В первый день мы посмотрели храм Байон, который располагается в центре комплекса и построен ориентировочно в конце VII – начале VIII веков. Кстати, при строительстве храмов в Ангкоре использовался камень-песчаник и совсем не использовались соединительные смеси. В храме Байон находится около 54 башен, расположенных на разных уровнях и имеющих разную высоту. Каждая башня символизирует ту или иную провинцию Камбоджи. В настоящее время у Камбоджи осталось около 24 провинций – остальное «отжали» близлежащие государства, когда кхмеры были слабы. На каждой стороне этих башен изображены лица Будды. Все лица Будды смотрят сурово, как будто ты у них что-то спер. Спрятаться от взгляда Просветленного невозможно, в связи с чем у туристов появляется легкая робость, как у должника перед кредитором. Помимо загадочных скульптур с улыбающимися лицами, храм Байон содержит множество барельефов с изображением повседневной жизни кхмеров того времени.
Возле статуй Будды в храме Байон Лена попросила меня вести себя тише, чтобы не обижать местных жителей, которые расположились вокруг многорукого бога и что-то у него просили. Хотя что можно выпросить у Будды в этой бедной стране, я не понимал. Статуэтки Будды в виде сувениров на территории комплекса Ангкор не продаются, что говорит о почтительном отношении кхмеров к своей религии и своему богу.
Первое время брожу по храму без особого энтузиазма, спотыкаясь о булыжники и тихонько проклиная рой туристов из Китая и Японии, которые фотографировали всё, начиная от мух и заканчивая мною. Однако масштабность и своеобразная архитектура начали манить и незаметно притягивать. Внимательно и подолгу рассматриваю росписи на стенах и слушаю Лену, которая, если отвлекался, практически кричала мне в ухо «аида!» (типа «слушай!»). наконец-то обед, молчаливый водитель, видать из бывших партизан, опрокинул со мной 0,7 рисовой водки, спокойно сел за руль и отвез меня в отель.
На второй день попросил Лену отвезти меня на озеро Тонле Сап (одно из самых больших пресноводных озер мира) посмотреть так называемую деревню на воде. Через час пути доехали до какого-то миниатюрного грязного порта, заставленного старыми лодками. Загружаемся вместе с Леной в «судно», гоним по грязной реке, оставляя за собой неприятный запах плохо переработанного дизельного топлива. Виды так себе – на берегу мусор, редкая, измученная палящим солнцем, растительность, усталые рыбаки кидающие навесиком сети в надежде поймать золотую рыбку.
Путешествие по реке началось и, собственно говоря, закончилось, с посещением водного поселка, заставленного судами разного размера, в которых жили вьетнамцы. По словам Лены, представители Северного Вьетнама незаконно проникали на озеро Тонле Сап и оставались там жить прямо на лодках. Когда мы подплывали к их судам, Лена шепотом спрашивала: «Ты слышишь, они говорят на вьетнамском?» – как будто я знал кхмерский… Понял одно: недолюбливают они друг друга.
Дико жарило солнце, от озера шла неприятная духота. Хотелось пить, и желательно пиво. По моей команде припарковались возле большого вьетнамского дебаркадера, где можно было поесть и выпить. Глядя на жуткую антисанитарию, от приема пищи отказываюсь – прошу Лену купить пива. Последнее было непонятного вкуса и теплое. Пришлось обратить взор на крепкий алкоголь, стоящий за стеклом. Цены в долларах, надеясь на качество покупаемого продукта достаю 10 баксов. Однако, взяв в руки бутылку рисовой водки, понял, что наши бутлегеры по сравнению с вьетнамскими, ушли далеко вперед: пробка просто не откручивалась, из-под этикетки был виден клей, и наклеена она была асимметрично дну бутылки. Возвратил продукт обратно и тоскливо посмотрел по сторонам.
Ребенок с питоном на плече увидел потенциальную жертву и практически заставил меня за доллар сфотографироваться с противной тварью. Тут же пожалел об этой фотосессии – меня облепили дети с различными зверюшками, протягивая грязные руки. Чем больше я раздавал денег, тем большее количество детей меня окружало. Дети начали плыть с соседних судов на резиновых автомобильных камерах держа в руках петухов и разных водоплавающих. Скрываюсь от детского экстремизма в лодке и прошу поднять парус.
