— Ты действительно хочешь это услышать? Отлично. — Она отпустила его руку и начала ходить по палате. — Ты знаешь, что у моего отца почти нет времени, он так одурманен наркотиками, что едва может поднять голову, и за ним никто не ухаживает? Моей маме и сестре насрать, и мне пришлось пригрозить судебным иском, потому что у него пролежни и он не ел несколько дней. — Она повернулась к нему и наклонилась над кроватью, глядя Джиму в лицо. — Ты натворил глупостей, из-за которых попал в тюрьму, и я ненавижу тебя за это. Я в восторге, что тебя нет со мной, но я даже не знаю, верить ли тебе, что ты невиновен или что ты каким-то образом испортил улики. А теперь ты продолжаешь вести себя как плохой мальчик, напиваясь до беспамятства. Тебе просто повезло, что ты не умер в одночасье, и что у тебя есть друзья, которые заботятся о тебе достаточно, чтобы отвезти в больницу — несмотря на то, что они покрыты твоим мерзким, вонючим, испорченным рвотой виски. О, и я потянула локоть и плечо, когда мыла раковину этим утром, просто чтобы разозлиться еще больше. Ты доволен?
Джим смотрел на девушку, чувствуя ее боль, и, желая забрать эту боль себе. Единственное, что пришло ему в голову — поднять руку, провести тыльной стороной ладони по ее щекам и сказать:
— Мне жаль, Сьюзен.
Она усмехнулась.
— Ты сожалеешь. Я стою здесь и смотрю на чудо, потому что, судя по содержанию алкоголя в твоей крови, когда тебя привезли сюда, ты должен был быть мертв. Ты понимаешь это, Джим? Ты действительно понимаешь, что это значит? Ты не кошка и у тебя нет девяти жизней. Я не думаю, что ты буддист или индуист, так что, скорее всего, ты не перевоплотишься. Если бы ты это сделал, твоя карма гарантировала бы тебе возвращение в виде блохи, которая проникает под кожу и раздражает до безумия.
Он с ворчанием повернулся, чтобы улыбнуться прямо в ее прекрасные глаза.
— Я все еще могу умереть. Ты будешь скучать по мне?
Он наблюдал, как ее ярость достигла точки взрыва, лицо девушки стало фиолетовым, а все ее тело дрожало, а затем она взяла себя в руки, и беспокойство вернулись на ее лицо. Джим был застигнут врасплох, когда она наклонилась и поцеловала его, крепко и многозначительно. Она быстро отстранилась и бросила на него предупреждающий взгляд.
— Я не хочу вовлекать тебя в дальнейшее саморазрушительное поведение. Ты понимаешь?
— Да, мам, — язвительно ответил он, с восторгом наблюдая за ней и обнаружив, что его тело, наконец-то, реагирует на что-то впервые за несколько дней. — Так это был наш поцелуй и примирение?
Она нахмурилась.
— Ты действительно думаешь, что все так просто? Ты выставил себя на всеобщее обозрение, а я борюсь за уважение, которого заслуживаю в медицинском сообществе. Теперь ты здесь, как человек, которого нужно поставить на 48-часовую вахту самоубийц, и любой, кто видел нас вместе, выдаст какой-нибудь язвительный комментарий.
Она закрыла лицо руками, и улыбка Джима исчезла. Его тело болело, как будто его растоптала стая испуганных слонов на бегу, но эта боль была не такой глубокой, как боль, которая поразила его от ее унижения. Он взял Сьюзен за запястье, отвел ее руку от лица и поднес к губам. Он поцеловал ладонь девушки и сказал:
— Мне очень жаль, Сьюзен. Я люблю тебя.
Ее рука расслабилась, и внезапно она положила голову ему на грудь. Он положил подбородок на ее волосы, вдыхая сладкий запах шампуня, и гладил спину девушки вверх и вниз успокаивающими движениями. Она была такой теплой, и, несмотря на сильную сторону, которую показывала людям, девушка была мягкой и уязвимой. Если он не будет осторожен, то сломает ее, эмоционально и ментально, если не физически.
— Эй, я здесь, со мной все в порядке, и я не собираюсь снова выкидывать такие глупости. — Он поцеловал ее в макушку и осторожно сказал: — Я видел твоего отца.
Она кивнула ему в грудь.
