— Что-то с машинами?

Паша вдруг приходит в себя, но вместого того, чтобы поговорить со мной, закрывает лицо руками.

— Тина… Корабли не пришли. Там почти лимон в баксах…

— И что? — голосом, хриплым от ужаса, спрашиваю дальше.

— На счетчик поставили…

Я жмурюсь, пытаясь выгнать из головы страшные картины. Хоть на дворе и двухтысячные, бандитские нравы царят также, как и десять лет назад. Я кладу голову ему на колени, не зная, как поддержать Пашу, и глухая боль отдается в сердце.

— Мы выкрутимся, — пытаюсь убедить его, но не выходит. Мы оба не верим в то, что все срастется.

Неделю Пашка ходит с почерневшим лицом, целыми днями пропадая из дома — то пытаясь вычислить, куда делись деньги и почему четыре корабля так и не пришли, то решая, что из нашего имущества можно продать, чтобы наскрести хотя бы часть от назначенной суммы.

Я ощущаю беспомощность, не зная, чем же ему помочь, и чем больше я тянусь к Пашке, тем сильнее он меня отталкивает. Мы ссоримся с ним в пятницу вечером, и Белогородцев не приходит домой ночевать. До двенадцати я лежу, глядя в потолок и давлюсь слезами, а потом все-таки хватаю мобильный и спешно набираю его номер.

Короткие гудки, молчание. Тревога съедает меня, подмывая выйти из дома, но я не знаю, куда идти и кому звонить. Набираю номер друга — того самого, белобрысого, но и он не отвечает мне. Ночь, он спит, успокойся Тина, успокойся и возьми себя в руки!

Аутотренинг не помогает, с пяти утра я торчу в коридоре, одетая, но так и не решаюсь выйти. Куда мне отправиться? А если во время моего отсутствия появится Пашка?

Терпение на исходе, и когда в половине шестого с улицы раздается шум подъезжающего автомобиля, а следом — хлопок двери, мне кажется, будто в голове взрывается снаряд. Выскакиваю на балкон второго этажа и оседаю, зажав ладонью рот. Через дорогу от дома, возле фонарного столба избитый и окровавленный, лежит, подтянув ноги к груди, мужчина.

Я выскакиваю на улицу, все еще отказываясь верить тому, что вижу. Подлетаю ближе, кутаясь в плащ и охаю. Никаких сомнений не остается — это Белогородцев. Я оседаю перед ним на колени, боясь дышать, закусывая губы до крови. Тянусь дрожащей рукой, запрещая себе думать, и облегченно вздыхаю. Из разбитого рта вырывается шумный вдох, а глаза смотрят бессмысленно мимо меня.

Паша пытается что-то сказать, и я наклоняюсь еще ниже, шепча что-то утешающее.

— Только ее… — произносит он, прерываясь, чтобы выдохнуть, — только ее не трогай!

Я чувствовала себя разбитой. Слова Тимура до сих пор отдавались эхом в ушах, заставляя переживать недавнюю сцену снова и снова. Что на него нашло, черт возьми? Точно он был не в курсе, что мы оба — заложники обстоятельств, и действительность ни у него, ни у меня не вызывает добрых чувств? Может, так проявлялась ревность человека, привыкшего быть собственником во всем, не знаю — Байсаров продолжал оставаться темной лошадкой. Но тем не менее, думать о том, что сегодня мне еще идти на свидание с Коганом, было невыносимо. Точно к измене родному человеку готовлюсь… К кому Тина? К тому, который сказал, что лучше тебя не знать? Я ощутила горечь во рту, но еще горше было на душе.

Я вышла на балкон, свешиваясь за перила. Байсарова во дворе не оказалось — возможно, он лишь нуждался в поводе, чтобы в очередной раз сбежать из дома в одиночестве. «Дома», — повторила я, хмыкая.

Я постояла еще пару минут, собираясь с мыслями, а после отправилась выбирать одежду — в последние дни все мои заботы сводились исключительно к этому. Долго пялилась в чемодан, так и не решаясь разложить вещи в шкаф. Выбрала длинную футболку, джинсовые шорты и кеды. Не самый романтичный образ, но и соблазнять Матвея сегодня я не планировала. Пусть Макс хоть лопнет со злости, но спать по принуждению ни с одним мужиком вокруг я не буду даже под страхом смертной казни.

Грустно усмехнувшись, я схватила брелок от автомобиля и отправилась к лифту, еле переставляя ноги.

