Да, похоже, не все спокойно в этом внешне идиллическом уголке! Кому это понадобилось троллить гостиницу, кофейню и чебуречную? Так… Может даже она тут задержится и попытается выяснить, в чем дело!

Ника снова забежала в "Монрепо", оставила там пакеты с покупками и направилась через дорогу, в густо зеленеющий городской парк, чем-то напоминающий Сангальский сад на Лиговском проспекте. На другой его стороне золотился купол церкви.

Вероника остановилась перед мемориалом времен Великой Отечественной войны, чтобы прочитать столбец, где, как она знала, были имена старших братьев мамы.

Самарин, Антон Иванович, 1941-й;

Самарин, Константин Иванович, 1943-й;

Самарин, Филимон Иванович, 1944-й…

Звякнул смартфон, пришла СМС: "Привет, я в Питере, по делу Кириллова, в Городском суде. Если хочешь, подъезжай на прения, посмотришь, как я сделаю обвинителя! Надеюсь, потом ты не откажешься от ужина?" "Откажусь, Наум, – ответила Вероника, читая имена своих дядей, которых никогда не знала, но которые отдали свои жизни в боях под Ленинградом. – Я сейчас в области, только сегодня уехала. Вернусь не раньше послезавтра. Если не задержусь" "Блин, – раздосадованно откликнулся Наум Гершвин, – а я так хотел показать тебе, как поставлю на карачки этого ж…драла! А почему хочешь задержаться? Новая тема?" "Похоже, что да. До связи!" "До связи!".

Церковь оказалась еще недостроенной; внутри шли отделочные работы. Батюшка, еще молодой и совсем по-мирски торопливый и деловитый, охотно объяснил Нике, что храм откроется для прихожан в первых числах сентября.

Девушка прошлась по аллеям парка еще немного, и наткнулась по очереди на две золоченые статуи: неизменный Ленин с вытянутой рукой и пехотинец в каске и плащ-палатке, с автоматом наперевес.

Найдя укромную скамейку подальше от церкви и детских площадок, Ника достала сигареты. "Я ведь в отпуске, и сюда приехала затем, чтобы привести в порядок памятник маминым родителям и проведать тетю Свету и дядю Колю в "Рассвете"! А сама уже лезу в новое расследование! Мало мне их, что ли, на работе?.."

*

– Это достоверно? Ваш человек ничего не напутал?

– Совершенно верно. Та самая Орлова из "Невского телескопа". Вечно на ток-шоу звезду зажигает со своими разоблачениями. Вот принесла ее нелегкая!..

– Не разводи панику раньше времени. Мы еще не знаем, зачем она приехала. Едва ли в Питере настолько интересуются нашими делами. Мы всегда осторожны и нигде не засветились.

– Но она остановилась в "Монрепо". А это значит…

– А где ей еще было останавливаться? Здесь ведь не Питер, где гостиницы на каждом шагу – выбирай любую. Не в Дом же колхозника ей идти! И не в частный сектор, с удобствами во дворе! И общежитие гостиничного типа с койко-местом в номере на восьмерых ей тоже не подойдет. Так что петербургской барышне кроме "Монрепо" и податься некуда. А ты уже зас…л?

– Надо за ней все же присмотреть.

– Надо. Только лучше если я займусь этим сам. А то ты начнешь пороть горячку и точно все засыплешь.

– Понял.

– Ничего не предпринимать, пока я не скажу, что делать дальше. Да, и еще! Смени уже пластинку! А то твои квочки с орущими младенцами в зубах навязли даже у здешних обывателей! С фантазией у тебя бедновато: то ребенок отравился, то ребенок простудился, то ребенок упал и коленку расшиб!..

– Так это сильнее всего пробивает. Если пострадал ребенок, все ему сочувствуют и согласны, что нерадивых продавцов или поваров надо прижучить…

– Пару раз это очень эффектно, а потом приедается. Придумай что-нибудь новое.

– Так точно.

– Орлова… Интересная особа. Я прощупаю почву.

– А я бы и ее саму прощупал.

– Это верно, аппетитная деваха. Но я уже сказал: не светиться!

– Понял.

*

Поужинав в пельменной возле Сквера Екатерининской мили, Вероника вернулась в гостиницу. Было уже много времени, и девушка решила, что тете Свете она позвонит уже завтра.

