— Спасибо. Все было очень вкусно, — хвалит мои кулинарные способности парень, неожиданно выдергивая из воспоминаний, и отталкивает от мойки, после чего даже самостоятельно моет за собой тарелку.

— Раз все так замечательно, — спрашиваю у него неожиданно охрипшим голосом, — то я могу уже быть свободна?

— А ты спешишь куда-то? — хмурится Кирилл.

— Конечно, — говорю я, и улыбаюсь. — У такой красивой девушки, как я всегда масса дел. — Не вечно же маленький Кирюшка в шкафу должен томиться.

— На свидание что ли? — сердито ворчит молодой человек.

Я притворно мечтательно закатываю глаза и начинаю вдохновенно врать. Не говорить же ему, что последнее мое свидание у меня было пять лет назад. А почти поцелуй после Никиты у меня произошел только пару недель назад и то против моей воли, когда мой толстый и женатый начальник неожиданно в конце рабочего дня вдруг вообразил себя мачо и полез ко мне целоваться своими слюнявыми губами. Я тогда орала, как резанная и расцарапала ему физиономию. В итоге он чуть не завалил меня на стол и с той работы меня, конечно же, с треском вышвырнул. А ведь мы с Машкой уже думали, что мне ужасно повезло после института устроиться дизайнером в такую солидную фирму. После этого мы жутко напились и признали друг друга невезучими.

— Да, — выдыхаю я, мысленно возвращаясь в настоящий момент. — Миша просто прелесть. Работает фитнес-тренером и обладает горой шикарных мускулов. А его кубики на прессе. — Мычу я. — Они просто сводят меня с ума. Такие, — машу я рукой. Кир не выдержав со злостью, перебивает меня:

— Иди!

— Вот спасибо, — прощебетала я и мило улыбнулась. После чего подождала пока непонятно чем недовольный парень не уйдет к себе в комнату. Спрятавшись в гардеробной, быстро переоделась в свои потертые джинсы кеды и футболку и, прихватив маленького еще сонного Кирюшу, направилась быстрым шагом на электричку из этого райского места.

— Маш, мы, кажется, книгу забыли, — уже в электричке сообщает мне ребёнок.

— Завтра заберу, — устало сообщаю я маленькому Киру.

— А завтра тоже в шпионов будем играть? — радостно спрашивает мелкий.

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Завтра посидишь с бабушкой Людой. — Это моя мама. И хоть мои родители не такие богатые, но она сейчас домохозяйка. А мы с Машкой на данный момент живем в двухкомнатной квартире моего дедушки, которую он мне в наследство оставил.

— Жалко, — неуверенно отвечает ребенок.

— Тебе что сидеть в темном шкафу нравится больше, чем с бабушкой Людой?

— Нет, конечно, — возражает Кирюшка. — Бабушка Люда печет вкусные пироги. Но каждый раз глядя на меня она требует от тебя внуков или хотя бы начать с кем-то встречаться, а ты становишься грустная-грустная. И поэтому мне тебя жалко.

Я треплю его по голове и тяжело вздыхаю. Трудно объяснить моей маме, что мне больше не хочется ни с кем встречаться. Мне и жить-то не очень хочется не то, что кого-то искать. Не смотря на то, что прошло уже целых пять лет.

Никита, так звали моего парня и брата Маши, как раз узнал, что она беременна от одного мальчишки из нашего института и ехал к нему, чтобы поговорить. Потом отправил мне сообщение, что они с Максом, тем самым молодым человеком, едут к нам и все будет хорошо, так что я должна успокоить его сестру. Через несколько минут они должны были быть в нашей квартире, но они так и не появились. Лишь через несколько часов нам с Машкой сочувствующим тоном сообщили, что была авария. Из-за сильного дождя водитель грузовика не заметил, как выехал на встречку, и отделался несколькими ушибами с сотрясением, а Никита с Максом разбились насмерть. Машка упала в обморок, когда это услышала, а я, кажется, умерла вместе с Никитой. Нет, для родителей и подруги я теперь по-прежнему существую, улыбаюсь и иногда радуюсь жизни. Но я не уверена, что смогу еще хоть когда-нибудь так полюбить. По крайней мере за прошедшие пять лет этого так и не случилось.

— Мы приехали, — дернул меня за руку малыш. — Ты сама позвонишь бабушке Люде, Маш?

