Лиз похрапивает, она уже заснула.

Сдерживая улыбку, я целую лоб моей пары. Люди. Такие хрупкие и так легко устают, даже тогда, когда утверждают, что это совсем не так.

***

На следующий день, когда мы идем по одной из заснеженных долин, мои мысли полны идеями относительно Лиз и ее медового месяца. Прошлой ночью она для игр была слишком уставшей, но я поклялся себе, что этим вечером мы разобьем лагерь пораньше. Пожалуй, этой ночью я примусь рассказывать ей о своем члене, в то самое время, как буду вставлять его в нее. Хочу, чтобы все то, что ей нужно от этой медовой луны, удалось. Хочу, чтобы она была рада, что она моя пара.

— Мне кажется, что впереди я кого-то вижу, — говорит Лиз, приложив ладонь к глазам.

— Да? — удивленный — и слегка раздраженный, поскольку я был слишком отвлечен, чтобы заметить первым — я поднимаю взгляд и замечаю знакомую фигуру. Это несомненно охотник, возвращающийся обратно в главную пещеру племени. У него на плечах тяжелые мешки, и я разглядываю рога, пытаясь понять, кто это.

Тогда я сдерживаю стон недовольства, осознав, что это Ваза.

Ваза — один из старейшин племени, вдовец, чья пара давно умерла. Обычно Ваза добродушный и уживчивый, но с тех пор, как появились человеческие женщины, он прям раздражает в своем рвении доказать, какой он хороший кормилец. Он хочет себе человеческую женщину, и я знаю, как он одинок.

Но все равно меня это раздражает.

Меня это раздражает еще больше, потому что теперь нам придется с ним разговаривать, а он позволит себе слишком пристально смотреть на мою Лиз.

Я смотрю на него вдали, гадая, не слишком ли поздно нам прятаться, но тогда Ваза поднимает руку в воздух и машет нам рукой.

— Эй!

Лиз оглядывается на меня, и ее взгляд излучает слишком уж много веселья.

— Привет, дружище! — кричит она радостно, после чего толкает меня локтем в бок. — Улыбайся.

— Зачем? Это же Ваза.

Она фыркает.

— Будь милым.

— Я всегда милый, — огрызаюсь я, тогда как Ваза трусцой бежит в нашу сторону.

По мере приближения к нам, Ваза сияюще нам улыбается, и тут он начинает хлопать в ладоши, словно очень-очень рад нас видеть. — Какое счастье вас обоих здесь встретить.

— Серьезно? — бормочет Лиз. — Весьма неожиданно. Как поживаешь, Ваза?

— Очень сытно! — он похлопывает ладонью по животу, а потом шлепает по руке, как будто демонстрируя свои мышцы. — Я возвращаюсь домой, чтобы доставить много свежего мяса для наших слабых новых женщин.

— О, боже, — говорит Лиз, и в ее голосе я слышу легкое раздражение. — Да ты самый отъявленный шовинист.

— Я кто?

— Герой, — сладко поправляет она. — Ты, должно быть, еще не знаешь этого слова.

Он ухмыляется и постукивает языком.

— Это потому, что человеческий язык такой смешной.

— Очень даже.

Я прикусываю внутреннюю часть щеки, потому что узнаю этот любезный тон Лиз. На самом деле это очень опасный тон, а Ваза этого не понимает.

— Мы направляемся в дальние угодья, — сообщаю я и, обняв Лиз за плечи, сжимаю их. Если я должен быть вежливым, то и она должна.

— Только что спарились и исчезаете в дальние угодья? — Ваза потирает руки и выглядит настолько довольным, что можно подумать, что это он «только что спарился». — Вы там будете совсем одни. Но, разумеется, это может быть как раз именно то, чего вам хочется.

И он окидывает меня многозначительным взглядом.

— Господи, ты только его послушай! Я, пожалуй, лучше пойду посмотреть, что там впереди на том подъеме, — заявляет Лиз, выскользнув из моей хватки.

— Тебе лучше держаться поблизости, — указывает Ваза, нахмурившись. — Люди довольно слабые…

— И вот этого человека сейчас стошнит, — она улыбается нам обоим натянутой улыбкой. — Ну, с детишками связано.

Уходя, она у него за спиной делает рожицу и движение перерезания горла. Я понимаю, что это значит — разговор окончен.

