Ни травинки, ни кустика на гладких безжизненных откосах – лишь холодная, иссеченная трещинами твердь. Кушанам, выросшим среди бескрайнего степного простора, стало не по себе в мрачном колодце. Над головой завывал попавший в западню восточный ветер.

«Надо привыкать ко всему, – подумал Тахмурес, – горы теперь надолго станут моим домом».

Постепенно стены ущелья разошлись.

Проглянуло солнце, но отряд проехал еще не меньше десяти плетров[56], прежде чем вновь оказался на открытом пространстве. Гора разжала смертоносные челюсти, выпустив людей из своих недр.

Дорога серпантином спустилась в долину. Громадный хребет слева плавно изгибался, в то время как невысокая гряда справа резко ушла в сторону. Теперь кушаны двигались по узкому распадку в окружении сопок с крутыми склонами, словно по туннелю.

Глаз радовало ясеневое редколесье, сменяющееся березовыми рощицами. Впереди ехал Мадий, за ним Тахмурес и остальные воины. В ясном безоблачном небе сарыч гонялся за пернатой мелочью. Над дорогой разнесся его протяжный крик, похожий на мяуканье кошки, и, отраженный от скал, заметался по ущелью.

– Сам Имра указывает нам путь, – довольно заявил оракзай, провожая птицу взглядом.

Тропинка вилась среди россыпи камней, между глыбами с острыми неровными краями, обходила поросшие мхом валуны. Часто приходилось обходить завалы из коряг вперемешку с грязью и щебнем, оставленные недавним селем.

Отряд вошел в балку, и перед глазами путников возникла новая гряда, еще выше первой – казалось, она поднимается над головами до самого неба. Вскоре путь преградил поперечный кряж, острый, как зазубрина дротика. Пришлось его обходить, зато дальше открывалась широкая долина.

Тахмурес решил сделать привал.

– Что это за место? – спросил он проводника.

– Ущелье Саманган. Эллины называют его Македонским. Когда-то здесь прошла армия Искандара-Подшо. Мы и дальше пойдем его путем до самой Капишы. Или тебе больше нравится греческое название – Александрия Кавказская?

– Мне все равно, – ответил кушан, потом недоверчиво спросил: – Целая армия?

– Ну да. Говорят, он тогда направлялся в Хиндустан[57]. Вся дорога была усеяна трупами эллинов.

Тахмурес удивленно вскинул брови.

Оракзай объяснил:

– Дичи здесь мало, потому что нет травы – одна глина да камни. На перевалах попадаются архары, так их из лука не достать. Абрикосовые и тутовые деревья в горах не растут, собрать можно только фисташки и сосновые семена, ими не наешься. Говорят, солдаты тащили груз на себе, потому что по дороге съели всех вьючных животных. Причем в сыром виде – где столько дров возьмешь? Лечились сильфием, он тут растет в изобилии. Хотя здешний сорт и вонючий, но от колик в животе спасает. Многие погибли из-за непогоды и переутомления… Как у вас с провиантом?

– Есть вяленое мясо, сушеный инжир… Дичь попробуем добыть. Мы не армия, прокормимся. Что у вас тут еще водится?

– Ну, в долинах встречаются кабаны, может, и олень попадется… Из птиц – гуси, улары… Но дожди скоро закончатся, так что гуси улетят к Амударье. Улары высоту любят, гнездятся на скалах… Добыть улара непросто.

– А хищники?

– Медведи. Есть и рысь. С вершин может спуститься снежный барс. Но лучше нам их не встречать, а то неизвестно, кто кем пообедает. Бывает, дэвы принимают облик хищников и специально приходят к караванам, чтобы навредить.

– Дэвы? – переспросил кушан. – В наших степях их полно… не знал, что они в горах живут.