В подземном гараже было прохладно. Я завела двигатель, врубила музыку погромче, чтобы за звуком из колонок не слышать собственных мыслей, и медленно выехала из парковки. Солнце слепило в глаза, и пока я искала в бардачке очки, стоя перед светофором, заметила Байсарова. Он торчал на остановке, собираясь перейти дорогу, и не сводил взгляда с дома, находившегося напротив нашего. Пешеходам горел зеленый, но Тимур не замечал, как мешает людям, занимая свободное пространство на тротуаре перед «зеброй».

Я ждала, когда супруг обратит на меня внимание, но сейчас он был далеко отсюда — где-то в собственных воспоминаниях. Загорелся разрешающий свет, и я поехала дальше, скрываясь в потоке машин, до последнего не выпуская из поля зрения Тимура. Когда его фигура перестала отражаться в зеркале заднего вида, я выдохнула. Не просто так Байсарова интересовал этот дом: он явно либо жил здесь, либо часто бывал. Интуиция точно кричала мне: все не просто, Тина.

Нужно будет поспрашивать соседей, решила я. Возможно они смогут рассказать мне что-нибудь интересное о человеке, с кем я сплю в одной квартире.

Дорога до Когана заняла до обидного мало времени. Я притормозила возле многоэтажки с закрытым двором, размышляя, где лучше припарковаться. Охранник не пускал меня внутрь, а Матвей не отвечал на звонок.

— Извините, работа такая, — посетовал охранник, разводя руки в сторону.

— Ничего страшного, — махнула я, крутя телефон. Художник не перезванивал и от скуки я зашла в список контактов и зависла над «мамой». Фальшивый муж уже есть, теперь и фальшивые родители появились. Все вокруг — одна сплошная фальшивка красивой жизни, такая же блестящая и ломкая, как стекляшка, выдающая себя за бриллиант.

Недолго думая, я нажала на вызов, гадая, кто мне ответит.

— Да, доченька, — совершенно неожиданно голос оказался молодым. А кого я себе представляла? Взрослую женщину, изображающую мою родительницу? Смешно.

— Здравствуй, мама, — осторожно ответила я, пытаясь понять, знаком ли мне собеседник.

— Что-то случилось, птичка наша? — клянусь, интонация один-в-один как у Макса. Представив его в девичьем обличии, я едва сдержала смех, отвечая «матушке»:

— Нет, все хорошо, позвонила узнать, как у тебя дела.

— Ты смотри, не волнуй матушку такими звонками, а то я могу и расстроиться, — выделив последнее слово, словно угрозу, произнесла женщина.

Светка! Это точно она, дрянь. Так и вижу ее довольное лицо.

— Да я думала, может брат мой рядом, давненько не общались, — ядовито ответила ей.

— Птичка, он так занят, что лучше его не тревожить.

— Вы такие деловые все, мама, что страшно отвлекать, — не выдержала я.

— Вот и правильно, вот и не отвлекай. Пока, Кристиночка.

— До свидания, мамочка.

Я передразнила Светку, высунув язык, и отбросила телефон в сторону, совсем забыв, куда приехала и что собиралась делать. На кой черт мне нужен ее номер? Интересно, у Тимура в мобильнике тоже она вбита? Как мама или как теща?

Пока я думала обо всякой ерунде, охранник открыл мне шлагбаум, пропуская внутрь.

— Позвонил ваш, готово.

Я поблагодарила, пытаясь понять, когда Коган заприметил меня, и поехала вперед в поисках свободного места.

— Тина! — Матвей стоял возле второго подъезда, в светлой, просторной рубашке с закатанными рукавами и бежевых шортах. Привычные уже очки скрывали его глаза, — давайте сюда.

Он опустил железный трос между двумя столбиками, один из которых я чуть не задела правым боком.

— Паркуюсь, как могу, — улыбнулась, останавливаясь рядом с ним, хотя особой радости не испытывала — только усталость.

Что же творилось в душе художника, для меня и вовсе было загадкой.

— Главное, что все целы, — ответил он, приглашая меня пройти вперед.

Мы поднялись в чистом лифте на третий этаж, где за обыкновенной дверью квартиры в типичной многоэтажке скрывалась настоящая галерея. Едва перешагнув порог, я тут же начала вертеть головой, вглядываясь в картины, украшавшие все стены, куда хватало взгляда.