— Да, — отвечаю я. — Но тебе тоже дам с ней поболтать. Только не выдавай меня, как в прошлый раз, а то бабушка расстроится.

У нас сложилась странная процедура. За эти годы мои родители уже так привыкли и к Машке и к Кириллу, что воспринимают их как вторую дочь и внука. Так что даже звонят Киру каждый вечер, как родные бабушка и дедушка и желают спокойной ночи.

В какой-то степени мы действительно могли бы стать родными, если бы я вышла замуж за Никиту, но я не уверена, что между нами всеми сложились бы такие тесные взаимоотношения в таком случае.

До такой степени нас сплотила лишь общая боль.

— А мороженого ты мне купишь, Маш? — спрашивает у меня Кир, когда мы за руку проходим мимо супермаркета. — Я с сомнением смотрю на него.

— Ну, лето же, — недовольно ворчит ребенок, и тут же пытается подлизаться. — И я тогда не скажу бабушке Люде и дедушке Вадиму, что ты опять вчера ночью плакала, а наутро у тебя глаза были красные и запухшие, как тогда, когда я тебе случайно в глаз песком попал.

— Шантаж — это плохо, — твердо говорю я.

— А если по-другому своей цели не добиться? — тянет Кир меня за руку в сторону раздвигающихся дверей.

— Все равно плохие поступки достойны не поощрения, а наказания. Если ты нажалуешься на меня моим родителям, то я на тебя нажалуюсь твоей маме, и она вообще месяц тебе мороженого не будет покупать. — Кир забуксовал, серьёзно задумавшись, а потом выдал:

— Маш, а давай, я не буду рассказывать про тебя, а ты про меня и мы себе сегодня покупаем шоколадное мороженое в качестве поощрения? Ведь не ябедничать — это же хороший поступок?

Я улыбаюсь и почему-то вспоминаю плюющегося моим варевом гостя Ромыча, как называет своего работодателя Машка.

— Ладно, Кирюш. Я куплю нам мороженое.

— Договор! — бойко протягивает мне руку ребенок. — Две порции мороженого на каждого и за нарушение устного договора штраф в размере третьей порции.

— Две порции? — присвистываю я. — Кир, а у тебя ничего там не слипнется?

Кирюха с недоумением на меня смотрит:

— Женщина, я настоящий мужчина! Я должен много есть!

Я удивленно приподнимаю брови.

— Ну, ладно. Пойдем уже, настоящий мужчина. — Протягиваю ему руку, мы совершаем свой маленький ритуал, по нашему особому секретному рукопожатию, и я добавляю ему:

— На будущее, Кирюш. Когда вырастешь, настоящий мужчина не требует у женщин мороженое, он им сам его покупает, иначе его все называют обидным словом альфонс. Человеком, который живет за счет женщин.

— Но я же еще маленький настоящий мужчина, — расстроился Кирилл, и я треплю его по макушке.

— Поэтому я и говорю, когда вырастешь. И начнешь сам зарабатывать.

— Когда это случиться, — задумавшись, отвечает ребенок, — я верну тебе все порции мороженого, которое ты и мама мне купили.

— Зачем это? — удивляюсь я.

— Потому что я настоящий мужчина и должен отдавать долги, особенно женщинам.

— Кир, но мы же тебе не чужие, в конце концов. Кто еще тебе это должен покупать, если не мы?

— Все равно ты веди учет, чтобы я знал, сколько мне нужно заработать денег.

Я качаю головой.

— Хорошо, — говорю. — Когда ты вырастешь, ты купишь мне столько мороженого, сколько я, по-твоему, заслужила. Одну или две порции. — Неопределенно машу я рукой. — Если я тебе была плохой теткой, то одну. Если хорошей, то две. Договор! — Снова протягиваю ему руку. Кир проделывает своей рукой нашу маленькую процедуру утверждения договора, и, с силой стиснув ладошки друг друга, мы пару раз скрепляем их на разном развороте и сжимаем в кулак. — Не забудь! — Серьёзно говорю я ему. Кир кивает головой, и мы заходим в отдел с мороженым.

Уже гораздо позже вечером, когда мы с Кирюхой и моим толстым котом Гвоздём после ужина развалились на диване перед телевизором, моя мама решила нам сама позвонить. После того, что со мной случилось, родители звонят мне каждый день.

— Да, мам, — лениво дотянулась я до телефона. На экране телевизора у героев что-то шумно взорвалось, и Кир вскрикнул, подпрыгнув на диване.