– А как же, – с готовностью принялся объяснять Мадий. – К примеру, юши и их жены – вечи. Юши когда-то боролись с богами за власть, но проиграли. Они огромные и с ног до головы покрыты лесом. А во время непогоды ревут вместе с бурей. Обвалы в горах, сели, проливные ливни… это их рук дело. Вот, например, ты идешь по тропе, смотришь – скала, похожая на человека, или просто красная. Так вот, это юш и есть. Он специально окаменел, чтобы тебе на глаза не попадаться. А ты не будь дураком – не садись: возле таких скал надо быть особенно осторожным, не ровен час лавина сорвется или наступишь на присыпанную снегом трещину. Под ноги надо внимательно смотреть, потому как ступню в таком месте подвернуть – раз плюнуть. Кто тебя потом с гор спускать будет? Так и пропадешь… Если увидишь на склоне незнакомого охотника с луком и стрелами… такого ветхого, неуклюжего, словно древнего… лучше не подходить – это юш. Они выращивают просо на террасах высоко в горах, так что, коль встретил неопознанную делянку, – не лезь туда, пожалеешь… Вечи считаются ведьмами ущелий. Это такие мрази, что запросто могут коню подсунуть камень под копыто, чтобы он оступился. Или ты сел за валун, хочешь костер разжечь, а она из-за скалы – как дунет на огонь, он и погаснет… Или скинет тебе охапку снега за шиворот. А сама смеется, пляшет неподалеку – так и вьется, качается из стороны в сторону, словно маленький вихрь… Но мы-то знаем: ведьма!

Тахмурес смотрел на оракзая с непроницаемым лицом, но внутри росло недоверие к его словам.

«Чего он меня духами пугает? – думал он. – Если в каждом внезапном порыве ветра видеть происки храфстр, то всю жизнь придется провести в позе молящегося египтянина. Как будто у дэвов нет других забот, кроме как мешаться под ногами путников и разбрасывать камни на дороге. Ну, положил в костер ветку можжевельника, вылил в реку миску молока – и хватит, духам этого вполне достаточно, можешь смело заниматься своими делами. Мы в степях так живем, и ничего…»

Проводник продолжал описывать нелюдей, не замечая озорных искорок в глазах кушана.

– Бывает, идет пастух с маленьким стадом по едва заметной тропке. Козы завернули за скалу, и вдруг – тихо, пастух огибает валун, а коз нигде нет. Он подползает к обрыву, смотрит вниз, а на берегу реки точки черные – это, значит, его козы сорвались… Только они не сами упали, их вечи столкнули… Я вот, например, всегда змей убиваю, потому что знаю, что это вечи. Если на пути попадется мертвый человек с дыркой в голове – точно дэв. Через дырку душа дэва покидает тело. Только не вздумай труп ударить, иначе сразу оживет. Тогда ты пропал, он тебя сожрет! Рубить его бесполезно, из каждого куска вырастает новый дэв. Спасешься, лишь выстрелив в него стрелой, измазанной собственными испражнениями. Если, конечно, успеешь их добыть…

Тут Тахмурес не удержался – ухмыльнулся, неожиданный поворот в рассказе оракзая его развеселил. Мадий расхохотался, довольный тем, что все-таки пробил чужака хоть на какое-то переживание.

– Да уж, – согласился кушан, усмешка так и не сползла с губ. – У вас тут не соскучишься.

Потом решил подыграть:

– Так что, с духами гор бесполезно бороться?

– Ну, почему? Можно их задобрить. Например, чтобы феи просяных и пшеничных полей не вытаптывали посевы, мы им жертвы приносим: на делянке разжигаем костер из можжевельника, бросаем в него топленое масло, хлеб… еще заклинания произносим. Вечи любят, когда для них козлят режут, тогда они селению помогают. Если возле дерева, на котором живет лесной дух, оставить какую-нибудь вещь, ее никто не украдет. Надо не забыть его за это отблагодарить…

Тахмурес, которому надоело слушать байки про местную нечисть, огляделся и со знанием дела заметил:

– Хорошее место для засады.

– Это ты верно подметил, – согласился Мадий. – Мы тут частенько подкарауливаем караваны.

– Так вы разбойники? – придав голосу показную строгость, спросил Тахмурес.

– Нет, – поморщился бактриец, – никого не убиваем, просто скатываем сверху валуны или пальнем пару раз из лука, чтобы нас заметили. Купцы сами останавливаются, поднимают руки и приглашают на переговоры. Они ведь не знают, что нас мало… Тем и живем.

– Значит, нам повезло, что заплатили за проход? – теперь уже с притворным испугом спросил кушан, пряча улыбку в усах.

Мадий оценил шутку.

– А то! Сейчас бы твоих людей рвали грифы.