- Если они не поняли сразу, значит, и не поймут, Элевдар. Слишком многое пришлось бы объяснять. Достаточно и того, что было сказано.
- Вы их напугали.
- Этого мало.
- И все-таки, повелитель, мы отступаем, - голоса постепенно стихали вдали, - Не лучше ли...
- Ты разыскал толасков? - перебил король.
- В Тутарле сейчас слишком жарко, мой господин.
- Тебе ли привыкать? - хохотнул Каскор, но тут же резко оборвал смех, - Юстиан-ард что-нибудь ответил?
- Увы, мой господин...
Голоса затихли за резной дверью.
Это случилось за два дня до того, как мы узнали, что армия Короны почти полностью разбита Эльясом. Но даже тогда многие продолжали считать, что это всего лишь досадное недоразумение... А еще через несколько дней город опустел. Надорр объявил тем, кто не хочет сражаться, свое разрешение уходить, зато оставшиеся готовились к осаде. Разгром армии Короны многих поверг в уныние, зато другие многие горели желанием отомстить и выгнать наглого врага взашей, не взирая на неравенство сил. Слухи же о том, сколько на самом деле ренейдов, каковы их силы и что же на самом деле происходило у стен Тутарлы и в Баате, продолжали множиться и расцвечиваться небывалыми подробностями.
Шел превратился в мятущийся муравейник: кто-то из живших в Нижних дворах слуг спешно собирал пожитки и покидал замок, другие, наоборот, тащили и перетаскивали припасы, готовясь к долгой осаде, в которой никто не сомневался. Дворцовая стража усилила караулы, оттого синие с белым мундиры так и мелькали среди клунок, котомок, мешков, бочек, утихомиривая постоянно возникающие споры и скандалы... В Шеле стало горячо. То и дело мимо пробегал очередной посыльный - то ли от короля, то ли к королю. Мрачно вышагивали гвардейцы, унося вести и поручения, которые обычным посыльным доверить нельзя.
Только я ни о чем не знала, а узнавать оказалось не у кого - гвардейцы отмалчивались, военные извинялись и мчались дальше, слуги разводили руками или горестно причитали по всякому поводу, вываливая на меня гору слухов, не имеющих ни малейшего отношения к правде, а Нор-Аднон вежливо улыбался и столь же вежливо адресовал меня к Надорру, мол, не в моей власти... В чьей власти, я и сама прекрасно знала, но к отцу, окруженному Блистательными, невозможно было подступиться, да и не желал он меня видеть. Не время. Я понимала и старалась не отвлекать. Но и оставаться в неведении не могла.
- Говорят, Эльяс неженат, - меланхолично произнесла Лэйна Нор-Чинта, дочь хозяина Сопренты, залихватски воткнула иглу в ухо вышиваемого ею Инаса-воителя и подняла на меня огромные невинные глаза. Лэйна была на редкость красивой девушкой - карие глаза, каштановые с проблеском меди пышные волосы, гибкий тонкий стан, высокая грудь, белая, очень чистая кожа лица, розовые пухлые губки, даже мысли о которых вводили мужчин в ступор, маленькие ручки и полные грации неспешные движения... Лэйна казалась изящной статуэткой - почти нереальной и хрупкой, которую так и боишься уронить... Ей нравилось разыгрывать наивность, а мне нравилось смотреть, как она играет. Она очень хорошо знала себе цену и в ней было что-то от кошки.
- Ну конечно, именно это сейчас и самое важное, - укоризненно покачала головой с безупречно уложенными темными волосами Маттия Нор-Нуавва. Рука аккуратно отложила в сторону книгу, - А может, в твою глупую головку взбрела мысль занять пустующее рядом с ним место?
Лэйна хмыкнула и чуть прикрыла длинными ресницами глаза.
- Люблю укрощать диких зверей, - она сладостно потянулась и улыбнулась. Если бы кто-нибудь из тех, кто знал недотрогу Лэйну по светским приемам, сейчас ее увидел, он был бы очччень удивлен. В сощуренных глазах и едкой, язвительной улыбочке было очень мало наивности и простодушия.
