Ферапонтов кивнул и задумался, присев на подоконник. Полевой встал с ковра, прошёлся по комнате и обратился к коллеге:

— Что-нибудь ещё интересное есть? Нужна помощь?

— Разве что финансирование. У них «Уэбли» и «Винчестер» последней модели, тротил в изобилии, «Руссобалт» из первого послевоенного выпуска и среднего качества «Форд», как минимум две квартиры для явки и один телефонный аппарат. Простая ячейка анархистов без громких эксов такое себе позволить не сможет. Я убеждён, что их куратор неплохо снабжает своих подопечных. Это занятно.

— Попробуйте раскопать, откуда финансирование. Я в Вас не сомневаюсь.

Друзья пожали руки. Рихтер докурил, притушил окурок ногой и отправил носком сапога под кровать. Посмотрел на подчинённого:

— Шлаевский, войдите в контакт с Катажиной. У Вас с женщинами хорошо выходит — вот и используйте свой талант. Разговорите пани, вытащите всё, что сможете.

— Она незамужняя, так что панна...

— Да хоть панночка, мне плевать. Считайте, что это приказ: соблазните её и сделайте нашим информатором. Мы должны узнать, на кого и когда готовится покушение или какая там акция. Мне чертовски не нравится, что наше управление проворонило такую ячейку. Надо исправлять.

Младший лейтенант вздохнул и кивнул. Ему, конечно, хотелось бы оказаться в одной постели с Катажиной, но никак не по приказу Рихтера. Да и вообще, идея работать под прикрытием нравилась Михаилу всё меньше и меньше. Тем временем полковник посмотрел на часы.

— Всё, господа офицеры, расходимся. Встречаемся так же ровно через семьдесят два часа, бордель «Шаловливая киска», что на Пятницкой. Подполковник, постарайтесь установить личности, кого сможете. Андрей, с Вас аналитика по возможной цели и месте, на случай, если они будут страховаться до последнего. Михаил, приказ у Вас есть, действуйте. Удачи!

Офицеры разошлись по одному. Последним комнату покинул Шлаевский. Он ещё долго курил и потягивал абсент в баре. Затем выругался на чём свет стоял и ушёл во вьюгу рассвета.

***

Очередная «ставка» затянулась. Войцех опоздал минут на двадцать, потом ещё задержался в гостиной с сумкой взрывчатки и оружия, негромко обсуждая что-то с Гвоздём. К товарищам вышел хмурый и злой, вместо разговоров обложил всех матом и принялся заливаться водкой. Начали лишь в сорок минут девятого.

Гвоздь очень обстоятельно и подробно рассказал, у кого какая позиция. Как и ожидал Шлаевский, Арон и Маршал должны были быть со стороны коридора, он сам и Малпа — с другой, а внутрь планировалось направить Войцеха с Гвоздём. Катажина и Кюри будут ждать в укрытии за рулём машин, Аполлинария водить не умеет, поэтому просто медик. Латыш был весьма посредственный оратор, а потому многие пункты пришлось повторить несколько раз для Маршала и Арона. Чтоб не подавать виду, младший лейтенант счёл нужным докопаться до путей отхода, кто кого прикрывает, сохраняются ли пары и так далее, чем ещё больше всех запутал. В итоге в самом конце Кюри попросил повторить конкретно его действия: Войцех обматерил товарища и вышел из-за стола на время, а Гвоздь выругался на латышском и решил рассказать всё с самого начала.

В конце концов, решили завтра собраться в то же время и повторить всё ещё раз. Конкретная цель и дата не уточнялись, однако Войцех хмуро заметил: «Ничего, успеем», после наскоро оделся и вышел на лестницу с Малпой. Шлаевский выскочил следом и услышал обрывок разговора спускающихся мужчин, обсуждавших, в какую пивную податься. На цыпочках поднялся этажом выше, замер в ожидании. Вскорости квартиру покинул Гвоздь под руку с Аполлинарией: девушка была перевозбуждена и всё время щебетала, у блондина дёргалось лицо. Спустя ещё пару минут вышли Кюри, Арон и Маршал. Грузин громко спорил с евреем и доказывал ему необходимость «лична стрэлять гадов», размахивая руками, в то время как Арон отбивался, дескать, его план с гранатами был ничуть не хуже. Кюри же увлёкся и стал рассуждать о возможностях тротила.

Михаил выждал минут пять, спустился обратно и негромко постучал. Послышались шаги, за дверью раздался приятный тихий голос:

— Кто?

— Pan Płomień.

После короткой паузы дверь отворилась и девушка впустила гостя.