Ваза просто смотрит на меня со всезнающим взглядом.

— Слабая.

— Знаешь, вообще-то, мы не можем тут надолго задерживаться, чтобы поболтать, — начинаю я неубедительно.

— Потому что тебе хочется проводить время со своей парой еще до сумерек? — он ухмыляется, чрезвычайно довольный. — Я тебя прекрасно понимаю. Такое потрясающе чувство, свеженький резонанс и полная желания пара, — он наклоняется поближе ко мне. — А тебе не нужен… совет?

— Совет?

— О том, как ублажить пару? У меня богатый опыт в шкурах. Могу поделиться тем, что знаю, — он постукивает себя по груди. — Этот старейшина в свое время узнал немало.

Оу. Я колеблюсь, поскольку не уверен, что Ваза именно тот, к которому мне хочется обратиться с такого рода вопросами. Тем не менее, он здесь, и он сам предлагает, к тому же больше всего на свете мне хочется свести мою Лиз с ума от желания.

— Я хочу удивить ее, — признаюсь я, думая об уроках по стрельбе из лука, которые она мне обещала. — Сделать что-то особенное, только для нее.

— А-а-а! — он снова потирает руки и, судя по выражению его лица, он в полном восторге. — Я знаю, как это сделать.

— Знаешь?

— Ну да. Удиви ее в шкурах. Сделай то, что от тебя наверняка не ожидают, — ухмыляясь, он наклоняется еще ближе. — Палец в дырочку, немного поиграть хвостом, и тому подобное.

— Палец в дырочку? — повторяю я эхом. — Какую дырочку?

— Последнюю из них.

Я смотрю на него с удивлением.

— И женщинам это нравится?

Ваза пожимает плечами.

— Ну да.

Это ведь совершенно другие части тела, о которых я раньше и не задумывался, да? Мне в голову приходит моя Лиз и о то, как она своим ртом ласкала весь мой член таким образом, что я был ошеломлен. До того, как она это сделала, мне и в голову не приходило, что женщины могут вытворять такое со своими мужчинами. Логично, что, возможно, она и правда могла бы хотеть заполучить палец в свою заднюю дырочку.

— Я подумаю над этим.

Он хлопает меня по плечу.

— Верь мне. Твоя пара будет с ума сходить от возбуждения.

Возможно и так. Я ворчу благодарность, но даже обдумывая совет Вазы, я чувствую себя… ужасно. Неужели у моей пары есть нетронутые части тела, которые я не ублажал просто потому, что мне это не приходило в голову?

Я что… не справился как пара?

С этой мыслью тяжело смириться.

Часть 3

ЛИЗ

Пещера, в которую мы останавливались этой ночью, расположена в прекрасной маленькой долине с бескрайним морем растущих рядом сашрем деревьев и пузырящейся горячим ручьем совсем рядом. Идеально. Пещера большая и полная припасов, и, хотя в ней нет горячей ванны, как в предыдущей, она очень удобная.

— Мы могли бы остаться здесь на несколько дней, — говорю я Рáхошу взволнованно. — Может, начнем твои уроки по стрельбе из лука?

Хмыкнув, он подбирает несколько упавших веток деревьев, чтобы использовать их в качестве дров, но свое мнение не высказывает. Он ведет себя так всю вторую половину этого дня, и сначала я просто решила, что это он и его обычная молчаливая личность, но всякий раз, когда задаю ему вопросы, я получаю односложные ответы или вообще остаюсь без ответа, но моему терпению приходит конец.

Я кладу руки на бедра и изучаю его, когда он, подняв очередную ветку, стряхивает с нее снег.

— Тебе что-то залезло в задницу?

Удивившись, Рáхош выворачивается так, словно разглядывает заднюю часть своих штанов. Его хвост скользит на бок.

— Нет…?

— Я имела в виду, что у тебя плохое настроение. Что-то случилось?

— Нет, ничего.

Его ответ заставляет меня стискивать зубы в отчаянии. Не слишком ли рано мы в наших отношениях дошли до «изводим друг друга» дерьма? Это так не похоже на Рáхоша. Если он чем-то недоволен, он тут же дает мне это понять. Он бы не стал просто взвинчивать себя, чтобы заставить меня вырывать это из него. Поэтому… это должно быть что-то, что действительно беспокоит его, чем он не хочет делиться.