Гул в ушах нарастал. Зверь в гвардейце бесновался. Кровь. Свежая кровь. Такая теплая и ароматная… Волк скалился в предвкушении. Белову пришлось приложить все силы, сдерживая в себе хищника.

Он опоздал. Тело крестьянина было брошено под раскидистым дубом, вся земля вокруг которого была залита кровью. Мужик лежал на спине, раскинув руки и уставившись безжизненными глазами в темную листву. Живот был распорот, и все внутренности выедены.

Даже находясь в зверином обличье, Белов почувствовал тошноту. Его зверь бесновался, дурея от запаха мертвечины. Волк был голоден.

Григорию пришлось потратить несколько драгоценных минут, усмиряя самого себя. Затем он вернулся к трупу и тщательно обнюхал землю, пытаясь найти следы того зверя. Обнаружив их, преображенец вновь помчался, прижимая длинный нос к траве. Следы привели к заливу.

Преображенец выругался и с тоской взглянул на белые барашки волн. Оборотень, учинивший беспредел, оказался достаточно умный. Григорий уже не сомневался, что это был волкодлак.

Гвардеец знал о людях, которые пытались раскрыть тайну обряда Якова Брюса. Весь месяц находясь в человеческом обличие, эти люди в полнолуние превращались в монстров, собиравших кровавую жатву людских жизней.

Рыкнув от досады, Григорий направился обратно в парк. Обогнув забор, он отряхнулся и вновь принял человеческий облик.

Мокрая одежда противно липла к телу, но Белов не обращал на это внимание. Быстрым шагом он вышел на аллею и несколько раз пронзительно свистнул. В ответ раздался топот копыт. Застоявшиеся кони вылетели прямо на преображенца.

– Почему так долго? – заметив друга, Левшин осадил коня так, что тот взвился на дыбы. – Гришка, у тебя вся одежда мокрая! Купался что ли?

– А это, да ерунда, время берег, – он махнул рукой, капли сорвались с руки и полетели на траву. – Беда у нас, Сашка…

– Какая?

– В зверинце мужика задрали…

– Кто? Волки?

– Волки… если бы волки… – Белов подошел и, не взирая на всхрапывающего от испуга коня, тихо зашептал другу. – Волкодлак у нас, Сашка, объявился.

– Свят, свят, свят, – закрестился приятель, перекидывая повод в одну руку. – Ты уверен?

– Да. Лично видел. Иди, своим докладывай, а я к Бутурлину схожу. Нельзя эту пакость так выпустить!

– Хорошо. Где тело указать сможешь?

– Смогу. Если зверь его не забрал.

– А мог?

– А кто его знает? Ты-то знаешь, что без инициации оборот непредсказуем… – Белов вздохнул, вспоминая каких трудов стоило ему самому успокоить разбушевавшегося при виде покойника зверя.

Глаза до сих пор то и дело застилала кровавая пелена, а в ушах шумело. Даже мокрая и холодная одежда, облепившая тело, не могла привести в чувство.

– Ладно, Сашка, пойду я. Ты тоже не мешкай. Как дежурство закончишь, в кабак приходи, мне тебе многое рассказать надобно!

И, не дожидаясь ответа, Белов почти бегом направился по аллее.

Деревянный дом подполковника Лейб-гвардии Преображенского полка Александра Борисовича Бутурлина находился неподалеку от казарм. Дом был построен совсем недавно, как временный, но подполковник, похоже, не собирался пока перестраивать его.

Белов легко перемахнул через невысокий забор, рыкнул на подбежавшего сторожевого пса так, что тот, пождав хвост, юркнул в будку, и вбежал на крыльцо.

– Семен, открывай!

– Кого это там принесло? – дверь скрипнула, на пороге показался светловолосый мужик в зеленом потертом мундире. – Григорий Петрович? Вы? Случилось что?

– Дело есть. Срочное. Должи, – преображенец шагнул в сени.

– Дык это… – Семен ошарашенно смотрел на мокрого гвардейца. – Александр Борисович…

– Доложи, – звериные глаза ярко сверкнули. Григорий смело прошел в залу, большую комнату, окна которой выходили на обе стороны. – Или я так войду!

Представив себе, что Белов исполнит сказанное, Семен с испугу перекрестился.

– Обождите здесь, – мужик юркнул по коридору дальше в спальню полковника. Оттуда донеслась ругань, затем последовал удар о стену.

