадиными яблоками», пылью,
когда появились проигрыватели «Юность», и мы
с восторгом отплясывали бразильскую «Мама́, йо керо…»,
все напряженно следили за судьбой Мосаддыка, а затем Лумумбы,
шприцы кипятили и не выбрасывали, но СПИДа не было,
по радио хор Пятницкого пел «Кто его знает, чего он моргает»,
и продолжали возвращаться оставшиеся в живых строители
Беломорканала, Колымской железной дороги, Волго-Дона,
МГУ, Главного Туркменского канала,
Норильской железной дороги, Цимлянской ГЭС,
канала имени Москвы, Сахалинского тоннеля
и других строек Великого Преобразователя Природы,
когда велосипед «Орленок» был мечтой всех мальчишек,
женские прически «Венчик мира» и «Вася, иди за мной»
завоевали сердца мужчин и женщин,
у молодых людей взлетал надо лбом кок,
война в Корее уже забывалась,
но в Южном Вьетнаме лишь разгоралась,
мороженое было вкусным, а деревья большими,
взрослые предпочитали вслух о политике не говорить,
но выпить граненую рюмку «Муската Прасковейского»,
а мы – то, что осталось,
в те чудные времена, когда верили честному слову,
играли в «дурака», в лапту и штандарт,
а взрослые болели преферансом,
отменили первоапрельское снижение цен
и жить стало лучше, спокойнее и веселее,
когда болели за Белоусову и Протопопова,
считали советских футболистов сильнейшими в мире,
а про Пеле слышали, но не верили, что такое бывает,
пытались танцевать буги-вуги, увиденные отцами на Эльбе в 45-м,
и рок-н-ролл, записанный «на костях»,
ещё помнили в магазинах севрюгу горячего копчения
и семгу малого посола рядом с паюсной икрой,
когда начинали задумываться и вести ночные споры на кухне,
народ курил «Беломор», а заведующие магазинами,
известные тренеры и следователи – «Казбек»,
степенно постукивая мундштуком папиросы
по крышке распахивающейся картонной коробочки,
когда кримпленовые женские платья
и мужские нейлоновые рубашки
стали недосягаемой мечтой советского человека,
появились болгарские сигареты —
«Пчелка», «Джебел» и «Шипка»,
коньки «снегурочка» сменились «канадками»,
и появились первые блочные пятиэтажки,
когда Фанфан-Тюльпан добивался любви Джины Лоллобриджиды,
начали догонять Штаты по производству мяса, молока и масла,
забив не только птицу, коров и свиней, но и лошадей,
напечатали «Один день Ивана Денисовича»,
и дали Первую премию Вану Клиберну,
когда вдруг стало казаться, что и мы будем жить в нормальной стране,
когда, играя в шахматы, объявляли не только шах, но и гарде́,
многое обнадеживало, и во многое верилось,
в те странные наивные времена, когда авторам платили гонорар
за романы, повести и даже рассказы,
за стихи могли посадить, и – сажали,
а за ленинградский «Зенит» играли ленинградцы,
в то чудное время,
когда мамы были молоды, а папы – те, которые выжили,
старались не вспоминать войну,
во времена Жуковых, Марченко, Бродских,
когда я был совсем юным, —
думалось, мечталось, хотелось надеяться,
что жизнь будет…
