Мои родители любят ее так же, как ее родители любят меня. Мы были лучшими подругами с начальной школы. Она скромница и самый милый человек на свете, а я известна как «дочь судьи Мерфи», что означает, что меня всегда приглашают на вечеринки, и люди очень добры ко мне. Я вижу их притворство, но меня это не беспокоит. Даллас и я очень близки, и у нас есть еще несколько классных друзей, с которыми мы проводим время.

Раз уж дверь в лабораторию открыта, я захожу.

— Черт возьми, ты будешь работать? — ворчит Даллас про себя. — Глупая формула, кто тебя написал? Правильно, я.

Она хлопает рукой по металлическому столу и раздраженно хмыкает.

— Бедный стол, — говорю я, стоя у двери.

Даллас мгновенно поворачивает голову, ее губы растягивает широкая улыбка. Ее глаза расширяются, она вскакивает с места, опрокидывая стул. Даллас бежит ко мне и со всего разбега врезается в меня, чтобы обнять.

И вдруг меня больше нет в школе. Я в торговом центре, иду рядом с Даллас и своей копией.

— Он симпатичный, — говорит она, глядя на парня, идущего нам навстречу.

Но он не смотрит на нее. Его взгляд прикован к другой версии меня.

— Что происходит? — спрашиваю я. Я смотрю на свое второе «я» и на Даллас, отчаянно пытаясь понять происходящее.

— Он на тебя смотрит. — Даллас толкает меня плечом.

Мое второе «я» ей отвечает:

— И он довольно симпатичный.

Парень замедляет шаг. На нем костюм по фигуре, и он немного старше нас, может быть, чуть за двадцать. Он чисто выбрит, у него твердый квадратный подбородок и самые опасные темные глаза, которые я когда-либо видела.

— Боже, ты не сказала мне, что вернешься сегодня, — говорит Даллас, вырываясь из моих объятий.

Я моргаю, как сумасшедшая, и пытаюсь сориентироваться, прежде чем что-то сказать. Недоуменно оглядываясь вокруг, я понимаю, что я уже не в видении.

— Мне нужно в туалет, — говорю я Даллас и почти бегу в ближайший туалет. Здесь никого кроме меня. Заперев за собой дверь, я ставлю ноутбук на сушилку для рук и иду к раковине, чтобы плеснуть воды на лицо.

Я ничего не видела с тех пор, как вернулась домой. Что, черт возьми, происходит?

Я зачерпываю холодную воду из крана и снова брызгаю на лицо. Я ничего не понимаю. Наклонившись над раковиной, я смотрю на свое отражение в исчерченном граффити зеркале.

— Нет! — Нет, этого не может быть. Это была галлюцинация от лекарств, которые мне давали.

В дверь стучат, и я выпрямляюсь. Внезапно меня охватывает паника. Черт, этого не может быть. Этого не может быть на самом деле. Проснись, Лекси. Пробудись от кошмара, в котором ты застряла. Я щипаю себя, но не просыпаюсь. Это реально.

Тук-тук.

Я снова смотрю на дверь и хочу проснуться.

— Лекси, с тобой все в порядке? Открой дверь, — голос Даллас пронизан тревогой и страхом.

— Все нормально, — откликаюсь я, хотя слова не соответствуют моему напряженному тону. Я прочищаю горло и пытаюсь снова. — Все нормально.

Это звучит так же, если не хуже, чем первая попытка. Я тяжело дышу, слезы текут из глаз.

«Успокойся», мысленно говорю я себе. Я не могу вот так открыть дверь, она поймет, что что-то не так, и я не могу позволить никому что-то заподозрить. Просто не могу. Я даже не знаю, что это такое, так как я могу объяснить это кому-то еще?

Я прижимаюсь спиной к прохладной кафельной стене и закрываю глаза. Считая до десяти в голове, я делаю глубокий вдох.

Непрерывный стук в дверь не помогает мне успокоить нервы. Я не могу оставаться здесь вечно, мне придется выйти.

— Лекси, открой дверь, или мне придется позвонить твоему отцу. — Она не угрожает, я знаю Даллас достаточно долго, чтобы знать, что она говорит это, потому что беспокоится. — У тебя разошлись швы?

Оттолкнувшись от стены, я пытаюсь успокоить и тело, и разум. Подойдя к двери, я щелкаю замком. Даллас врывается в туалет и идет прямо ко мне.

— Со мной все нормально, — говорю я, отступая назад, чтобы между нами было пространство.

