Теперь вишни были мертвы. Их стволы будто бы обгорели, а ветви превратились в черный хрупкий клубок того, что когда-то было ветками, листьями, цветами, плодами. Они еще сильнее выделялись на фоне роскошной усадьбы, словно воплощение смерти и страдания. Первой мыслью Эстии было, что деревья сгорели. Но ни одно обычное пламя не убило бы их так одинаково. Оно не сохранило бы так много толстых ветвей. И если деревья погибли от пожара, то почему их не вырубили? Король Смегин мог посадить другие, чтобы те снова приветствовали гостей.

И тут Эстия заметила что-то тяжелое, свисающее с некоторых ветвей. Как только она разобрала, что это, то сразу же заметила по крайней мере по одному такому предмету на каждом дереве. На трех деревьях висело по два.

– Ваше величество! – прошептала магистр Фасиль: предупреждение. Можно было и не объяснять.

Это были люди. Мужчины? Женщины? Сожжены заживо? После того, как их подвесили?

Не сознавая, что она делает, Эстия направилась к деревьям. Она перешла на бег. Дыхание ее прерывалось.

За ее спиной звучали голоса, но Эстия их не слышала. Рядом бежала Лилин. Командующий Крейн догнал ее с мечом в руке. Магистр Фасиль передвигалась медленнее. Крейн крикнул что-то, что удержало первого офицера и всех остальных.

Среди мертвых деревьев королева Эстия увидела правду. Это были люди. Мужчины или женщины, она не могла сказать: их тела были сожжены до черных корок плоти, цепляющихся за обугленные кости. Но они погибли не от повешения. Вокруг груди их поддерживали толстые кожаные ремни. За эти-то ремни несчастных и подняли на деревья, прикрепили к ветвям, а затем подожгли.

«О, отец! – простонала про себя Эстия. – Что ты наделал?»

Это и есть твой дар? И это я унаследовала?

Каждый вдох причинял ей боль, но королева не чувствовала ее. Сожжены?.. Она не могла окончить вопрос. Она боялась, что знает ответ на него. Ее тошнило. Сожжены?..

Желчным голосом магистр Фасиль объявила:

– Это нуури, ваше величество. Король Смегин использовал их, чтобы тренировать свою Казнь. Он хочет добиться точности поражения. Он жаждет причинять жестокость, не убивая. Эти нуури умерли, чтобы он мог усовершенствовать свое мастерство.

Он оставляет их висеть здесь, чтобы другие нуури могли видеть их и боялись его.

Мгновение спустя Эстия была потрясена, заметив, как одно из тел открыло глаза. Боль, отраженная в них, поразила ее как удар молнии.

Все еще живы? Боги! Они все еще живы?

Изрыгнув проклятие, Крейн прыгнул вперед. Прежде чем Эстия успела что-либо понять – прежде чем она успела что-либо подумать, – взмахнув мечом, он отсек живую голову от тела. Когда голова коснулась земли, ее глаза еще были открыты, с ужасом взирая на искривленные ветви, где погибли друзья и родственники.

Служительница Духа своим обычным хрипловатым и одновременно нежным голосом заметила:

– Я бы сперва спросила его.

Крейн обернулся к ней. Он выглядел так, словно собирался заплакать.

– Спросила его? – воскликнул он. – С какой целью? Чтобы продлить его мучения?

Лилин пожала плечами.

– Чтобы определить, жив ли он еще. Если бы он оказался жив, я бы убила его помягче. Так, чтобы он не увидел моего клинка. Он понял бы только то, что его освободили.

Теперь он не нуждается в милости.

Эстия не могла не задавать вопросов. Сгорел от молнии? И все еще жив? Чтобы ее отец мог потренироваться?..

Она не ожидала, что столкнется с преступлением ужаснее, чем обращение нуури в рабство, чем каторжные работы до истощения, до смерти.

«Он уверен, что его магический дар служит ему».

Да что за чудовище ее отец?..

«Это не так».

От королевы ожидали каких-то слов. Она должна была противостоять своему отцу. Зачем же еще она пришла? Ее ответственность не уменьшали ни масштаб этого злодеяния, ни жестокость, с которой оно было совершено, ни подступавшее к ней чувство тошноты.

«Он был порабощен своей же собственной силой».

