Закончив собираться, мы с Ловиз отправились к Тарвалю, чтобы вместе идти на праздник. Сегодня гостей развлекали соколиной охотой прямо за оборонной стеной замка. Нам открылось бескрайнее поле и сбившиеся в кучу нарядные «петухи». Все гоготали, вокруг ходили сокольничие с квадратными рамками, на которых сидели их питомцы. На птицах были клобучки, украшенные разноцветными перьями, но они так уверенно держались и крутили головами, что не утратили грозного вида.
Неподалеку стояло несколько деревянных клеток с голубями, слуги доставали их по одному и отпускали, чтобы очередной «петух» натравил на беднягу сокола. Никто не мог спастись от когтистых лап, однако каждая пойманная пташка вызывала ликующие возгласы.
Скучно, а на голубей было невыносимо смотреть. Хорошо, что охота считалась не женским занятием, и для дам поставили шатер. Мы с Ловиз устроились на подушках, далеко от виновницы торжества и ее матери. Они сидели в креслах с огромными вогнутыми спинками, рядом вертелись слуги и предлагали угощения, слышался смех и голоса; я будто с улицы наблюдала за чужим весельем. Достаточно было встать и подойти, но брат велел держаться отстраненно — камеристка обязана это уметь.
Лорд не терялся в толпе благодаря своей оранжевой тунике. Он улыбался и охотно разговаривал со всеми, однако во взгляде читалась глубокая задумчивость. Это выглядело до того печально, что у меня потяжелело в груди. Уверена, это было связано со мной. Наверняка ему досталось из-за того, что привел в замок дочь предателя. Или кто-то наговорил гадостей про встречу с Калсаном.
При мысли о последнем стало неуютно. Я почти физически ощущала его мешочек, привязанный к поясу. От этой вещи исходило тепло, оно проникало в меня и словно готовилось сжечь изнутри. Нужно вернуть ему подарок так, чтобы не оскорбить, еще и забрать назад свой браслет.
Я не дорожила им, но не хотела оставлять в руках колдуна. Зачем-то же он его забрал. Вдруг собирался внушить какие-нибудь мысли или видения? Он и просто так заставил меня реветь и скрести стену, страшно подумать, что будет, получи колдун больше власти.
Подул ледяной ветер. Холод пронзил меня насквозь, даже вздохнуть не получилось. Было неудивительно, что Калсан оказался рядом, словно почуяв мои мысли. Он улыбался хозяйке замка и ее дочери, шутил, кажется — все смеялись, а меня так и тянуло вниз, хотелось лечь и притвориться подушкой.
Длинная коралловая накидка чародея выглядела огромной и развевалась, как парус. Спереди она застегивалась на пуговицы, а большие прорези для рукавов открывали темно-красное котарди. Все маги носили красное, но этот словно истекал кровью. Своей ли?
Не глядя на меня, он прошел мимо и остановился у стола с угощениями. Мешочек на поясе вспыхнул так, что от страха закололо в груди; нужно избавиться от него, немедленно. Схватив Ловиз за руку, я встала и поспешила к чародею. Не хотелось говорить с ним у всех на виду, но другой возможности могло не представится.
Чужие взгляды, казалось, способны причинить боль. Хвала богам, мужчины смотрели в небо, дамы тоже, а слуги занимались своими делами. Я замерла в паре шагов от чародея и посмотрела на угощения: темный виноград, лимонные дольки с сахаром, орехи, вино — нужно было что-то взять, но от волнения не получалось выбрать. В конце концов я попросила Ловиз налить вина, а сама быстро отвязала мешочек и бросила его на стол. Раздался звон, напоминающий удар монеты о мостовую, когда нищим кидали подаяние. В меня будто иголку воткнули — нельзя, чтобы Калсан обиделся, у него же столько власти.
— Прошу, простите, но это слишком дорогой подарок, — залепетала я, стараясь выглядеть виноватой.
— Это честный обмен, — равнодушно ответил Калсан и протянул бокал стоящему рядом слуге.
Воображаемая иголка перестала казаться таковой. Она торчала из позвоночника, не позволяя двигаться и дышать. Нужно было говорить, выманить браслет, но спокойствие Калсана изводило.
— В нем нет необходимости, мне бы хотелось вернуть свою вещь.
Сердце колотилось, и голос дрожал. Он получился до того тихим и затравленным, что вряд ли чародей его слышал.
— Браслет дорог, как память, — добавила я и выхватила бокал у Ловиз, которая без конца толкала меня. Вот наглая девчонка, не видит разве, что не до этого сейчас?