– Ты чего? На каторгу захотел?! На завод? – по всей видимости, подполковник запустил в слугу сапогом.

– Александр Борисович, это Белов! – окликнул Григорий. – Отлагательств дело не терпит!

– Проходи!

Белов шагнул в комнату, по пути разминувшись с вылетевшим, будто ошпаренным, Семеном.

Бутурлин сидел на кровати, нахмурив свои густые брови. Ночной колпак сполз на ухо, открывая светло-русые коротко стриженные волосы. Круглые серые глаза внимательно смотрели на вошедшего офицера.

– Ты чего мокрый? – спросил он.

– Да так, в заливе плавал, – Григорий коротко пересказал случившееся.

Бутурлин слушал, не перебивая. Во время рассказа подчиненного он не задал ни одного вопроса, лишь слегка опустил голову, отчего второй подбородок явно обозначился.

Закончив повествование, преображенец замолчал, выжидающе глядя на командира. Александра Борисовича в полку любили. Старый матерый волк, он служил денщиком самому Петру великому. Поговаривали, что именно он первым прошел обряд инициации, разработанный Брюсом.

Как бы то ни было, командиром Бутурлин был строгим, но достаточно справедливым: при провинности взыскивал по полной, но и с наградой не мешкал. Григорий до сих пор был признателен ему за тот давний случай с сестрой.

– Кто еще знает? – наконец спросил подполковник.

– Левшин. Из конного полка. Он как раз в карауле был.

– Хорошо, – Бутурлин пошевелил своими пухлыми губами и громко крикнул. – Семен!

– Чего изволите, ваше благородие? – тот вновь появился в комнате так быстро, что стало понятно, мужик явно подслушивал под дверью.

– Принеси мне одежду и книгу Святую!

– А книгу-то зачем? – насторожился мужик.

– Клятву давать будешь, – усмехнулся хозяин.

– Ка-какую клятву?

– Что никому не расскажешь, что сейчас слышал!

– Барин! Александр Борисович! – Семен начал истово креститься, – Да чтобы я? Да кому? Да вот вам крест!

– Ладно, ладно, – отмахнулся подполковник. – Гриш, ты меня в зале обожди!

Белов щелкнул каблуками и вышел. Очутившись в зале, он, памятуя, что все еще в мокрой одежде, не стал садиться, а подошел к окну. Судя по слегка розовеющему небу, наступал рассвет. Григорий вздохнул и, услышав шаги, повернулся.

Командир полка, уже одетый в военный мундир, появился в дверях.

– Пойдем, – скомандовал он. – Место покажешь.

В парк они заходить не стали, а пошли сразу в зверинец. Заспанный сторож попытался было возразить, но Бутурлин рявкнул так, что тот сразу же признав подполковника, распахнул ворота.

Белов повел было командира к дубу, но тот и сам шел в нужном направлении, периодически принюхиваясь. Кровью пахло знатно.

Зверь вновь бесновался, пытаясь одержать верх. Григорий то и дело поглядывал на командира, в который раз поражаясь его спокойствию.

– Что, Гриша, волк в тебе лютует? – вдруг спросил тот, заметив косые взгляды молодого офицера.

– Лютует, Александр Борисович, – признался тот.

– Это по молодости. Коль правильно пару себе найдешь, отпустит!

– Где ж её найдешь? – проворчал Белов, внезапно вспомнив Настю.

Он вдруг вновь ощутил запах свежей мяты у ручья. Волк пристыженно притих. Пелена спала с глаз, и Гриша заметил, что из-за горизонта вот-вот покажется солнце.

Тем временем подполковник вышел к дубу.

Григорий боялся, что волкодлак уберет тело, но загрызенный крестьянин все еще лежал там. Над ним уже начинали кружить вороны.

– Вот ведь напасть! – Бутурлин благочестиво перекрестился. Белов последовал его примеру. – Ладно, Григорий, ступай, поспи хоть, тебе на караул сегодня заступать, а я сейчас кавалеристов наших дождусь, да покумекаю, как государыне доложить.

– Но Александр Борисович! – преображенец попытался возразить, что негоже ему оставлять своего командира одного, но был остановлен грозным рыком.

– Это приказ! Марш в казарму!

– Так точно! – Белов развернулся и направился обратно к воротам, в которые уже, судя по шуму, залетали кавалеристы во главе с Сашкой Левшиным.