- Условия здесь ставлю я. В случае выполнения моих требований я могу гарантировать вам жизнь, но не свободу. Это при том, что право на жизнь вы давно потеряли. Соглашайтесь, у вас мало времени. Газ поступает, и скоро начнется удушье. Как понял?

- Вас понял. Мы согласны на все. Рабы уже начали дохнуть. Что делать? Прием.

- Рыжий, вы уйдете последними. Сначала партиями по пять человек выпускайте бомжей. Всех, кроме лаборанта. Его оставьте при себе. Эвакуацию начинайте немедленно, только, повторяю, без глупостей. Выход я контролирую!

- Вас понял. Начинаю отправку! Конец связи.

Наступила тягучая, тревожная тишина. То ли от возбуждения, то ли от ожидания меня била мелкая дрожь и противно тряслось колено. Наконец из черной дыры земного ада появилась первая пятерка убогих. Покорно и равнодушно они остановились на небольшой площадке перед входом. Потом, послушные моей команде, кашляя и отхаркиваясь, поплелись вниз по тропинке. Через некоторое время следом за ними спустилась вторая партия. Всего я насчитал человек двадцать - двадцать пять. Теперь мне предстояло самое трудное - заключительная часть операции, и провести ее нужно ювелирно.

- Рыжий, рыжий! Как меня слышишь? Прием.

- Слышу нормально. Мы задыхаемся! Что дальше? Прием.

- Сдайте лаборанту все оружие, жду его на выходе. Потерпите две минуты. Приготовьтесь выходить по одному, но только по моей команде.

Включив фонарик, я с удовлетворением увидел, как мне навстречу увешанный автоматами выходит лаборант. Стволы, словно елочные ветки, топорщились во все стороны, а один автомат он держал в руках. Время вдруг замедлило свой бег, когда я увидел, как лаборант неторопливо поднимает оружие. Выстрелы тоже были какими-то неторопливыми и долгими. Мне казалось, что я вижу каждую пулю, пролетающую в полуметре от меня, а потом земля тихонько качнулась и из черной пасти пещеры начал выползать сине-красный кулак пламени, но еще раньше какая-то неведомая сила, подхватив меня, понесла впереди этого кулака. Последняя моя мысль была о том, что больной мозг лаборанта все-таки воплотил абсурдную идею, сам того не ведая.

* * *

К жизни меня вернул холод. Открыв глаза, я уставился в черное, но уже синеющее небо, которое равномерно покачивалось надо мной. Оно словно убаюкивало меня, успокаивало и просило ни о чем не думать. Так было легче. Если бы не холод, то я непременно внял бы его просьбам и забылся в неге, а какая может быть нега, когда зуб на зуб не попадает. Все случившееся я вспомнил отчетливо и в один миг. Все, до того момента, когда взрывная волна потащила меня невесть куда. Теперь мне предстояла сложная задача: решить, куда именно она доставила нежную душу господина Гончарова. Судя по небесной черноте - в ад. Но тогда почему я миновал обещанный переходный туннель? Нельзя же сразу из цветущей земной жизни тащить в мрачные чертоги ада. Необходима адаптация. Обзорная лекция, наконец. Неужели и здесь, как в России, все через задницу делается? Ну а если так, то и на новом месте Гончаров не пропадет, потому как в этом случае здесь наверняка существует наркобизнес, бутлегеры и прочая сволочь, изрядно надоевшая Сатане. А вообще-то несправедливо получается, Господь Бог, я вам чищу землю от подонков и мерзавцев, а вы меня за это в преисподнюю. Я понимаю, что действия мои немного специфичны, но ведь как у всякого настоящего художника у меня своя манера письма, и ваше определение меня на постоянное место жительства в бесовские палаты кажется мне оскорбительным! От обиды я даже дернул ножкой и очень удивился, что ее не почувствовал.

- Трах-тарарах! - грязно выругался я, но услышал только тишину.

