— Кристина… это про тебя рассказывал мой сын, — вспомнил он, внезапно перейдя на «ты».

— Что именно? — черт, что там наболтал ему Матвей? Моя симпатия к художнику не переносилась на его отца. Того было просто жаль, но жалость выходила такой, при которой лучше находится на расстоянии, не чувствуя угрызений совести и разочарования в себе и в человечестве.

— Ты ему понравилась. Он просил помочь тебе, когда ты окажешься здесь.

— Уже помогли, — слабо улыбнулась я.

— Долго ты собираешься заниматься всем этим? — новый вопрос ввел меня в ступор.

— Да я бы уже сегодня сбежала отсюда, появись возможность, — ответила в досаде.

— Если бы ты знала настоящее имя покупателя, это помогло тебе? — перейдя на тихий шепот, он заговорщицки наклонился вперед. Изо рта у него неприятно пахло. «Старостью», — подумалось мне, но я заставила себя не отдаляться, позволяя ему договорить.

— Да, — также тихо произнесла я.

Лицо старика, испещренное морщинами и старческой пигментацией, разгладилось на мгновение. Он прикрыл веки, решаясь, а потом прошелестел едва слышно — так, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.

— Захарий умер, и вы не узнаете от него ни слова. Покупателя нашел Матвей. Ему как художнику, намного проще, он вращается в нужных кругах. Сын знает, у кого Библия. Я оберегал его как мог, но не получилось…

Он бормотал еще что-то о сыне, сожалея о том, что с ним произошло.

— Вряд ли я доеду до него, — закончил старик, повышая к концу предложения голос. Я отодвинулась назад, не ожидая такого завершения беседы. От его слов мороз прошел по коже, но в возражениях или утешении он не нуждался, и я не знала, что добавить.

— Я сделаю все, чтобы помочь Матвею, — пообещала Андрею Михайловичу, на что он лишь кивнул, устало прикрывая глаза. — Давайте я подожду Свету на улице, — предложила, понимая, какие испытания сегодня выпали на его долю.

Мужчина махнул слабой рукой, и я направилась к выходу. Зацепившись взглядом за телефон, внезапно остановилась:

— Можно я возьму? Один звонок, и верну назад.

— Делай, что хочешь.

У меня выпал шанс позвонить Белогородцеву, и я решила им воспользоваться. Заперла входную дверь, не особо веря в то, что замок убережет нас от Светки, прошла на кухню и устроилась на полу, возле окна.

Набрав знакомый номер, принялась считать гудки, разглядывая свои пальцы. Под ногтями траурной каймой залегла земля, словно я весь день копала огород. После брождений по кустам руки выглядели неряшливо, и я поторопилась спрятать их в карман.

Я насчитала пять гудков, мысленно обращаясь к Белогородцеву. Ну же, Леха, ответь.

— Да, — услышав его голос, я вздохнула облегченно:

— Это я. С тобой все впорядке? — и услышав положительный ответ, заговорила торопливо, пересказывая события сегодняшнего дня, закончив тем, что нам нужно перепрятать Матвея.

— Я знаю, где его скрывают. Мой человек приглядывает за помещением.

— Ты здесь? Черт, если мы вывезем Когана, нам будет чем торговаться с Бро.

— Я еду, пришлось задержаться, — его слова расстроили меня, я-то думала, что нам удастся сбежать с Тимуром, а Леша довезет до безопасного места.

— Ты узнал что-нибудь новое?

— Да, но не думаю, что теперь это как-то повлияет на творящееся. В доме, который нас заинтересовал, раньше жил начальник бухгалтера, с которым встречался Байсаров. Он умер три с лишним года назад.

— Отчего? — странно, но я ощущаю, как ускоряется пульс.

— Дурацкая история. Поехал заключать сделку, а вечером перед этим познакомился с какой-то телкой. Она подмешала ему в алкоголь лекарство и ограбила.

— Как его звали? — голос вот-вот сорвется на крик, но я сдерживаю себя, чтобы не заорать во все горло. Нет, это совпадение, это не может быть он, не может. Не бывает в природе таких совпадений.

— Михаил Головин.

Услышав знакомое имя, я разжимаю пальцы, и аппарат выскальзывает из ладони, неловко приземляясь на экран. Переворачиваю его, не понимая, что делаю, и вижу трещину, расходящуюся безобразной паутиной по разным краям дисплея.