— Что-то забыли?

— Tak.

— Проходите.

Шлаевский прошёл в комнату, постоял немного на месте, покачиваясь на каблуках и в нерешительности сминая в руках кепку. Выжидательно посмотрел на Катажину — девушка взгляд не отвела, но слегка зарумянилась, приблизилась к офицеру:

— Может, Вам помочь? Что Вы оставили здесь?

— Moje serce.

Контрразведчик стремительно притянул подпольщицу к себе и поцеловал в губы. После поцелуя девушка легонько его оттолкнула и упёрлась локтями мужчине в грудь, но руки с талии убирать не спешила.

— Пан, не стоило этого делать. Нельзя. Прошу Вас, уходите.

— Почему же? Я Вам не нравлюсь? Вы не свободны?

— Нет. Дело не в этом...

Не дав девушке договорить, офицер снова прижал её к себе в поцелуе, на этот раз более длительном. Грудью Михаил почувствовал, как упор Катажины слабеет и попытки оттолкнуть его сходят на нет. Разъединив губы, Шлаевский слегка откинул голову назад, поднял правую руку с талии девушки и очень нежно провёл пальцами по шее и скуле, поправив после прядку волос за ухо. Взяв полячку за подбородок, повернул её лицо к себе так, чтобы их глаза встретились:

— И в чём же дело, piękna Katarzyna?

— Войцех. Мой брат убьёт Вас, если узнает. Пожалуйста, давайте лучше не будем...

— Войцех с этой обезьяной ушли пить, до утра вряд ли вернутся. А даже если вернутся — я готов умереть за Вас, только подарите ещё один поцелуй, moja droga.

При этом целовать Михаил не спешил, лишь в ожидании смотрел девушке в глаза. Подпольщица оглянулась на входную дверь, несколько мгновений поборолась сама с собой, а затем обняла лицо офицера руками и впилась ему в губы страстным поцелуем. Контрразведчик крепко обнял Катажину, после же долгого поцелуя аккуратно отстранил, подхватил на руки и понёс на кровать в соседнюю комнату.

Уложив полячку на перину и скинув пальто с пиджаком, Шлаевский начал целовать ей левую руку. Поднялся по предплечью, перескочил на шею. Наконец, их губы снова соприкоснулись, а руки контрразведчика нащупали застёжку платья. Покончив с ней, Михаил стянул с девушки тёмно-зелёный бархат и положил его на стул, погасил керосинку и начал расстёгивать рубашку. Нежные тонкие пальцы заскользили по торсу офицера вниз, снимая брюки. Шлаевский слегка подтолкнул Катажину, оказался сверху и медленно пошёл поцелуями от подбородка до груди, освободил её от лифа, немного поласкал и продолжил спуск, дойдя до ступней и стянув с девушки панталоны. Улыбнулся и стал двигаться в обратном направлении, прислушиваясь к интенсивному дыханию полячки. Побыв сколько-то внизу и услышав её первые стоны, контрразведчик прижался лицом к часто вздымающемуся животу девушки, вырвал ласками груди негромкий вскрик из своей партнёрши и слился с ней...

Проснулся Шлаевский от нежного поцелуя. Протёр глаза: Катажина лежала на боку, подперев голову, и с улыбкой смотрела офицеру в глаза, запустив пальцы левой руки в волосы на груди мужчины. За окном начинало светать. Михаил поцеловал девушку и попробовал притянуть к себе, но она его остановила:

— Не стоит. Иначе я не смогу себя сдержать.

— И что в этом плохого?

— Эх... Войцех скоро придёт. Я это чувствую. Тебе пора собираться и уходить. Пожалуйста, не подставляйся.

Контрразведчик вздохнул. Нехотя встал, собрался. Уже в прихожей обнял подпольщицу за талию и горячо расцеловал в лицо, задержался на губах. Катажина со вздохом отстранила от себя любовника:

— Я же сказала, тебе надо уходить. Пожалуйста, не мучай меня.

— Эх... Ладно... До вечера, drogi.

— До вечера... Хотя, постой. Михаил — твоё настоящее имя?

Шлаевский улыбнулся:

— Tak. А что?

— Буду молиться Богородице и за тебя тоже. Чтобы ты не погиб.

Офицер ничего не ответил, лишь, не отводя взгляд от её лица, задержал на несколько мгновений руку Катажины в своих и крепко сжал. Девушка начинала стремительно краснеть. Чмокнула контрразведчика в губы, открыла дверь. Когда он уже сделал шаг за порог, вдруг притянула к себе и быстро прошептала на ухо: