— Вы правда так думаете?
— Уверен! Ух, знали бы Вы, сколько таких кошечек я в своё время уложил на постель в нумерах. Одну удалось уговорить даже прямо там, за кулисами. Это было незабываемо. Вот помню...
Начавшаяся опера помешала полковнику фон Гринвальд-Рихтеру подробно рассказать о своих любовных приключениях. В антракте Михаил поступил, как посоветовал коллега, а после спектакля Марта Скорцетти действительно сама подошла к поручику и завела разговор. Рихтер подмигнул Шлаевскому и быстро растворился в толпе. Когда Михаил, уже держа Марту под локоть, выходил из театра, ко входу подъехал знакомый «Руссобалт М1931». Полковник козырнул Шлаевскому:
— Михаил Владимирович, извольте-с ехать. И Вашу прекрасную спутницу подвезём — вот-вот дождь снова начнётся, не пристало такой красоте пешком ходить.
Марта кокетливо улыбнулась своей сияющей улыбкой, поручик же элегантно усадил её на заднее сиденье, сам сев рядом. Во время езды девушка как бы невзначай придвинулась поближе к своему спутнику, так что их плечи соприкасались всю дорогу. Когда «Руссобалт» остановился возле фешенебельного отеля, прима позволила Шлаевскому задержаться губами на её руке несколько дольше, чем это разрешали рамки приличий...
***
Михаил уже в седьмой раз посмотрел на часы. Было пять минут седьмого. Марта опаздывала. Или решила не приходить вовсе? Нет, не может такого быть. Просто дама должна опаздывать.
На этих мыслях приятный мягкий голос вырвал его из задумчивости:
— Поручик Шлаевский?
Он обернулся. Марта смотрела на него с лёгкой улыбкой, взгляд придирчиво скользнул с парадной, но несколько старомодной, тройки на букет алых роз, который он неумело ей протянул. Девушка элегантно приняла цветы, кокетливо улыбнулась и пошла к Тверскому бульвару, задавая темп. Шлаевский попробовал было взять её под локоть, но Марта аккуратным движением дала понять, что пока для этого рано. Хватит с него поцелуя руки при встрече.
Когда они были уже в районе Лубянки, небо стало стремительно темнеть и хмуриться. Поручик как бы случайно предложил зайти Марте в ближайшую ресторацию, к которой её усердно вёл. Прима кивком согласилась. Швейцар на входе принял у девушки пальто и расшаркался:
— Госпожа Марта! Прекрасно выглядите, как и всегда!
— Спасибо, Жожо.
Шлаевский закусил губу: ему и в голову не пришло, что каждый второй кавалер ведёт светскую львицу в элитный ресторан в центре. Идиот! Надо хотя бы с выбором напитка не оплошать.
Поручик придвинул своей спутнице стул, сел сам и взял меню. Бегло просмотрев цены, понял, что стоило всё-таки одолжить у полковника сотню-другую, как тот и предлагал. Ладно, надо вспомнить его урок про вина. Цветы же сработали. Вроде бы...
— Господин и его прекрасная спутница готовы сделать заказ? — обратился к Шлаевскому быстро подоспевший официант в малиновой ливрее.
— Будьте любезны, бланманже и «лафит 1860», с южных склонов.
Марта неожиданно дёрнула левой бровью в красивом изгибе, подняла на поручика взгляд и едва заметно улыбнулась.
— Будет-с исполнено. Что будет джентельмен?
— Крепкий кофе с коньяком. Только не «Багратион», что-нибудь приличное. Скажем, «Мартель», урожай девятьсот шестого года.
— У месье прекрасный вкус. Будет-с исполнено.
Официант удалился, а Михаил постарался завести разговор. На ум ничего лучше не пришло, как вспомнить беседу Рихтера и Дрейзера в столовой. Писатель вроде бы богемный.
— Вы читали последнее творение Хэмингуэя? Неожиданно сильно, не правда ли?
Марта снова улыбнулась, теперь искреннее и теплее.
— А у Вас не только в алкоголе хороший вкус, Михаил.
Разговор завязался и пошёл быстро и непринуждённо: пара даже не заметила появления официанта с их заказом.