Иголка превратилась в кол, стоило Калсану повернуться. Он уставился на меня и отпил из кубка, размышляя о чем-то.
— Хорошо, если вас это порадует, — так же равнодушно ответил он.
Я не удержалась и резко выдохнула. Нужно будет помолиться Исанне — она без всяких суеверий избавила меня от этого мага. Стоило так подумать, как он снова заговорил:
— Жаль, что вашего брата не утешить так просто.
Калсан вновь поднес кубок к губам, не отрывая от меня черных глаз. Они казались отдельными существами, готовыми прыснуть ядом. Ловиз дергала мою одежду, намекая, что пора идти, а я готова была разразиться проклятьями — зачем колдуну эта игра?!
— Что вы имеете в виду?
— А вы не заметили? — Он изобразил удивление и приподнял брови, но лукавая улыбка выдавала ложь. — Лорд Тарваль весьма расстроен, ведь так старался устроить вас.
Ловиз потянула юбку, и я махнула рукой, надеясь стукнуть камеристку. Пусть не лезет. Ужасно не хотелось посвящать ее в разговор, но нельзя было оставаться наедине с мужчиной.
— Старался? — взвизгнула я, едва сдерживаясь — недомолвки сводили с ума, как голод, как удушье, боль!
— Да, видите ли, друзья дали понять, что им запретили принимать вас на службу в связи с прошлым вашей семьи.
Меня как будто бросили с высоты, и тело разбилось вместе с грезами. Выходит, не будет замка, мужа и свободы? Не будет счастья? Нет, поверить не удавалось, такого просто не могло случиться, боги не жестоки.
— Кто запретил? — выпалила я и шагнула вперед.
Плевать на чужие взгляды и приличия — пусть говорит!
— Я, — невозмутимо ответил Калсан, — ничего личного, просто необходимо, чтобы у вас не осталось выбора, и пришлось обратиться ко мне.
Даже Ловиз угомонилась и оставила в покое юбку. Мне стало жутко, не знаю, что смущало больше: слова чародея, или его интерес. Вздор какой-то.
— У меня есть предложение к вам… — сказал чародей, но я перебила его:
— Мой брат с радостью выслушает его, извините.
Ноги сами понесли меня прочь. Не важно, что необходимо колдуну — пусть идет к лорду, а не насылает чары в темных коридорах.
— Зачем ты говорила с ним, — зашипела Ловиз, — все видели это, про тебя скажут…
— Можно подумать, о камеристках не сплетничают!
— Сплетничают, но мы не подтверждаем сказанное своим поведением!
Я не слушала — если Калсан сказал правду, то все пропало. Нужно было выяснить это, и Ловиз побежала за лордом. Мы встретились неподалеку от шатра, чтобы никто не подслушивал. Тарваль повеселел, а румяные щеки и расстегнутые пуговицы на воротнике придавали внешности озорной вид. Жаль было портить такой момент, но я не удержалась и пересказала все, что услышала от мага. Умолчала только о браслете и таинственном предложении — почему-то казалось, что это стыдно. Нельзя девам разговаривать с господами наедине, неважно, как так получилось.
Брат не стал юлить и рассказал, что его друзья действительно странно себя вели, когда речь заходила обо мне:
— Я чувствовал, что это связано с прошлым твоей семьи, но не думал, что руку приложил сам глава, — вздохнул он, ковыряя ногой землю.
— Ничего не получится?
— Почему же? — Лорд не смотрел на меня, и его слова казались обманом. — Здесь много людей, которым не так важно мнение короля.
— Такое могут себе позволить только очень влиятельные люди. Нужна ли им такая, как я?
— С ними я еще не говорил.
Брат продолжал мучить землю. Он напоминал растерянного ребенка — лгал или знал, что дело проиграно, но надеялся на удачу.
— Боги… — выдохнула я и направилась в шатер, даже не попрощавшись.
Сердце колотилось, а легкие горели. Воздух в них будто испарялся — это от волнения, такое уже бывало. Ловиз плелась рядом и бросала на меня сочувственные взгляды, от которых становилось еще хуже. Какой прок от жалости? Я села на прежнее место и сгорбилась, втайне надеясь, что кто-нибудь станет таращиться — хотелось позлить этих разодетых снобов. Плевать на них, все равно мне не остаться здесь, рядом с красотой и надеждой на будущее. Я вернусь к родителям, в старый темный дом, и до конца дней просижу у окна, наблюдая, как жизнь течет мимо.
