Налгор выслал вперед вестника, поэтому пока мы перебрались на другой берег бурной горной речки, прошли по узкой тропинке вдоль скал и спустились небольшую округлую долину, нас встречали столь торжественно и чинно, что у меня дрогнуло сердце.
Далеко впереди был разбит военный лагерь - аккуратно кругами расставлены палатки, за ними же полукругом выставлены повозки на случай дополнительной защиты от внезапного нападения, а почти у самого въезда в долину, со всех сторон окруженную скалами, лежал небольшой поселок с десяток домов.
Единственная коротенькая улочка поселка была усыпана цветами. Лошадиные копыта безжалостно сминали веселые белые и синие головки, втаптывая их в грязь. Я видела искреннюю радость на лицах, только вот у меня на душе было тяжело. Горло сжал неожиданный спазм, а к глазам подступили слезы. Чему вы радуетесь, люди? Разве могу я мановением руки прекратить войну и отвести от вас беды? Я не могу подарить вам надежду, я не могу дать вам мир. Что у меня есть, кроме громкого имени и смазливого лица? Имя - как и самая добротная иллюзия - желудки ваши сытой пищей не наполнит, а красота никого не спасет, ибо сама по себе беззуба и бессильна. Не радуйтесь, ибо я - обман с пустыми руками и холодным сердцем...
Местный староста сильно волновался, произнося положенные слова приветствия, я со всей возможной приветливостью отвечала, про себя думая, как бы его успокоить, когда вдруг из-за спины стоявшего рядом со старостой невысокого худощавого мужчины средних лет, одетого богато и даже изысканно, мужчины, с первого же взгляда показавшегося мне смутно знакомым, вышла женщина. Она чуть заметно улыбнулась, блестя теплыми карими глазами, и я едва не сорвалась с места, чтобы не броситься к ней. Маттия!
Что ж, теперь я узнала и мужчину рядом с ней - Габор Нор-Нуавва. А это - его владения. Илара Габора, в отличие от Маттии, три четверти года проводившей в Шеле рядом со мной, я видела только один раз, но с тех пор он заметно изменился - похудел, осунулся, поседел. Только глаза стали более яркими и живыми.
- Зачем вся эта пышность? - негромко спросила я Маттию, когда с церемониями было покончено. Мне пришлось проехать по военному лагерю, под рев приветствий тщетно удерживая на лице маску воодушевления и монаршей милости. Создатель, да мне едва удалось не расплакаться перед всеми этими людьми, неизвестно почему верящими в меня! Что я могла им предложить?
- Людям нужен якорь, моя Надорра, - также негромко ответил вместо Маттии ее муж, - Когда рушится то, что составляет основу нашей жизни, мы ищем то, что осталось незыблемым, и вера в это незыблемое позволяет нам выжить. Вы - якорь, удерживающий нашу лодку под натиском бури, Вы и Ваша кровь - незыблемое, которого нам не хватало. Лакит там, где ее королева, - невысокий худощавый человек почтительно поклонился, и я вдруг поверила ему. Он и вправду был искренне убежден в том, о чем говорил, - А теперь прошу изволения удалиться. Моей Надорре нужно отдохнуть с дороги.
Я молча кивнула и в сопровождении Маттии переступила порог добротного каменного дома. Мельком бросив взгляд в сторону, я не без некоторого злорадства заметила тень неуверенности на лицах своих телохранителей. Блистательные уже проверили дом и теперь стали на стражу у входа. Но как бы они ни старались прикрыться привычной суровостью и высокомерием, некая растерянность в их позах все же была. Они не привыкли к такому отношению. Да, гвардейцев никогда не любили, но уважали за несомненную доблесть и отменное воинское мастерство. Однако то ли странный и поразительно живучий слух о том, что сам тибата Каменный Дамьер сговорился с ренейдами и предал своего господина, то ли нечто иное как-то в одночасье сделали из доблестных и всеми уважаемых королевских телохранителей презираемых изгоев. Удар по их репутации оказался сокрушительным. Блистательные не защищались, опровергая странные слухи и домыслы, но тем самым еще больше смыкали свои ряды, еще больше отдалялись от тех, кто мог бы стать их соратниками. Что ж, Блистательные, вам тоже придется заново искать свое место в этом до безумия изменившемся мире.
Долго отдыхать я не стала - умыться с дороги, сменить одежду, любезно предоставленную Маттией, немного поесть.