От поездки в деревню на воде отказываюсь, понимая, что ничего там нового не увижу, кроме смены кораблей на дома и мы берем курс в порт. Промучившись на воде еще минут 40, наконец-то добрались до старенькой «тойоту» с кондиционером и вечно угрюмым водителем.
По дороге в Сим Рип, Лена предложила заехать в крокодилий питомник. В заповеднике настроение поднялось не только от холодного пива, но и от количества экзотических хищников. Я тут же предложил Лене совместный бизнес, связанный с московскими должниками. Предлагаю бросать должников прямо в ямы к крокодилам. Поняв суть «бизнеса», кхмерка долго смеялась. Затем в одиночестве покормил крокодилов. купленной тут же рыбой. Крокодилы были голодные, дрались за каждую рыбешку, грозно раскрывая пасти и поднимая мощными хвостами кучу грязи и воды. Пища от восторга, покупаю ведро рыбы и вываливаю ее вниз, началось настоящее сражение. Несколько десятков крокодилов очнувшись от спячки смешались в одном гигантском месиве.
Оставлю наличность в местном магазинчике, купив всякого ненужного барахла из шкуры крокодила, которое после нескольких банок пива смотрелось вполне прилично. Подходит мутный тип и что-то говорит Лене, та переводит не хочу ли я убить крокодила? Цена вопроса 500 долларов, но это не охота, а расстрел животного в вольере, отказываюсь.
Неутомимая Лена снова тянет меня за уши в Ангкор.
Прекраснейшим памятником всего комплекса Ангкора является наиболее известный и хорошо сохранившийся храм Ангкор-Ват, строившийся в течение 30 лет, во времена правления Сурьявармана II. Храм считается самым большим сакральным зданием в мире и представляет собой типичное для азиатской архитектуры сочетание элегантности и гармонии. Сурьяварман страдал тщеславием и хотел себя увековечить путем «консервирования» своего праха в усыпальнице-мавзолее, что и было сделано после его смерти.
Стены храма покрыты интереснейшей резьбой. Наиболее часто встречается фигура Апсары – богини, небесной танцовщицы. На стенах их тысячи, и ни одна не похожа на другую. Сначала я не видел отличий, пока не стал по совету Лены, внимательно присматриваться к фреске. У танцовщиц было действительно разное выражение лиц, разные фигуры и украшения. Венчают храм 5 башен. Именно эти башни изображены на национальном флаге Камбоджи.
Далее Лена практически в приказном порядке (хотя мое тело, измученное жарой, переходами-переездами и «переплывами», просилось в прохладный номер) повезла меня в храм Та-Пром. Та-Пром известен даже тем, кто никогда не совершал путешествие в Камбоджу: здесь снимались наиболее впечатляющие сцены «Лары Крофт – расхитительницы гробниц». Та-Пром не реставрируют, просто поддерживают его в состоянии, в котором он пребывает и по сей день, специально для того, чтобы у туристов было представление, каким был Ангкор до прихода в эти места цивилизации. Нагромождение каменных блоков, остатки колонн, башни, раздавленные стволами больших деревьев – баньянов – так выглядит Та-Пром.
На следующий – последний день, окончательно насытившись древней архитектурой Камбоджи, купался в почему-то соленом бассейне отеля, загорал и наблюдал за охреневшими китайцами, которые, выйдя с завтрака, плевали и сморкались в ухоженную зеленую траву, как последние московские бомжи. Далее я еще упомяну об этой своеобразной нации и их общественной культуре.
Замечу, что 1 000 долларов, которую я «потерял» в день прилета, нашел в русско-английском разговорнике, куда заглядываю только в исключительных случаях.
Вылет, через час полета – раскинул объятия, ставший почти родным аэропорт Хошимина. Меня встречал уже знакомый мне Олег, товарищ Дмитрия, также работник «Зарубежнефти». Олег попытался быстро провести меня через таможенный контроль, но я остановил его, сказав, что у меня багаж. Высокий усталый от жары Олег, удивленно посмотрел на меня. Но максимальный пик изумления наступил, когда он увидел, как я волочу два здоровенных баула с тряпьем и сувенирами. Сотрудник «Зарубежнефти» предложил открыть розничную торговлю майками с надписями «Ангкор» прямо в аэропорту.