— Что случилось? Все хорошо? Тебе больно? — Она снова делает шаг вперед, ее глаза внимательно оценивают меня.

— Все нормально, я просто… — Черт, что я должна ей сказать? — Я просто перенервничала.

Черт, я хватаюсь за соломинку.

— Ты побелела и ты была напугана. Из-за чего ты нервничаешь? — Она подходит ближе и пытается обнять меня.

Я не могу отступить снова. Даллас подумает, что я избегаю ее. Правда, дело во мне, а не в ней. Но я не могу ничего сказать. Наверняка она мне не поверит.

Даллас подходит ближе и обнимает меня. Объятие должно быть невинным и приятным, как прикосновение лучших друзей. Но вместо этого оно — настоящий кошмар.

Меня тянет обратно в торговый центр. Мы с Даллас гуляем вместе, и Даллас говорит:

— Он симпатичный.

Я наблюдаю за ней, за своим вторым «я» и за парнем в дорогом облегающем костюме, идущим к нам.

— Он на тебя смотрит.

На этот раз она не толкает меня плечом, но я замечаю ее ухмылку и то, как она переводит взгляд с меня на этого парня.

— Ну, скажи мне, как ты себя чувствуешь?

Я теряю способность дышать, когда возвращаюсь в настоящее. Это просто убивает.

— Нормально. Готова вернуться к урокам. — Я подхожу к сушилке, куда положила ноутбук, и забираю его. Звонит звонок, и мы идем на математику, первый урок.

— Эй, мне нужно заскочить в торговый центр сегодня, я потеряла зарядку для телефона. Хочешь со мной? Я могу потом отвезти тебя домой.

Волосы на руках встают дыбом, а по коже бегут мурашки.

— Да, конечно. Только скажу маме. — Черт. Мое видение может быть нереальным. Может, я посижу в машине, пока она заскочит за зарядкой.

Да, именно это я и сделаю, потому что я не хочу, чтобы видение сбылось.

Это похоже на дежавю, ощущение того, что все уже было. Но в моем случае у меня не просто ощущение. У меня были настоящие видения.

Достав из кармана телефон, я пишу маме, чтобы она знала, что мы с Даллас идем в торговый центр и зачем.

Пока мы идем в класс математики, мама уже успевает ответить: «Будь осторожна и дай мне знать, когда приедешь домой. Папа работает допоздна и будет дома к 5 вечера. У меня назначена встреча в 3 часа, так что я буду еще позже. Закажи еду на ужин».

Похоже, она снова работает допоздна.

«Ладно», — пишу я в ответ.

Утро проходит довольно быстро, и, шагая по коридорам, я стараюсь никого не трогать. Но, конечно, я не могу уклониться, если люди сами не смотрят, куда идут.

Деймон Скотт, звезда бейсбола нашей школы, разговаривает с какими-то парнями и буквально врезается в меня.

— Смотри, куда идешь, дура, — сердито огрызается он, хотя это его вина.

Я стою в больнице, доктор разговаривает с мужчиной и женщиной, в которых я узнаю родителей Деймона.

— У него треснул мениск.

— Как это случилось? — спрашивает его мама.

— Вы сказали, что он был на тренировке по бейсболу?

— Да, — в унисон отвечают родители.

— Ну, вот он поскользнулся на базе прямо перед тем, как почувствовал хлопок. Боюсь, он не сможет играть до конца сезона. Мы должны проверить его состояние, потому что может понадобиться операция.

— Операция? Будет ли он когда-нибудь…

Я снова в коридоре, неподвижно застываю, пока Деймон проходит мимо меня.

— Ему сделают операцию, — говорю я себе. Я понимаю, что говорю тихо, и что самое главное — верю своим словам.

Я потираю лоб и глубоко вздыхаю.

Возможно, только возможно, я не теряю рассудок.

6 глава

— Я могу посидеть в машине, пока ты сходишь за зарядником, — говорю я Даллас, когда мы отъезжаем с ученической парковки.

— Я не видела тебя целую вечность, так что нет, ты пойдешь! И я обещаю, что куплю тебе замороженный йогурт.

Я смотрю на нее, приподняв бровь, и взгляд мой говорит «какого черта?».

— Замороженный йогурт? Серьезно? Нам что, по двенадцать лет? — она смеется и качает головой. — И ты видела меня сегодня целый день. Кроме того, я не хочу замороженный йогурт. Я останусь в машине, и ты можешь заскочить за зарядкой и обратно.