Хохмочки хохмочками, но, кажется, вы, господин Гончаров, либо оглохли, либо контужены, что еще хуже. Доигрался, твою душу! Теперь писаться под себя будем! Хорошо, если только писаться. А кроме того, из ложечки ням-ням будем делать? Будем, куда деваться. Вот только кто эту ложечку подаст? Милосердия твоей Милки хватит ровно на неделю, а что потом? Нет, не хочу! Уж лучше бы тебя пристрелил этот сумасшедший лаборант. А то ведь что получается? Вроде живой человек, а вроде и нет. Обидно. Почему так страшно болит голова? Интересно, болит ли голова у контуженых? И где я нахожусь, в самом-то деле? Лежу на спине, на чем-то твердом и холодном. Под ладонями ощущается холодный мокрый металл. Руки шевелятся. Это уже отрадно. Голова тоже. Ничего не понимаю! Скверно.

Неожиданно подо мною что-то дернулось, и небесная колыбель замедлила амплитуду раскачивания. Какой-то человек, перешагнув через меня, скрылся. Небо светлело на глазах, и, когда он вернулся через некоторое время, я узнал в нем повара. Вдвоем с кем-то они подняли меня и, положив на деревянные носилки, куда-то потащили. Наверное, дорога была ухабистая, потому что меня трясло, как разбушевавшийся отбойный молоток. Тащили они меня ногами вперед, и это травмировало психику. Голова болталась и подпрыгивала, словно теннисный мячик. Но нет худа без добра. Вдруг что-то горячее полилось из ушей, и я услышал, как тяжело и хрипло дышит повар. Головная боль постепенно отпускала.

- Инженер! Что происходит? - попытался я выяснить обстановку, с трудом ворочая онемевшим языком.

- Очнулись, слава богу! Сейчас в баню вас притащим, отпарим и все вам объясним. Все позади! - Отчего-то он опять стал величать меня на "вы".

В крохотной деревенской баньке меня долго парили, терли, выкручивали руки и ноги, пока я всерьез не начал отбрыкиваться. Потом, уже в избушке, мне дали стакан водки и заставили выпить целый литр какого-то целебного отвара. Судя по запаху, для его приготовления потребовался не один килограмм дерьма. Уснул я через пять минут прямо за столом, а проснулся на мягкой перине под пуховым одеялом здоровым и окрепшим, как никогда.

Теперь всегда буду запивать спиртное таким отваром, практично подумал я, поднимаясь.

- Константин Иванович, никак, проснулись? - В горницу, в полосатой пижаме, с подносом в руках зашел повар.

- Где мы? - не давая себе времени расслабиться, спросил я.

- Не волнуйтесь, у своих.

- Где мы? - настойчиво повторил я вопрос.

- У моего батьки, в деревне.

- До города далеко?

- Верст сорок будет, да вы не торопитесь. Нам отдохнуть надо. Поживем здесь дней пять - десять, а там и поедем.

- Некогда мне. Каким чудом я остался жив?

- На то, как говорит батька, Божья воля. Я и сам удивляюсь. Когда послышалась автоматная очередь, я, как мы и договаривались, замкнул цепь. Долбануло так, что и у меня в ушах зазвенело, я даже не ожидал такого результата. Ну, думаю, все, придется мне товарищу Гончарову свечку заказывать, а пока надо деру давать, взрывчик-то был не хилый, наверняка на него съедутся. Два пути у меня было: или дергать вверх по левому берегу, или на сторожевой лодочке на этот берег. Я выбрал второе, потому что здесь батя живет. Думаю, отмоюсь у него, приведу себя в порядок, да и деда обрадую. Они ведь, считай, похоронили меня. Хотя значился я как без вести пропавший. Когда он вчера меня увидел, чуть было от радости не помер. Ага, выгнал я моторку из их потайного места и под берегом пошел на веслах. Темно было, но все равно я разглядел, а точнее, расслышал, как какие-то люди кого-то вытаскивают из воды и собираются убить. Я ведь не знал, что их уже отпустили. Причалил и ахнул. Мои дорогие бомжи все как один живые, невредимые и полупьяные. Спрашиваю одного сипатого:

"Как вы здесь очутились?"

"Инженер, - говорит, - эта сука нас крова лишила!"

"Сипатый, ты что, сдурел? Он же вас на свободу выпустил".

"С... я хотел на такую свободу. Ни выпить, ни закусить! Сейчас ему кишки будем сушить. Избавитель нашелся. А он подумал, где я спать буду? Да ему на нас начхать. Сейчас он за все ответит, козел-освободитель".

"Сипатый, если бы не он, то тебе бы через неделю-другую привязали галоши".

"Ну и что. Зато эти недели пожил бы по-человечески. Где тебе еще бесплатно дадут столько водяры и баланды?"