Покупая в супермаркете за углом "Монрепо" кофе и сигареты, Вероника увидела, что у молоденьких продавщиц какой-то запуганный вид, а у одной – и подавно заплаканные глаза. "Так… Тут что, тоже какой-то ребенок чего-то объелся или в пачке жвачки крысу нашел, и мамаша мечет громы и молнии и грозит всем страшными карами?"

– Проверка была? – деликатно понизив голос, спросила Ника. "Такое ощущение, что кто-то начал планомерный наезд на местных предпринимателей. Но кто и зачем?"

Продавщица замялась, переглядываясь с товарками, но, увидев удостоверение "Пресса", ответила:

– Да утром один алкаш, из местных, пришел за бутылкой, а потом его за что-то полиция тормознула, нашли в кармане чек и явились к нам с претензиями: почему мы продали спиртное в 07.55. Теперь грозятся с нас шкуру спустить за нарушение правил продажи алкоголя.

"Понятно, на этот раз – не ребенок с крикливой "яжемамой", а алкаш, который, надо же, прихватил и сохранил чек на проданную бутылку!"

– Но было уже пять минут девятого, – добавила вторая продавщица, – не знаю, почему касса другое время пробила, никогда еще такого не случалось!

– И гостиницу проверками забодали, – вздохнула третья девушка, – то одно, то другое! Как сглазил кто!

*

Вероника решила, что подумает об увиденном и услышанном за прошедший день завтра. Сначала нужно хорошо выспаться, а то у нее пошли уже вторые сутки без сна, и голова туго соображает.

Захватив туалетные принадлежности и полотенце, Вероника заперла номер и направилась в душевую. На этаже было тихо; похоже, она пока была одна здесь.

На одной из дверей красовалась табличка частной нотариальной конторы некой Долининой О. В., работающей с 9 до 17 часов. Конечно, офис был уже давно закрыт. "Наверное, всех жильцов распугали своими проверками", – подумала Вероника, устало потянулась, разделась и встала под душ.

Смывая с себя пот, пыль и усталость непомерно длинного дня, девушка подумала о Краснопехотском; как оно изменилось с тех пор, как она была здесь в прошлый раз – лет восемь или десять назад. Этот городок никогда не казался Веронике чужим – неподалеку родилась и выросла мама, здесь жил отец, здесь родители познакомились, и здесь же, в бывшем совхозе, живет мамина подруга детства с мужем… "Можно сказать, это моя маленькая родина, как Мариенбург у Лили. Но сейчас тут явно какие-то мутные дела творятся, и мне надо разобраться, кто их затевает и зачем!"

Кровать была узкой, довольно твердой, но усталая Орлова этого даже не заметила. Плотные жалюзи хорошо закрывали окно от света июньской ночи, и Ника уснула, едва коснувшись щекой подушки.

*

По многолетней привычке Вероника проснулась в шесть часов утра, спросонья недоумевая, почему не звенит будильник. Открыв глаза, она увидела маленькую комнатку, декорированную в бежевых и ореховых тонах, графин и два расписанных васильками стакана на столе, пузатый телевизор на полке напротив кровати и вспомнила, что она в отпуске, в Краснопехотском.

Спешить ей было некуда, и Ника снова уютно свернулась под тонким флисовым одеялом, позволив себе понежиться еще полчаса – редкая роскошь при ее насыщенном ритме жизни.

За стеной кто-то похрапывал. Во дворе ворковали голуби. В предутренней сонной тишине каждый звук был отчетливо слышен. Вероника отвыкла от такой тишины. Петербург никогда не спит, особенно – в белые ночи. Даже на ее окраине, в "Северной долине", день и ночь шумит автострада, стучат колеса снующих взад-вперед электричек и гудит стройка. Город постоянно растет, как подросток-акселерат, и это процесс идет круглосуточно. Вероника на "Парнасе" уже не замечала неумолчного шума стройки и автострады, как перестают замечать тиканье часов. Даже в Мариенбурге у Лили тишина не была абсолютной – скрипнет половица, прыгнет на крыльцо соседская кошка, сбив с перил сковородку или дуршлаг; проедет автобус… А здесь окно выходило во двор, и даже звуки с площади и платформы не долетали до Вероники.