Королева Эстия не плакала. Несмотря ни на что, она не плакала. Но когда она заговорила, горло ее сдавливали слезы.

– Ты все время говоришь «он».

Служительница Духа кивнула.

– Да, ваше величество. Если они нуури, то это должны быть мужчины. Женщины больше. И свирепее. Если бы король Смегин захватил одну из них, нуури бы сразу начали войну, они бы не ждали.

– Тогда нам в какой-то степени повезло.

Королеве Эстии не нужно было принимать решение: она уже приняла его. «Я знаю, о чем вы хотите спросить меня, милорд, – говорила она мужу. – Когда я вернусь, я отвечу вам». Залп горящими стрелами был бы достаточным ответом. Ее воины могли бы сжечь и усадьбу, и все прочие строения здесь до основания.

Но тогда начнется сражение. Амиканские воины лишатся жизни. Ее отец погубит многих, прежде чем погибнет сам. Если погибнет. А у нее так и не будет возможности понять его.

– Я видела достаточно. – Она повернулась к дому. – Я не буду ждать, когда меня соизволят заметить. – С каждым словом ужас и негодование ее росли. – Командующий Крейн, возвращайтесь. Пусть все остаются там, где они сейчас. Не давайте им повода для паники. Если вы потребуетесь, – она имела в виду, «когда вы потребуетесь», – вы сами это поймете.

Отошлите ко мне первого офицера.

Не глядя на заклинательницу, она добавила:

– Выберите, где вам находиться. – Она не верила, что магистр Фасиль будет в состоянии противостоять Казни Молний ее отца. – Заходите, когда сочтете, что настало время.

И королева Амики начала спускаться по склону к убежищу короля Смегина. Лилин сопровождала ее. Силой воли Эстия заставляла себя двигаться медленно, чтобы генерал Саулсес смог догнать ее. Это была ее единственная уступка собственному бессилию.

Когда первый офицер ступил на грязную дорогу, Эстия услышала его спешные шаги. Мгновение спустя он нагнал ее. Он молчал. Он слишком тяжело дышал, и он уже получил необходимые распоряжения. Но он позволил себе взять королеву за руку и остановить ее, чтобы заглянуть ей в глаза.

То, что он увидел, должно быть, успокоило его. Или, возможно, просто напомнило, что его жизнь зиждется на послушании. Вдохнув несколько раз поглубже, генерал повернулся к казарме и сделал то, о чем его просила королева.

Громоподобным голосом он позвал:

– Пултроп! Андерфолл, выходите!

Генерал знал по имени каждого дезертира. Он знал их родителей, их дома, их увлечения. Если бы он мог пробудить их верность или их гордость, если бы он мог заставить их вспомнить, кем они когда-то были – авторитет короля Смегина удалось бы поколебать. Даже головорезы и бывшие стражники задумались бы.

Но королева не видела никаких признаков того, что кто-то слышал командующего – ни в казармах, ни в комнатах слуг, ни в доме.

– Вы дезертиры! – кричал Саулсес немым стенам. – Вы и ваши товарищи! Я пришел за вами. Эстия, королева Амики, здесь, со мной. Она пришла, чтобы вернуть вас!

Пултроп, ты отдал шесть лет службе ей. Андерфолл, ты отдал девять. Теперь вы нужны ей! Больше, чем кому-либо из амиканских монархов, ей нужна ее почетная гвардия. По приказу королевы наказания за дезертирство не последует. Она нуждается в вас. Амика нуждается в вас!

Ответом было только молчание.

Генерал выдохся и сделал короткую паузу. Опасный румянец окрасил его щеки. Глаза выпучились.

– Бригин и его чума! – взревел он. – Немедленно выходите! Я – генерал Трен Саулсес, первый офицер почетной гвардии королевы! Эстия, королева Амики, стоит здесь, со мной! Я приказываю вам выйти!

Королева ожидала, что он потерпит неудачу. Она всегда считала его беспомощным. Но она недооценила генерала. Он был строг с самим собой и требовал того же от своих подчиненных. В некоторых из его воинов, если не во всех, его право командовать засело очень глубоко.

Ближайшая дверь казармы открылась. Какой-то воин вышел на солнечный свет. На нем все еще была форма почетной гвардии.