- Ты любишь побеждать, моя милая, а не укрощать. Любишь показать женскую силу и очарование, а вовсе не ум и выдержку. Так ведь? Приятно рассуждать об укрощении грациозного тигра, - Маттия была старше Лэйны лет на двадцать и любила поучить молодежь уму-разуму. Меня это, разумеется, тоже касалось. Никаких скидок на происхождение, - И даже красавца-горностая, особенно по зиме и особенно в клетке. Тебе нравится думать о том, как большая красивая кошка с длинными клыками и спрятанной мощью ластится у твоих ног и ест с твоей руки. Девочка, но зверь зверю рознь. Предположи, что Эльяс - это какой-нибудь падальщик-урран, и все изменится.
- Большая вонючая ящерица? - с отвращением скривилась Лэйна, - Я о таком не думала.
- Конечно, не думала. Ты явно наслушалась баллад о благородных разбойниках и забываешь о разбойниках настоящих. Эльяс может быть стар, горбат и уродлив, - снисходительно бросила Маттия, решив, что разговор на эту тему закончен, и торжественно раскрыла книгу. Госпожа Нор-Нуавва, мужу которой принадлежал изрядный кусок Кэйкитского хребта, была женщиной здравомыслящей, умной, тактичной и сдержанной. В ее темных волосах уже пробивались серебряные нити седины, а фигура обрела приятные округлости зрелого возраста, но годы не изменили Маттию - рассудительной и благоразумной она была чуть ли не с детских лет. На ее здравый смысл и положился когда-то Риардон Каскор, выбирая наперстниц дочери: юной Надорре требовалась не просто легкомысленная подружка-ровесница, но умудренная жизнью особа, способная и совет дать, и гордячку на место безболезненно поставить. Бездетной Маттии не в тягость были заботы при дворе, а теперь она и вовсе уезжать не собиралась.
Лэйна подумала.
- Пусть будет урран, - торжественно сказала она, - И его укрощение оправдывает только одна причина.
- Какая же? - рассеянно спросила Маттия, уткнувшись в книгу.
- Если только так можно купить мир.
- Лэйна, опомнись, о чем ты говоришь? - Маттия искренне возмутилась, - Какой мир можно заключать с падальщиком?
- История знает немало подобных примеров, - пафосно ответила Лэйна, широко жестикулируя иглой и продетой в нее нитью, - когда руками и умом женщины прекращались войны. В балладе о Дойне и Рукне, например, дочери короля пришлось выйти замуж за тирана, захватившего трон ее отца... ой! - огромные глаза с ужасом остановились на мне.
- Следила бы ты за своими словами, - вздохнула Маттия, бросая на девушку укоризненный взгляд.
Но я даже не улыбнулась. Доблестная баллада о хитроумной красавице Рукне, сумевшей покорить сердце вождя дикарей, вторгнувшихся в земли ее отца, а после заманить его в ловушку и убить, никогда не вызывала у меня восхищения. Наверное потому, что в себе таких способностей к обману я не обнаруживала. Но, возможно, мне придется в себе их найти? Враг на пороге, против него сгодится любое оружие, а у женщины выбор не велик... Всерьез об этом думать пока не приходилось.
Я рассеянно слушала незлые препирательства Маттии и Лэйны, которые в последнее время находили в этом зубоскальстве особое удовольствие. Оно и понятно, страх лучше скрывать бравадой.
После того, как несколько дней назад я рявкнула на Каронин Пунар, в слезах и панике верещавшей о скором поражении Лакита, о войне говорили очень сдержано и мало, будто ее и вовсе нет. А со вчерашнего дня и говорить почти никому не осталось. Как только Надорр объявил приказ распустить двор, в Шеле остались лишь те, кто был в действительности предан Каскорам. Из двух дюжин полагавшихся мне по этикету дам знатного происхождения при дворе осталась треть, но и из них я сама отослала прочь половину. Не скажу, чтобы это обстоятельство меня особо угнетало. Признаться, впервые за долгие годы я наслаждалась почти одиночеством - что значат всего три дамы, к которым я питала искреннюю приязнь, по сравнению со шлейфом галдящих куриц, от которых ни скрыться, ни сбежать невозможно?
За окном было серо и тоскливо - низкое клубящееся небо, муть мелкого осеннего дождя, голые желтеющие холмы, в этом году слишком рано вступающие в осень... Сквозь витражи в верхней части окна в покой падали разноцветные блики, но даже они не могли скрасить уныния надвигающейся осени. С высоты башен Шела открывался отличный вид на город и его окрестности, но мой взгляд неудержимо соскальзывал дальше, на северо-запад, к долине Баат, где по слухам еще шли бои.