Смеркалось. Моросил мелкий дождь. За окнами «Императрицы Елизаветы», самого популярного ресторана столицы, загоралась тёплыми огнями вечерняя Москва. Возможно, если бы Михаил присмотрелся, он бы увидел за соседним столиком кумира своей гимназической поры, модного нынче писателя Булгакова, его тёзку. Однако поручик Шлаевский не замечал ни известного писателя, ни огней Москвы, ни даже уже давно остывшего кофе с коньяком. Для него существовали только они — изумруды её глаз.
Марта не сводила с него изучающего взгляда. Продолжая критично оценивать мужчину по всем пунктам, от ухоженности рук до причёски, она, тем не менее, больше не старалась показать ему свой гордый нрав и горячий характер или сразу установить границы дозволенного. Танцовщица просто слушала этот бархатистый баритон и покручивала кольцо с крупным самоцветом на указательном пальце. Поручик то и дело перескакивал с темы на тему, немного картавил от нервного напряжения и порою путал исторические факты и имена. Но кого это волновало?
Когда они вышли из ресторана, уже совсем стемнело. Золото окон отражалось в лужах, воздух был свеж и приятен. Михаил украдкой пересчитывал монеты в своём кармане и прикидывал, хватит ли ему на извозчика, не спуская при этом восторженного взгляда с лица своей спутницы. Вдруг Марта неловко наступила на бордюр и подскользнулась. С молниеносной скоростью Шлаевский поймал её за талию, взяв одновременно нежно и сильно, неосознанно притянул к себе. Их взгляды встретились, и поручик смутился, поспешно убрал руки.
— Мерси.
— Вам стоит быть аккуратнее, Марта, иначе Дягилев лишится своей лучшей примы. Изумруды надо хранить и беречь.
Марта на миг задумалась, на её лице отобразилась игра эмоций, после резко обернулась к поручику.
— Михаил, Вы хорошо знаете Москву?
— Конечно.
— Тогда с Вас экскурсия! Я никогда прежде не гуляла по Вашей столице ночью.
Поручик галантно подал даме руку — на этот раз прима не отказалась. Он повёл её в сторону Яузского бульвара, единственного места Москвы, про которое он мог что-то рассказать из интересных исторических фактов.
Когда они вышли на набережную, снова пошёл дождь. Шлаевский поискал глазами укрытие и притянул Марту под сень большого старого дуба. Тут лишь редкие капли попадали на его шляпу. Внезапно поручик несколько резко протянул руку к вороту пальто девушки и очень нежно, проведя пальцем по шее, снял оттуда крупную каплю. Марта вздрогнула от прикосновения, но почему-то не отпрянула, а как-то инстинктивно, сама не осознавая почему, подалась вперёд. На мгновение их глаза встретились. Девушка почувствовала нечто для неё совсем незнакомое. Неуверенность в себе, неуклюжесть движений. Перевела дыхание, поправила вуалетку шляпы, и только тогда осознала, что её щёки запылали от прикосновения поручика. Марта посмотрела на Михаила странным, затуманенным взглядом, подошла вплотную. Так, что можно было слышать, как бьётся его сердце. Неожиданно для самой себя девушка подняла вуалетку и прижалась губами к гладковыбритой щеке.
— Поручик Шлаевский, Вы настоящий офицер?
— Да... Так точно.
— Тогда обнимите уже даму и поцелуйте её...
***
Солнце уже вовсю золотило купола церквей. В одной ночной рубашке поверх молочно-белого тела Марта сидела на тумбочке в коридоре и наблюдала, как Шлаевский застёгивает пуговицы на своей жилетке. Вчера она хотела съязвить что-то про этот атрибут девятнадцатого века, но сегодня уже не могла вспомнить, что именно. Ну и чёрт бы с ней, какая разница, лишь бы поручику нравилось.
Михаил справился со всеми пуговицами и присел на корточки, чтобы завязать шнурки оксфордов. Девушка, вытянувшись, кокетливо пощекотала точёной кистью ему подбородок. Шлаевский припал губами к её запястью, после стал подниматься выше, покрывая поцелуями сначала руку, а потом и шею.
— Поручик Шлаевский, опоздаете на работу. Полковник снова будет упражняться на Вас в боксе и остроумии.
— И чёрт бы с ним. Я уже опоздал. И готов опаздывать снова и снова ради тебя, — он нежно прикоснулся губами к её щеке и шумно вдохнул запах волос цвета вороного крыла. Марта зарумянилась.
— Но-но, Миша. Не надо так.
— А как хочет моя прима?