— Знаю. Он сказал мне. — Ее голос был хриплым от непролитых слез. — Но человек, которого ты видел в той комнате... это не мой отец. Это пустая оболочка, которая притворяется человеком, который вырастил меня. — Она подняла голову, и Джим увидел полосы от слез на ее лице. — Я видела его четыре дня назад, Джим, и с тех пор он похудел еще на десять-пятнадцать фунтов. У него пролежни, и он даже не может поднести воду ко рту. Я теряю его, и я потратила столько времени, ненавидя его. Я еще не готова попрощаться.
Сердце Джима сжало, и он заставил себя сесть.
— Пошли, — сказал он, отодвигая Сьюзен в сторону, чтобы перекинуть ноги через край узкой койки.
— Что ты делаешь?
— Ну, я ничего не делаю, потому что не могу. Я подключен к капельнице, которая вливается быстрее, чем я могу ее вылить, и каждый дюйм моего тела раздувается — от пальцев ног до яичек. Кроме того, каждый раз, когда я двигаюсь, еще один кол пронзает мою голову, и мой живот чувствует, как кто-то разорвет его прямо через мой пупок. — Он стоял, ухватившись рукой за капельницу и держа пакеты с жидкостью. — Но мы собираемся повидаться с твоим отцом.
Сьюзен покачала головой.
— Ни за что, Джим. Ты не в том состоянии, чтобы ходить по этим коридорам, и если думаешь, что я приму твое дурацкое поведение, то ты ошибаешься.
— Ни за что. Я расскажу любому, и меня поймут, что я похитил тебя и угрожал пистолетом.
— Правильно... потому что ты можешь принести пистолет в больницу.
Он ухмыльнулся.
— Если ты поцелуешь меня еще раз, мой торчащий член окажется достаточно близко. — Ее щеки снова покраснели, и он усмехнулся, несмотря на боль.
Склонив голову набок и уперев руки в бока, Сьюзен указала на него головой.
— Я, кажется, припоминаю, что ты не особенно любишь ходить по коридорам с голой задницей.
Джим посмотрел вниз и выругался.
— Какого черта они раздевают меня, чтобы закачать соленую воду в вены? Где моя чертова одежда? — он осмотрел комнату и нашел свои джинсы, сложенные на стуле, но рубашки нигде не было видно. — Я предполагаю, что запечатанный пакет — это моя рубашка, покрытая рвотой.
— Наверное. — Веселье Сьюзен задело его, но он не обратил на это внимания.
С раздраженным звуком, Джим сдернул штаны со стула и натянул их на себя.
— Думаю, этого будет достаточно. — Он подумал было надеть свежие больничные носки, которые увидел на столике, но решил, что лучше будет босиком, чем ходить в этих дурацких штуковинах. — Пойдем к твоему отцу.
ГЛАВА 6
Сьюзен покатила капельницу рядом с Джимом, пока они пробирались по коридору к лифту, а затем к палате отца. Он был упрямый. Она почти чувствовала его боль, но не могла остановить. Даже в таком состоянии Уэйд был достаточно упрям, чтобы повалить ее на землю и сделать то, что хотел, даже, если это означало, что у него случится сердечный приступ.
— Джим, это безумие, — прошипела она, когда они приблизились к месту назначения.
— Безумие в том, что ты беспокоишься о своем отце и все еще приходишь ко мне. Я не собираюсь забирать тебя у него, Сьюзен. Я останусь с тобой на некоторое время, и мы оба составим компанию твоему отцу. — Его слова были окончательными, и Сьюзен не собиралась спорить. По крайней мере, она не будет разрываться между ними.
Она затаила дыхание, когда Джим тихо толкнул дверь в палату, и вздрогнула, когда услышала, как тяжело отец дышит, как он беспокойно спит. Сьюзен взглянула Джиму в лицо, и почему-то ей стало легче от того, что состояние старика беспокоило его. Он сказал ей мягким голосом:
— Я неожиданно потерял отца. Это был такой удар, но я не могу представить, через что ты проходишь сейчас.
У нее перехватило дыхание, и она не смогла ответить. Они вошли в комнату, и Сьюзен осторожно закрыла за ними дверь. Она заставила Джима сесть и поставила капельницу рядом с ним, убедившись в том, что та нормально работала. Затем она подошла к кровати отца и взяла его за руку. Санитары уложили его на бок после того, как обработали раны, и он вздрогнул от ее прикосновения.