Именно так и я чувствую себя: будто внезапно у меня выбили почву из-под ног, заставляя падать и разбиваться на мелкие куски, да так, что обратно уже не собраться.

Я знаю Михаила Головина, и знаю отчего он умер, ведь это я убила компаньона Тимура.

В ресторане играет медленная музыка. Три пары, покачиваясь, проплывают мимо, пока я прохожу к своему столу. На мне золотое платье, блестящие босоножки, и в свете ярких цветных огней, гоняющихся друг за другом по танцполу, я чувствую себя светящимся дискошаром.

Достаю сумку, поглядывая на время: клиента нет, а я торчу тут уже минут сорок, не меньше. Мне бы быстрее расправиться с заданием и снова оказаться в городе, внезапно ставшим моим пристанищем, в привычной квартире-клетке.

География нашей работы увеличивается, и сегодня я уже — за сотни километров от привычного места, и это тоже напрягает.

Стоит только представить, что придется заигрывать с очередным мужчиной, как к горлу подкатывает тошнота. Я кручу бокал с вином, держа его за ножку, вглядываясь в зал через красную жидкость. «Ин вино веритас», — усмехаюсь, делая глоток.

— Можно к Вам присоединиться?

Я лениво поднимаю голову и вижу мужчину, — но не того, который мне нужен. Отрицательно мотаю и снова отворачиваюсь, даже не интересуясь, понял ли он с первого раза мой отказ или придется повторить.

Хочется пожалеть себя, рассказать кому-нибудь, как я устала, как одиноко проводить ночи, словно в клетке, проигрывая некогда счастливую жизнь, - только некому. Делаю большой глоток, морщась от кислого вкуса, оставляю бокал и тут же вижу, что в зале появляется нужный мне человек. И пока он не заметил меня, я слегка меняю позу, чтобы подчеркнуть свои формы. Никаких томных взглядов — я так не работаю. Слишком дешево и проблематично.

Он занимает место возле барной стойки и делает заказ. Дорогой костюм, ладно сидящий на его фигуре, темные волосы, которые вполне могли бы быть короче, но, тем не менее, ему идут. Мужчина берет стопку, оглядывая толпу, выпивает залпом — и тогда мы встречаемся с ним первый раз взглядом. Я смотрю две секунды и отворачиваюсь, поправляя волосы, будто слегка смутилась. Еще несколько минут мы играем в гляделки, и бизнесмен не выдерживает. Подходит ко мне, отодвигает стул и садится рядом.

— Привет.

— Привет, — я улыбаюсь краешком губ, и отмечаю, что ему это нравится.

— Давно здесь?

— Нет. Я проездом, решила зайти в местный ресторан, посмотреть, как развлекаются люди.

— Я тоже проездом, — втягиваясь в разговор, начинает он. — Миша.

Я знаю, что его зовут Михаил Головин, и что ему — тридцать два, и откуда он приехал, и каким бизнесом занимается.

— Аня.

Сегодня я — аспирантка, которая едет после небольшого отпуска из дома на учебу. Умные фразы, серьезные разговоры, разбавленные шутками — за час мы успеваем «подружиться». Седой специально оставил меня для этой роли — там, где привыкшие к иному труду девушки не смогут поддержать беседу, я должна выглядеть почти интеллигенткой, а не проституткой. Настороженность в глазах Миши исчезает, приходя на смену расслабленности. Немало тому способствуют и шоты, которые он выпивает один за другим, почти не пьянея.

После недолгий уламываний я соглашаюсь ехать к нему в номер — «во-первых, он ближе, во-вторых, отель круче». Мне, в принципе, все равно, где я буду подмешивать ему в алкоголь клофелин — самое простое и дешевое средство, которым орудуют воришки, шлюхи и я.

Его отель находится в двух улицах отсюда, и я предлагаю ему доехать на такси, но Миша сопротивляется, решая дойти пешком. Мы идем, обнимаясь, и я всячески избегаю поцелуев, стараясь не выглядеть при этом агрессивной. Стоит ему только сильнее прижать меня к себе, как я тут же вижу перед глазами ангар и своих насильников. Живот сводит от ужаса, и каждый раз я замираю на долю секунды, парализованная этим чувством.