И первым же незнакомцем, которого я встретила, выйдя из гостеприимного дома, был Ктобу Алаинец. Это был очень высокий светловолосый человек средних лет, крупный, крепкий, с широко расставленными зеленоватыми глазами, толстым мясистыми носом и тяжелым, волевым подбородком. Он был колдуном.
Когда я впервые его увидела, то первое, о чем подумала, что дорожный посох в его толстых пальцах выглядит оружием больше, чем меч в руках иного воина. А ведь воином он не был. Обычный дорожный плащ, поношенные сапоги, длинная шерстяная туника, препоясанная обычным поясом. Единственное, что отличало его от местных горцев - пяток странных ожерелий из костей на груди. Но и обычным человеком его назвать было трудно.
Мы долго разглядывали друг друга. Я - непроизвольно сравнивая его с Писцами и отмечая несвойственную тем благожелательность, он - с интересом и явным любопытством, но без подобострастия. Это мне понравилось. Чтобы сразу же пресечь ненужные разговоры, я попросила его сделать "нечто, что докажет мою невосприимчивость к магии". Ктобу понимающе улыбнулся и кивнул. Он обвел глазами окружающих, безошибочно выбрав Тирдала.
- Ты, воин. Скажи, веришь ли ты своей госпоже?
Гвардеец заколебался, неприязненно буравя колдуна глазами.
- Тем лучше, - с коротким смешком пробормотал Ктобу. Он снял с шеи одно из своих занятных костяных ожерелий и обмотал им правое запястье Блистательного. Затем отступил назад, резко приподнял свой посох, что-то громко выкрикнул на неизвестном языке и коснулся навершием посоха лба Тирдала. Не знаю, что случилось, но отовсюду послышались удивленные возгласы - вокруг нас, привлеченные дармовым развлечением, собрались люди. "Меч, меч!" - пронесся горячий шепот. Тирдал с удивлением приподнял руку, вертя ею с видимым усилием, будто нечто весомое сжимали его пальцы.
- Убей ее, - холодным бесстрастным голосом повелел колдун и резко развернулся, тыча в меня посохом. А потом также резко отвернулся, чтобы все видели - он не управляет тем, что случится дальше.
Я застыла, с веселым интересом наблюдая, как Тирдал со стеклянным, остановившимся взглядом несется на меня, вытянув вперед руку.
Закричала не я, истошно закричали другие. Кто-то бросился наперерез, но Блистательный отшвырнул защищенное доспехом тело как детскую игрушку, кто-то попытался встать передо мной, Тирдал походя рубанул его, легким пируэтом обойдя еще двоих противников, сделал резкий стремительный выпад вперед... Удар, несомненно, был бы смертельным... но тут Блистательный коснулся меня и иллюзия развеялась.
Кто-то надрывно ругался, какая-то женщина истерично хохотала, раненый в руку воин сидел на земле, зажимая рану на предплечье. Настоящую рану, сделанную иллюзорным мечом.
Потрясенный Тирдал стоял истуканом, с неприкрытым ужасом глядя на свои руки.
- Если бы Великая леди была обычной женщиной, ты бы ее уже убил, воин, но над ней не властна магия, - весело заявил колдун, сняв с руки гвардейца костяное ожерелье и опускаясь на колени перед раненым, - Рана неглубокая, дружище, сейчас подлечим, еще рассказывать внукам будешь, что саму королеву защищал...
- Надорра, - я едва узнала голос Тирдала, столь хриплым и глухим он стал. Гвардеец не замечал никого и ничего, кроме меня, - Я чуть Вас не убил.
- Ты же хотел доказательств, - я сложила руки на груди, чтобы хоть таким способом унять дрожь собственных рук - ну, не то, чтобы я испугалась, а все-таки здорово не то себе было. А колдун-то хорош, не ожидала...
- Убейте меня, Надорра, - Тирдал вдруг опустился передо мной на колени и обнажил меч. Настоящий меч, - Или я сам это сделаю. Я предал Вас, сейчас... и раньше.
Темные с проседью волосы, рассыпавшиеся по плечам, резкие черты крупного обветренного лица, у правого уха белесый шнур шрама, уходящего под челюсть, сжимающие рукоять сильные пальцы, побелевшие от напряжения... Мы не были друзьями. Но и врагами не были.
